Первыми на очереди стояли израильские склады. Лучшей мести евреям и не придумать. Предать огласке наличие складов и выжить их из страны. Напугать город насилием на улицах. Все шло по плану, пока Станислав и Айзингер не влюбились друг в друга.

— Ну все! Хватит! — Мурхауз туже запахнул полотенце и пошел прочь от Мэлоуна. — Я иду звонить полицейскому комиссару! Может быть, он пощадит вас. Вы больной человек, лейтенант.

Мэлоун бросился на него, Мурхауз ударился о шкаф, рассек бровь, расквасил нос и в недоумении уставился на свою окровавленную руку. Казалось, он на грани бешенства.

— Ты заплатишь за это жизнью, Мэлоун. Слышишь? Ты умрешь!

— Ты мне грозишь? Послушай-ка, что я тебе скажу, умник. Тот закон, который проповедуете вы, закон улицы, не знает различия между богатыми и бедными. Это улица с двусторонним движением, приятель.

Мэлоун пошел к выходу, но вдруг замешкался, потом развернулся и врезал Мурхаузу в челюсть. Тот обмяк и, ударившись спиной о шкаф, сполз на пол.

Понедельник, 6 июля, ночь

Уэсти Станислав снял гараж на Западной Восемьдесят девятой улице на имя Фрэнка Макмагона. Отсюда, из надежного безопасного укрытия, они нанесут решительный удар. Из окон окружавших гараж многоквартирных домов лилась латиноамериканская музыка. Цветочные ящики на окнах были или пусты, или заполнены бутылками и банками. Мужчины в майках, сидя на корточках на тротуаре, играли в шашки. Из пожарного крана текла струя, под которой резвились дети. На Восемьдесят девятую с проспекта Колумба выехала патрульная машина. Один из игроков поднял голову, посмотрел и снова уставился на доску.

В гараже стояли два грузовика с платформами, на которых громоздились остовы ржавых автомобилей, прикрепленные стальными тросами; с боков их удерживали вертикальные стальные прутья. Каждый из этих автомобилей был набит взрывчаткой, бензобаки грузовиков наполнены горючим под завязку. Пироманьяки пришли бы от такого в восторг.

За грузовиками стоял микроавтобус с дымчатыми стеклами.

Свет от висящих на цепях голых лампочек падал на сидевших по-турецки на одеяле Ахмада Марку и Айбана Язиджи. Еще пять арабов чистили автоматы «узи», тихо переговариваясь и не обращая внимания на больших черных мух, вившихся над ними.

Занглин, Станислав, Келли и Брэмсон играли в карты за раскладным столом. Олдридж Брэкстон с сестрой, сидя на армейских нарах, смотрели телевизор. Олдридж отгонял мух свернутым журналом. Тэа нагнулась поправить усы антенны.

Сдавал Занглин. Он тщательно, нудно тасовал карты, глаза его внимательно следили за игроками сквозь табачный дым.

Станислав, Брэмсон и Келли наслаждались обстановкой. Когда-то Занглин лично расследовал жалобы на превышение служебных полномочий этой троицей. Это было, когда они служили в 66-м участке. Он нашел трех свидетелей, которые видели, как эти полицейские сбросили двух убегавших грабителей с крыши. Еще двух свидетелей он сумел освободить от тюрьмы. Если возникнут сложности по ходу выполнения задания, его приятели ответят за все. Занглин умел выходить сухим из воды.

Он сдал каждому по три карты, открыв одну. Келли везло, у него был туз. Сдавая, Занглин мысленно проигрывал предстоящую операцию, пытаясь найти слабые места в тщательно продуманном плане.

Они должны выехать из гаража в 4.30 утра и направиться к складам Андермана в Куинсе по условленному маршруту. Шесть разбитых машин, набитых взрывчаткой со взведенными детонаторами, надо быстро снять с платформ с помощью крана, которым оборудован каждый грузовик, и оставить возле складов с оружием. Через семь минут — взрыв, грибоподобный огненный шар. Склады превратятся в дымящиеся воронки. Из Куинса они поедут в Гарлем и Эль-Баррио, где взорвут остальной груз, посеяв панику и беспорядки. Люди, думал Занглин, всегда готовы поджигать и грабить, надо только немного их подтолкнуть. О складах с оружием станет известно, и под натиском возмущенных масс израильтяне будут вынуждены покинуть страну. Мурхауз даже предложил оставить на месте взрыва одного или двух мертвых арабов для пущей достоверности и чтобы отвлечь внимание полиции от истинных виновных и направить ее по ложному следу.

Занглин счел идею великолепной. «Братья-мусульмане» и «Черный сентябрь» будут идеальными козлами отпущения.

Пророчества Картера Мурхауза, сделанные во время предвыборной кампании, должны сбыться. У Занглина тоже были причины отомстить тем, кто встал на его пути к креслу комиссара полиции. Во всем этом деле Занглин видел иронию судьбы: как командира отряда спецназа, его призовут подавить мятеж, им же и поднятый.

Мурхауз обещал каждому по двести тысяч долларов за сегодняшнюю работу. Какой легавый не мечтает сорвать столь крупный куш? Он слышал о крошечной стране в Европе — Лихтенштейне, где в банках открывают номерные счета и не задают лишних вопросов, в отличие от швейцарских.

По плану, Брэмсон и два араба поедут в первом грузовике, Келли и два других араба — во втором. Занглин, Станислав и остальные — на расстоянии выстрела сзади в микроавтобусе, готовые вмешаться в события в любой момент. Пока он не находил в этом плане слабых мест. Но, как человек осторожный, Занглин подготовил пути отступления.

Когда все игроки, кроме него, открыли карты, он отвел глаза от Брэкстонов и перехватил выжидающий взгляд Станислава.

— По-моему, пора, — тихо сказал Занглин, открывая свои карты.

Станислав, показал, что понял его, подмигнул и злорадно усмехнулся. Он бросил карты на стол.

— Я — пас.

Потом поднялся, подошел к микроавтобусу, закурил, прислонившись спиной к машине. Он еще не был дома и не подозревал, что квартира подверглась обыску. Прямо из комплекса ОСН вся троица поехала на Манхэттен, где ждала, пока Марку и Язиджи заберут Брэкстонов.

По дороге на вертолетное поле он смотрел, нет ли «хвоста». Шестое чувство подсказывало, что за ними следят, но из-за интенсивного движения проверить было невозможно.

Один из людей Марку ждал их на Кроличьем острове, гадая, почему это место называется островом. Воды там не было. Большой участок земли в форме кроличьих ушей, в обрамлении железнодорожных путей, между Скиллмэн-авеню и Северным бульваром, связанный с внешним миром виадуком Ханивелл в Лонг-Айленд-Сити.

Он вспомнил Сару и рассердился на себя за то, что все еще тоскует по ней. У него никогда не было такой женщины, как Сара. Он привык к девицам, которых подцеплял в барах для одиноких.

Сара была другой, совсем другой. От нее всегда очень приятно пахло, косметика на лице была почти незаметна. И она смотрела на него с тем особым блеском в глазах, с каким женщина смотрит на единственного желанного мужчину на свете. Он никогда не мог понять, что нашла в нем такая элегантная дама. Однажды, когда они были вдвоем в его квартире, он спросил ее об этом.

— Дело в том, что ты такой милый. Мой собственный большой гой, — поддразнила она его.

Они были вместе всего три раза, когда она игриво спросила, нравится ли ему делать кое-какие вещи, приятные женщинам.

— Настоящий мужчина этого не делает, — ответил он.

Она прижалась к нему обнаженным телом и потрепала по волосам.

— Мне бы очень понравилось, если бы ты сделал это, — взяв его голову в руки и подталкивая вниз, сказала она. — Я тебя научу.

Он отдал ей всего себя, а она предала его. Станислав ударил ногой по покрышке, давая выход гневу. Она использовала его, украла секретный список, не уходила, оказывается, от Андермана и смеялась, когда он сделал ей предложение. Каким же идиотом он был! Он счастлив, что убил ее. И это доставило ему наслаждение. Он навсегда запомнил выражение ужаса в ее глазах, стоны, когда он медленно загонял прут в избитое тело, пока Брэмсон и Келли держали ее.

Она так и не заговорила, с невольным восхищением вспомнил он.

Подняв глаза от покрытого масляными пятнами пола, он увидел, что Брэкстоны о чем-то шепчутся, подошел к задней двери микроавтобуса, открыл ее и забрался внутрь. Откинув крышку ящика для инструмента, вынул автомат «ингрэхэм», потом обойму и цилиндрический глушитель. Вставил обойму, привернул глушитель, засунул автомат в бумажный пакет и вылез из машины.