Кино на Гинзе вообще особая тема. С начала прошлого века именно здесь вся страна знакомилась с чудесным миром, открытым братьями Люмьер. Киоски с фотографиями западных «звезд»— «буромаидо» — заняли место лавочек, продававших «юкие», гравюрные портреты артистов Кабуки. Пик же интереса токийцев к «важнейшему из искусств» пришелся на 50-е. Премьеры «Расёмона», «Семи самураев» и других легендарных фильмов, ознаменовавших появление Японии на карте мирового кинематографа, прошли в кинотеатрах Гинзы: тогда их было в чо, наверное, больше, чем ресторанов. Потом «золотой век» потихоньку закончился, поколение Куросавы исчерпало себя, но и сегодня в фойе «Мюльона» вовсю идет рекламная кампания нового местного блокбастера о гибели (в годы Второй мировой) самого большого линкора всех времен и народов — «Ямато». Его огромная модель выставлена на улице прямо посреди района и очень нравится любителям гинбуры.
Шаг X. SONY
Спускаемся чуть дальше по одной из двух главных дорог Гинзы — Харуми-дори, которая начинается у Императорского дворца и тянется до самого Токийского залива. Здесь на нашем пути встречается первый из «великих перекрестков» — Сукиябаси.
Его главный аттракцион — Sony Building. Снаружи — здание без окон, стеклянный фасад превращен в один гигантский экран. Для 66-го года, когда архитектор Асихара Йосинобу придумал такое решение, это было невероятно смело. Внутри, в небольших помещениях, напоминающих каюты межпланетного звездолета, демонстрируются последние электронные новинки фирмы. Все можно не только купить, но и попробовать. Sony Building — это магазин-полигон, где покупатель привыкает к чудесам, сваленным на его голову инженерами и программистами фирмы. Мальчишки увлеченно «режутся» в сумасшедшие электронные игры. Парочка влюбленных, обнявшись, застыла в кресле перед гигантским экраном супертелевизора. Несколько солидных отцов семейств оживленно обсуждают достоинства новой видеокамеры, снимая друг друга и любуясь результатом. Но главный ажиотаж царит у стенда с роботом-собачкой AIBO ERS-7M3 за 2 000 долларов. Аибо умеет узнавать в лицо своих хозяев, будить их по утрам, понимать и отвечать (!) более чем на сто фраз, выражать мимикой шесть чувств («счастье», «гнев», «отвращение», «печаль», «страх», «удивление»). Но главное — он умеет учиться и развивается в абсолютно индивидуальную «личность». Так что все зависит от владельца: если вы будете регулярно играть со своим «питомцем» в мячик, он разучит новые веселые трюки. Особенно млеют от игрушки пожилые домохозяйки. Когда видишь, как они, нежно поглаживая пластиковую спину «самого дорого в мире будильника», умильно воркуют: «Аибо, аибо», становится ясно: корпорации Sony беспокоиться не о чем.
Шаг XI. Бусидо
«Гинза теперь стала местом для таких, как мы. Для тех, кому за 40…» — усмехается Кайрис. Молодежь «тусуется» в районе Сибуйя, где сосредоточены магазины для тинэйджеров и «металлисты» в цепях лениво глазеют на прогуливающихся школьниц в форменных «матросках». Днем матроны из среднего класса делают здесь покупки и рассказывают друг другу новости, а вечером — развлекаются их уставшие после трудового дня мужья. О том же, как они проводят время на Гинзе, пренебрегая аскетическими заповедями кодекса бусидо («Путь воина»), — позже. Сначала о дамах. Весь чо увешан портретами милого и застенчивого юноши в огромных роговых очках: это — любимец всех японок средних лет, корейский артист Бо Йон Юн. Он сыграл обаятельного неудачника в сериале «Зимняя соната», покорившем всю Азию, и теперь его портрет красуется даже на носках стоимостью два доллара. Когда Йон приезжал в Токио, полиция запрещала ему выходить на улицу, чтобы, не дай Бог, не разорвали «на сувениры» обезумевшие поклонницы. Причем феномен популярности этой телезвезды объясняется качествами, противоположными тем, которые привлекают обычно западных зрителей. «Он кажется таким незащищенным и деликатным. Его так хочется пожалеть», — вздыхают даже сорокалетние офис-леди (так в Японии называют деловых женщин). Пожалеть Йона и повздыхать о нем, попутно выбирая себе новое платье или сидя в кафе, — любимое занятие дам на Гинзе...
…А раньше кафе в районе играли более важную — идеологическую роль. То был западный «таран», который пробивал мощную стену азиатского уклада. Японец при всем своем консерватизме довольно гибок в поведении и всегда, если необходимо, готов учиться новым правилам игры. В 20—30-х годах он учился так: сначала, к примеру, в кафе «Коломбина», расписанном «франкофилом»живописцем Фудзита Цугуйи по прозвищу Леонардо, украдкой высматривал знаменитых интеллектуалов, побывавших в самом Париже. Потом заказывал «сукуруми» (искаженное «шу-а-ля-крем», chou a` la cre’me — пирожное с кремом) и с опаской начинал флирт с официантками — «суитогару» (sweet girls — «очаровательные девушки»). Эти бойкие, нисколько не похожие на женщин со старинных гравюр чаровницы в кружевных передниках охотно «учили» и потом «экзаменовали» всех, кто желал освоить премудрости «западного образа жизни». Кроме кафе они подрабатывали «такси-танцовщицами» в дансинг-холлах. Каждые три минуты фокстрота, танго или степа с такими барышнями стоили полторы иены. И наконец, высший «европейский шик» — освежиться молоком. Для прадедов нынешних токийцев оно еще было такой же экзотикой, каким для современного европейца остается кумыс… Все эти чудеса попали на Гинзу после беды 1923 года, вытесняя по ходу дела архаические чайные домики и гейш. Причем места им требовалось все больше, так что вскоре чо расползся к югу, увеличившись вдвое, с четырех чоме до восьми. Тогда же он стал первым высотным районом столицы: здесь поднялись 6—7-этажные дома в фирменном стиле «Азия над Европой» — каменные коробки с колоннами, увенчанные японскими «крылатыми» крышами.
Шаг XII. Синто
Мы тоже выпили «ритуального» кофе с молоком в небольшом кафе прямо под Sony Building. Сам напиток, как обычно в Японии, оказался скверным на вкус, но зато от нашего столика открывался вид на самое красивое здание Гинзы — магазин «Гермес», созданный звездой современной архитектуры итальянцем Ренцо Пьяно. На строительство ушли тысячи стеклоблоков, отлитых по средневековой технологии из венецианского стекла. Каждый из них по-своему преломляет свет, и потому «идеальные» очертания стен, рассчитанные на компьютере, причудливо «дрожат» и оживают как в лучах солнца, так и в свете ночных огней. Между двумя башнями установлена конструкция из расположенных под разным углом зеркал, где почти весь район отражается уже повторно. И чтобы уж окончательно «добить» зрителей, зодчий впаял в блоки, расположенные на уровне человеческих глаз, сами товары, которыми тут торгуют: духи и изделия из кожи. Такая неожиданная реклама, да и весь облик магазина, я думаю, прекрасно передает в западной форме классический японский постулат: «Взявшись за большое дело, не забывай о деталях». Страсть к мелочам у японцев, конечно, от национальной религии, синтоизма, где обожествляется каждый камешек, а вот умение мыслить масштабно, скорее всего, от безбрежности буддизма.
Словно в унисон историкофилософским размышлениям хайтековская часть Гинзы заканчивается, уступая место «токийской Таймс-сквер» — перекрестку Четвертого чоме. Здесь Харуми-дори, по которой следуем мы с Александом Кайрисом, пересекается с Чуодори, основной дорогой этих мест. Ее иногда ошибочно именуют в путеводителях «Гинзастрит». Архитектурное пространство перекрестка организовано вокруг уже упомянутого мной старейшего здания с большими часами на башне, а ныне очень дорогого универмага «Вако». Приобрести что-либо в этом строгом сером доме, похожем на старомодного джентльмена в цилиндре, — мечта любой японки, а в 45-м он уцелел лишь по счастливой случайности. В то время как вся Гинза была до основания разрушена бомбами «Летающих крепостей», «Вако» не получил даже царапины и был реквизирован генералом Макартуром под ставку Восьмой оккупационной армии.
