Возвращаясь на улицу, Рейлли оглянулся через плечо. Хватку, значит, потерял?
Герт ждала его в номере гостиницы. Она не сказала ни слова, лишь вопросительно взглянула на него.
Лэнг в нескольких словах рассказал ей, что и как произошло.
— Я знаю не больше, чем раньше, если не считать того, что у меня его сотовый телефон и паспорт. Я даже готов допустить, что он действительно был всего лишь преступником, рассчитывавшим легко поживиться.
— И для этого вылез из автомобиля и больше получаса ходил за нами?
Конечно же, она была права.
— Вспомни, пожалуйста, нет ли у тебя кого-нибудь в Управлении, кто мог бы в порядке любезности проверить это удостоверение и, может быть, узнать, на кого зарегистрирован номер сотового телефона?
Она поднялась и посмотрела в темное окно.
— Можно устроить.
Данные, соответствующие в Европе американскому номеру социального страхования, позволили бы выяснить не только кредитную историю человека, но и многое другое, начиная от имен родственников и кончая датой и причиной последнего обращения хозяина документа к врачу государственной медицинской службы. Американцев такое расследование несказанно возмутило бы. К счастью, лишь немногие знали, что в США это тоже возможно.
— И хорошо бы еще узнать, кому принадлежит сам телефон.
Она раздраженно вздернула брови, прищелкнула пятками и вскинула руку в нацистском приветствии.
— Jawohl, Herr Gruppenfuhrer! [12]Не прикажете ли заодно и обед подать?
Может быть, она знала о Второй мировой войне не так мало, как ему казалось?
Лэнг решил подыграть Герт, но лишь самую малость.
— В этом нет необходимости. Пока ты будешь общаться со своими должниками, я попробую выяснить, возможно ли где-нибудь в этой гостинице посмотреть компакт-диск.
В гостинице, хотя она и походила на мавританский дворец четырнадцатого века, имелся бизнес-центр, не уступавший тем, какие можно найти в хороших отелях в Соединенных Штатах. Лэнг показал ключ от своего номера симпатичной молодой женщине, сидевшей возле входа, и та проводила его в кабинку, где стояли компьютер и принтер.
— Что-нибудь еще? — осведомилась она по-английски, почти без акцента.
— Нет… э-э… да. — Лэнг посмотрел на клавиатуру. — Я хочу распечатать несколько фотографий с этого диска, но не знаю испанский.
Она кивнула ему с высокопрофессиональной улыбкой, какая, Лэнг нисколько не сомневался, была у нее наготове для любого олуха, способного заплатить за номер в этой гостинице. — Никаких проблем. Позвольте ваш диск…
Она вставила диск в компьютер, нажала несколько кнопок и отступила в сторону.
— Все должно получиться. Если будут какие-то трудности, обращайтесь ко мне.
Лэнг сел перед экраном, почти сразу же запел принтер. Интересно, почему, когда ты моложе, всякие технические новшества не кажутся такими устрашающими?
Черно-белые снимки оказались совсем не такими четкими, как он в глубине души надеялся; то ли фотограф плохо навел на резкость, то ли расфокусировка изображения — следствие оцифровки старых фотографий. Компьютер уловил оттенок сепии, типичный для старых снимков. Чаще всего встречались различные виды фасада одного и того же здания. Лэнг узнал собор Святого Петра в Риме. На одном изображении был запечатлен мужчина на фоне базилики. Он был одет, похоже, в черную военную форму. Лэнг всмотрелся в лицо. Лет, пожалуй, тридцать пять, проницательные глаза и, самая главная примета, шрам поперек правой щеки. Лэнг присмотрелся внимательнее. Какие знаки различия на воротнике кителя? Трудно сказать, слишком расплывчато. Остальные фотографии, похоже, сделали или ночью, или в темном помещении. На них был тот же самый мужчина, только уже в штатском, стоящий перед какой-то скалой, на которой были высечены едва различимые буквы.
Лэнг долго рассматривал этого человека. Его лицо казалось… узнаваемым, что ли? Быть того не может. Он твердо знал, что никогда прежде не видел этого парня, и все же было в нем что-то знакомое. Возможно, кинозвезда или еще какая-то знаменитость минувших лет; вполне вероятно, что Лэнг уже видел это лицо в журналах?
Инспектор совершенно точно сказал, что снимкам около шестидесяти лет. Откуда он это узнал? На этот вопрос ответила уже следующая фотография. Здесь было ясно видно, что мужчина одет в военную форму, ее невозможно спутать с гражданской одеждой. Он стоял перед каким-то другим зданием. Лэнг всмотрелся пристальнее. Форма или черная, или очень темная, возможно флотская. На высоком воротнике какие-то… Лэнг поднес распечатку почти вплотную к лицу и узнал стилизованные молнии СС, элиты вооруженных сил нацистов.
В этом имелся определенный смысл, решил Лэнг. Дон писал книгу о каком-то давно умершем нацисте. Но почему кто-то стал бы убивать из-за каких снимков, да еще таких старых? Они ведь больше всего похожи на фотографии, какие делает едва ли не любой турист, чтобы послать домой, на память своим родным…
Лэнг выключил компьютер и направился обратно в номер.
Герт смотрела по телевизору какой-то фильм — скорее всего, немецкую «мыльную оперу». Мужчина с бакенбардами, каким позавидовал бы сам Элвис Пресли, кричал на рыдающую женщину. Лэнг впервые увидел Герт перед телевизором.
— Я и не знал, что ты владеешь испанским, — сказал он.
— Я им не владею, но такие фильмы ничем не отличаются один от другого.
Вероятно, она все же смотрела телевизор чаще и больше, чем хотела в этом признаться.
Лэнг положил конверт с диском на стол.
— Ну как, есть успехи? Я имею в виду нашего друга.
Герт прицелилась пультом и выключила телевизор.
— Успехи? Нет. А информацию я получила. Этот человек — мелкий преступник, сидел в тюрьме за вырванные сумочки, карманные кражи и тому подобное. Около месяца как вышел.
— А сотовый телефон?
— Украден у кого-то.
В число не столь уж многих общих черт между Испанией и Соединенными Штатами, бесспорно, входила и низкая эффективность тюремного заключения как средства исправления преступников.
Лэнг сел на кровать.
— В Европе всякая шпана не может позволить себе иметь автомобили. Если эта парочка не угнала ту машину, в которой мы их видели, значит, кто-то нанял их, чтобы следить за нами. Или для чего-нибудь похуже.
— Или нас просто хотели отпугнуть.
Такой возможности Лэнг не принял во внимание.
— От чего?
Герт поглядела на свою сумку, думая, несомненно, о том, большие ли неприятности ждут ее, если она закурит еще одну сигарету.
— От того, чем мы, по их мнению, занимаемся. Но не исключено, о наших занятиях они вовсе не думали, а лишь пытались сделать так, чтобы мы не задерживались здесь и не слишком старательно рылись в бумагах твоего друга.
Потом они с минуту молча смотрели друг на друга. Тишину нарушила Герт.
— Этот нож… Что, если он на самом деле намеревался убить тебя?
— А что с тем, кто отправился за тобой?
— Я не сходила с освещенных улиц. До гостиницы оставалось пройти всего два или три квартала, и у него просто не было возможности сделать мне какую-нибудь пакость.
Еще одна пауза.
Герт все же решила рискнуть и вынула из сумки сигареты.
— Лэнг, чем мы занимаемся?
— Не совсем понимаю тебя. Могу точно сказать, что ты пытаешься заработать рак и эмфизему легких, да еще и желтый налет на зубах.
Герт, как и ее любимый литературный персонаж Скарлетт О’Хара, предпочитала откладывать переживания по поводу сегодняшних опасностей и тревог на завтра.
— Я имею в виду, почему мы вообще оказались втянутыми в это дело? Хафф, возможно, и был твоим другом, но ведь не из близких. Я впервые услышала его имя лишь несколько дней назад, в тот вечер, когда ты узнал о его гибели. Кроме того, что, по-твоему, мы сможем сделать такого, что не по силам полиции?
Как обычно, казалось, что она была права и видела его насквозь. По крайней мере, его большую часть. Правда, в которой Лэнг действительно не хотел признаваться ни самому себе, ни Герт, состояла в том, что он заскучал. Можно с интересом защищать богатых растратчиков, игроков с капиталами и прочих мошенников до тех пор, пока все они не сделаются на одно лицо. Точно так же постоянно увеличивающиеся списки нищих, желающих получить поддержку от фонда, тоже обретали утомительное однообразие.
