Вскоре после похорон матери Фредрик и Паула поженились. Пышную свадьбу устроили и оплатили родители Паулы. После свадьбы Фредрик не сомневался в цели своей жизни: создать красивый и уютный дом для семьи, где в любви и достатке могли бы расти дети, а Паула могла бы посвятить себя своему искусству.
Отход ко сну
После напряженного рабочего дня Паула была немного рассеянной от навалившейся на нее усталости. Она начинала работать раньше, чем Фредрик, и поэтому заканчивала тоже раньше и, если они не планировали ничего другого, готовила ужин. Обычно это были легкие и быстрые в приготовлении блюда: овощи, тушенные в горшке, куриные грудки, салаты. Фредрик предпочел бы что-нибудь более существенное — что-нибудь грубое и питательное. Например, настоящий шницель.
— Где Фабиан? Он что, не хочет есть? — спросил Фредрик, когда они сели за стол и взяли себе по доброй порции макарон с креветками.
— Я звала его уже два раза, — вздохнула Паула.
— Он опять перед телевизором?
Они все чаще обсуждали, что делать с увлечением Фабиана телевизором. У мальчика уже выработалась привычка: приходя домой, он сразу включал телевизор и смотрел все — от новостей на финском языке до рекламы женских прокладок. После просмотра всех этих программ у мальчика обычно бывал несколько оглушенный вид. Паула хотела вообще разрешить ребенку смотреть только детские программы государственного телевидения, это было ясно и Фредрику, но он сам регулярно смотрел вечерние программы.
— Нет, сидит на лестнице, — сказала Паула.
— Он, наверное, сильно устал.
Паула метнула на мужа быстрый взгляд, но ничего не сказала. Это они тоже уже не раз обсуждали. Фабиан каждый день допоздна находится в детском саду. Фредрик предложил, чтобы Паула забирала его в три часа. Есть автобус, он ходит довольно часто.
Но Паула не желала заканчивать работу так рано. Если все шло хорошо, то она хотела работать до самого возвращения Фредрика, то есть до половины шестого. То, что она свободная художница, не значит, что она должна бросить все и сидеть с ребенком. Если она допустит, что работой можно манкировать, то скоро повесит на гвоздь свой диплом и вообще забросит работу. На этом обжигались многие художницы. Плохо уже то, что ей приходится готовить. Фредрик мог бы почаще брать на себя эту обязанность…
Фредрик решил закончить ненужную дискуссию и, прежде чем Паула успела ответить, с готовностью встал.
— Пойду приведу его.
Он вышел в прихожую и увидел Фабиана, сидящего на лестнице. Мальчик не выглядел усталым. Напротив, вид у него был бодрый и сосредоточенный. Он не заметил Фредрика и легонько четыре раза стукнул костяшками пальцев по ступеньке.
— Фабиан, пора есть, — сказал Фредрик.
Фабиан резко обернулся, лицо его исказилось от раздражения. Он прижал палец к плотно сжатым губам.
— Тсс!
Фредрик изумленно замолчал.
Раздражение Фабиана мгновенно испарилось, на лице было написано ожидание, если не сказать благоговение. Он склонил голову набок, глаза его сияли.
Изнутри по ступеньке тоже постучали четыре раза.
Мальчик просто засветился от радости. Он тоже постучал. На этот раз очень быстро — трижды. Из-под лестницы прозвучал ответ — три удара в таком же темпе. Фабиан счастливо рассмеялся.
Фредрик бегом поднялся по лестнице.
— В чем дело? Чем ты тут занят? — задыхаясь, спросил он.
— Это человек под лестницей, — счастливо смеясь, ответил Фабиан. — Он отвечает, когда стучишь.
— Ах, вот оно что. Ну ладно, попрощайся с человеком под лестницей, потому что тебе пора ужинать.
Он спокойно склонился над Фабианом, взял его за руку, привел на кухню и усадил за стол.
— Что, снова человек под лестницей? — устало спросила Паула.
Фредрик вздрогнул.
— Ты знаешь? Я имею в виду… он что, и тебе об этом говорил? — спросил Фредрик.
— Да, да, — тихо ответила Паула. — Но не стоит придавать этому большое значение. Ему просто не с кем играть в доме.
— Так ты думаешь, что это выдуманный им товарищ по играм?
Паула кивнула и положила в тарелку Фабиана макароны.
Как он это делает, недоумевал Фредрик, закладывая после ужина грязные тарелки в посудомоечную машину. Из гостиной донеслась жуткая мелодия заставки детской программы. Как Фабиан это делает, откуда берется стук? Руки его не двигались. Может быть, он стучит ногами? Да, наверное, так и есть.
Наступило время отхода ко сну, время криков и ругани. Паула занялась более простым делом — начала кормить и баюкать Оливию, а Фредрику досталась задача посложнее — уложить спать упирающегося Фабиана.
В этот вечер Фредрику недоставало обычного терпения, и он дошел до того, что прибегнул к прямым угрозам:
— Мне придется вытащить этого человека из-под лестницы, чтобы он отправил тебя в кровать.
Угроза возымела удивительное действие. Фабиан торопливо схватил протянутую ему щетку и принялся чистить зубки с такой быстротой, какой Фредрик от него не ожидал. Покончив с этим, мальчик опрометью бросился в спальню, улегся в кровать, натянул одеяло до самого подбородка и застыл, как оловянный солдатик.
— Ты ведь не позовешь сюда человека из-под лестницы?
— Я думал, — пробормотал Фредрик, который не мог прийти в себя оттого, что укладывание в кровать завершилось с такой скоростью, — я думал, что ты его любишь. Ты так веселился, когда он стучал тебе.
Фабиан немного успокоился и задумался.
— Он веселый, — помолчав, сказал мальчик, — и милый. Но… — лобик его собрался в озабоченные складки, — но думаю, что он может быть и опасным.
Наконец, видимо поняв, как все связано в этом мире, он многозначительно кивнул и с видом старого мудреца изрек:
— Он милый и опасный.
Протекающий кран
Опять проснулся! После двух часов беспокойного прерывистого сна — снова она, проклятая, холодная как лед и хрустально-прозрачная бессонница.
Что с ним, в конце концов, происходит?
С каким трудом он заснул накануне вечером. Лежал без сна, капающая из кухонного крана вода мешала заснуть, отвлекали какие-то несуразные мысли. Он ворочался с боку на бок, то глядя в окно, на занавеску, которая темным четырехугольником выделялась на фоне светлого летнего неба, то на спину спящей Паулы — на ее обнаженное плечо, перечеркнутое бретелькой ночной рубашки, на вытянутые жилы шеи, на растрепанные по подушке волосы, на прекрасное отвернувшееся лицо.
Он представил себе, что у Паулы некрасивое лицо, и начал придумывать лица, которые по очереди приставлял к ее телу — одно другого страшнее и безобразнее.
Обычно он не мог представить себе лицо, которого не видел в жизни, но сейчас пребывал в том странном состоянии, когда мог порождать в голове самые странные и нелепые физиономии. (Нет, не он, но какое-то неведомое нечто порождало в его мозгу лица, которые он просто видел.)
Паула получала самые разнообразные физиономии, но все они мгновенно отворачивались, и ему оставалось только гадать, как они выглядят.
Плоское монгольское лицо с узкими раскосыми глазами и приплюснутым носом. Пустой сине-белый череп, в огромных орбитах которого шевелились крошечные недоверчивые глазки. Задорная остроносая мордашка, как у грызуна, с мелкими зубками, и черные настороженные глаза.
Он знал, что одно из этих лиц настоящее, и, когда она, всхрапнув, повернется к нему, он увидит это лицо…
Но довольно. Надо спать, в конце концов, на дворе еще ночь.
Но уснуть он никак не мог. Мозг продолжал лихорадочно плодить сны, однако это не были свободные, раскованные сновидения, возникающие в спящем, расслабленном теле. Нет, эти сны регистрировались беспощадным бодрствующим сознанием, гнездящимся в теле, словно пораженном ядом кураре. Пошевелиться он не мог, но чувства были распахнуты, словно зияющие раны. Он был всего лишь приемником, рецептором внутренних и внешних импульсов. Это было сильнейшее переживание, пассивно овладевавшее его органами чувств, но от этого оно не становилось еще невыносимее.
