Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Сказывали, что на помин души матушки твоей сей вклад был, — подсказал старик и пообещал: — Тока ежели ты нас обратно к себе возьмешь, мы твою государыню так горячо поминать станем — куда там толстопузым. Они-то за плату — за деревеньки дареные возносят молитвы свои за нее, а мы б от души, да ежеден.

И тут же, словно по команде, народ вновь пришел в движение. Кто-то на всякий случай норовил бухнуться в ноги, а иные и вовсе лезли целовать царский сапог, ища милости. Иоанн повернулся к Адашеву, молча стоявшему позади.

— Ты ныне один тут из Казенного приказа, Олеша, так что сочти тут их, — сказал он негромко и, обращаясь к мужикам, твердо заверил: — Про резу ныне же обещаю и никого не обижу, а до остального — помыслю, яко вам подсобить.

— Хватит ли на всех-то? — усомнился какой-то мужик в заячьем треухе.

— Тебя как звать-величать, сердобольный? — усмехнулся Иоанн.

— Дак поп в церкви Ионой нарек, а так все больше Серпнем кличут. Уродился я в него [164], вот и… — пояснил он.

— Видишь, как славно, — заметил Иоанн. — И я тоже в него уродился.

— Да ну?! — несказанно удивился Серпень. — Это что ж выходит — я в один месяц с царем подгадал? Ну и дела. Теперь будет что обсказать в деревне. Жаль токмо, что никого из нашенских нет — один я. Не поверят, — сокрушенно вздохнул он. — Ей-ей не поверят!

— Пущай ко мне подойдут, — раздался басовитый женский голос. — Моя деревня близ твоего починка стоит, так что путь держать недалече.

— А и впрямь, Сычиха, — обрадовался мужик, поворачиваясь к высокой, всего самую малость пониже ростом, чем Иоанн, крепкой ядреной бабе.

Когда-то, возможно совсем недавно, она была миловидной, а может, даже красавицей, но ныне от всей ее красоты остался только яркий румянец на щеках, сочные вишневые губы и синь в глазах, наполненных какой-то неизбывной печалью. Да еще ее изрядно портила старенькая одежонка, пускай и чистая, но весьма ветхая.

— Как же это я про тебя забыл-то, — продолжал Иона и, обращаясь вновь к царю, заметил: — То ж суседка моя. Наша Застрельня от ее Смороды в восьми верстах. Ты, государь, ежели денег на всех не хватит, то хучь за нее отдай. Баба она справная, да и ломит за пятерых. Токмо счастьица господь ей не дал — мужика ее три года назад лесиной придавило. Вот с тех пор она и мается. Так-то цены ей нет, любой в жонки бы взял, да хвост дюже большой — ажно пять ртов и все мал мала меньше…

— Тяжко поди живешь-то? — посочувствовал царь.

— А не хуже прочих, — полыхнула она задорной синью глаз, которые, впрочем, будто угольки, почти сразу покрылись легкой пепельной пленкой грусти. — Любого спроси — никто худа про Настену не скажет. Да ты бы, государь, сам к нам заглянул, вот и поглядел бы на мое житье-бытье, — голос у Сычихи, как оказалось, был не басовитым, а просто простуженным и потому с хрипотцой.

«К народу, говоришь, Федор Иванович? — мысленно переспросил Иоанн у умершего наставника. — А не по твоей ли воле я ныне эту девицу узрел? Ну-ну. Не иначе как и это судьба…»

— А что ж ты думаешь — не заеду?

— Мыслю, что нет, — озорно заметила она. — Оно хушь и близко — отсель и пяти верст не будет, ан все равно не насмелишься. Скажешь, не по чину.

— Было бы у тебя имечко иное, может, и впрямь отговорку бы сыскал, — с простодушной улыбкой произнес Иоанн. — А теперь непременно поедем.

— Нешто так имечко мое тебе полюбилось? Али Сычих на Руси мало?

— Я про другое твое имечко реку. Царицу мою тако же величают, Анастасией Романовной, — пояснил Иоанн. — Потому и обещался тебе. Вот только келаря с бочонком дождемся, опробуем слегка медку монастырского, чтоб в дороге не зазябнуть, и в путь, — ему вдруг неожиданно стало как-то до бесшабашности весело, будто и не было за плечами неудачного похода на Казань. — Как мыслишь, Олеша, — повернулся он к подошедшему Адашеву, успевшему опросить всех, — гоже ли я надумал в гости прокатиться, али и впрямь не по чину сие будет?

Тот замялся, не зная, как лучше и правильнее ответить.

— Тут ведь двояко, государь, — осторожно ответил он. — С одной стороны, достойно ли это для царя? Не умаление ли от того тебе?

— И солнце нечистые места освещает, но не оскверняется же этим. Так что, думаю, мое достоинство от одного раза не пострадает, зато ее, — кивнул Иоанн на Настену, — вельми возвысится.

— Потому и сказываю, что двояко, — заторопился Адашев. — Должон же царь ведать, яко его народ живет.

— Вот это ты дело сказал, — довольно кивнул Иоанн. — И я так же мыслю. К тому же ранее завтрашнего вечера мои полки все едино до града Володимера не поспеют, так что не запоздаем. Тогда ты вот что. — Он склонился к его уху и что-то тихо прошептал ему.

Тот кивнул и, не говоря ни слова, торопливо куда-то отошел.

Спустя немного времени подоспел и отец Агапий. А через минуту ошеломленный келарь растерянно наблюдал, как государь, приняв из его рук узкий деревянный корец [165]с красивой резьбой на рукоятке, доверху наполненный пахучим хмельным медом, осушив сосуд до половины, вместо того чтобы вернуть его обратно, с улыбкой протянул его Сычихе:

— Не побрезгуешь, красавица!

— Дак я с твоих рук-то, государь… — беспомощно пролепетала она и осеклась, не зная, что еще добавить.

Бережно приняв корец, она споро перевернула его к себе той стороной, с которой пил Иоанн, медленно осушила его до дна и склонилась в низком поясном поклоне:

— Благодарствую за честь великую, царь-батюшка. Будет теперь что на старость лет внучкам поведать. Эх, ежели бы еще бы сам корец могла показать, из коего мы вместях с государем медок монастырский пробовали…

«Ишь ты, и хрипота даже прошла, — подивился Иоанн. — Не проговорила — пропела прямо».

— Не оскудеет монастырь-то с ковша одного? — спросил он, повернувшись к ошалевшему от увиденного келарю, на что тот лишь промычал в ответ что-то нечленораздельное. — Ну и ладно, — приняв мычание за согласие, кивнул царь. — А теперь поведай, сколь серебра тебе людишки оные должны?

— Не мне, государь, — монастырю, — прорезался наконец голос у отца Агапия.

— Ты еще скажи — богу, — сухо и с явной неприязнью в голосе порекомендовал Иоанн. — Так сколько?

— Так сразу и не скажешь, — обескураженно развел тот руками. — В записи зрить надобно.

— А они сами сколь сказывают, Олеша? — окликнул Иоанн вернувшегося Адашева, который не раз, служа в Казенном приказе, выполнял финансовые поручения Иоанна.

— Ежели с резой, то почти полтора десятка рублев, — кратко ответствовал тот и кивнул на Настасью: — У нее одной пять с лишком.

— Потом записи у келаря проверишь и расплатишься, — твердо заявил Иоанн и гордо объявил люду: — Всех жалую ныне.

Гул радостных голосов, раздавшихся в ответ, как бальзамом смягчил его сердце.

Глава 15

Кто старое забудет

Крохотная, на десяток дворов, Сморода располагалась вдоль опушки леса, который в этом месте как раз выпирал далеко вперед, будто тянулся к маленькой речушке, омывавшей деревню с другой стороны. Тянулся, тянулся, да так и не сумел дотянуться, остановившись в полуверсте от нее.

— Деревня справная! — крикнула с саней разрумянившаяся Настена. — Вон, даже часовенку поставили. — И оглянулась на пятерку ратников, скакавших подле нее.

Она вообще очень часто оглядывалась. Ну никак ей не верилось, что рядом с нею едет сам государь. Правда, царю, на ее взгляд, не мешало бы прибавить десяток-другой лет — очень уж он юно выглядел, как-то не по-взаправдашнему, но потом, по здравом размышлении, она пришла к выводу, что будь он на самом деле старше, то нипочем бы не поехал очертя голову к ней в гости.

«Потому и покатил, что молоденький, — рассуждала она. — Вона как лихо собрался — раз и на конь, да в дорогу. Был бы старый — он бы не только чин блюл. Он бы еще и скупердяем стал, как мой свекор, а так весь долг отдал, до копеечки, — и с легким сожалением подумала: — Не был бы царь — всего бы расцеловала». — И вновь обеспокоенно повернулась вбок — скачут ли, не отстали ли. Да вроде нет, рядышком держатся.

вернуться

164

Серпень — так назывался август. В те времена на Руси еще использовали древние названия месяцев, которые ныне сохранились только на Украине.

вернуться

165

Корец — ковш для питья. В иных деревнях той же Ярославской или Рязанской областей это название дошло до наших дней.

61
{"b":"151772","o":1}