Много загадок хранит в себе царствование Иоанна Грозного. Взять только одну из них — куда исчезла его богатейшая библиотека и что в ней было? Доселе мучает она умы людей. Да разве только она одна.

Чего стоит, к примеру, таинственная смерть его третьей жены Марфы Васильевны Собакиной, случившаяся буквально через несколько дней после венчания с государем. Яд? Нет, не нашли яда в ее останках ученые XX века. Зато, когда вскрыли саркофаг с ее телом, они обнаружили нечто иное и гораздо более удивительное — «царская невеста» лежала как живая, бледная, но совершенно не тронутая тлением.

А взять лишь некоторые эпизоды его царствования. Ну, например, что за колдовство применил священник Благовещенского собора и автор «Домостроя» протопоп Сильвестр, чтобы одурманить сознание юного государя и подчинить его своей воле? На какие такие «детские страшилы» жаловался впоследствии сам Иоанн, освободившись из-под опеки этого священника? Что и каким образом сумел показать юному царю отечественный Стивен Кинг?

А его опричнина — до этого же додуматься еще надо. Опять же — что за люди в ней? Откуда они взялись? Например, неведомый и худородный Василий Грязной, страшный, ставший синонимом всех российских палачей Малюта Скуратов-Бельский…

Я понимаю, что в русской истории частенько бывало так, что из грязи да в князи, но для того чтобы приблизить к себе, надо же вначале познакомиться. Так где, когда и при каких загадочных обстоятельствах произошли эти удивительные знакомства?

А отчего умерла царица Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева? Только ли от испуга, как смутно написал об этом Карамзин? Вообще-то такая смерть — от инфаркта или, как в народе ярко и образно говорят — от разрыва сердца, происходит мгновенно, а не спустя несколько суток.

И почему государь, внешне оплакивая свою ненаглядную, чуть ли не на следующий день после ее похорон погрузился в разврат, «нача яр быти и прелюбодейственен зело» [1]? Причем разврат этот был настолько дикий, что делегация, состоявшая даже не из бояр, а из высшего духовенства во главе с митрополитом, уже через восемь суток после похорон Анастасии сама предложила ему, чтобы он отложил скорбь (юмористы!) и «женился ране, а себе бы нужи не наводил».

А куда деваться, когда к этому времени Иоанн успел превратить свой дворец в настоящий притон — с гнусными пирами, безобразными забавами и непотребными девками? Ставить это под сомнение не приходится, поскольку в ответ на соответствующие попреки Курбского Иоанн даже не счел возможным оправдываться, откровенно и простодушно ответив: «А буде молвишь, что яз о том не терпел и чистоты не сохранил, ино вси есмы человецы» [2].

Непонятно обстоит дело даже с его прозвищем. Все тот же Карамзин утверждает, что современники называли его Иоанн Мучитель, а титул «Грозный», которым на самом деле величали его великого деда Иоанна III Васильевича, внук получил гораздо позже. Причем не исключено, что получил именно по настоянию правящей династии Романовых, дабы, так сказать, не оскорблять священные персоны божьих помазанников таким непотребством, умаляя тем самым прочих государей и вызывая нездоровый шепоток в народе — вон, оказывается, какие бывают цари.

И уж тем более ничего не ясно с его смертью. То ли сам умер, то ли и впрямь отравили каким-то медленно действующим ртутным ядом. Говорят, что она была в составах мазей, которыми его пользовали лекари. Допустим. Но что это за мазь, если больные от нее умирают? Тогда ее бы никто не использовал. Выходит, прочим она помогала, а Иоанна свела в могилу?

Да что смерть, когда загадочна вся его жизнь. Может хороший человек в одночасье превратиться в негодяя и садиста, которому в радость терзать людей, придумывать для них мучительные пытки и казни? При этом нимало не чинясь — кто бы пред ним ни стоял, холоп или боярин, у которого он ни с того ни с сего на пиру деловито отрезает ножом ухо, скромный инок или целый новгородский архиепископ, которого царь повелел зашить в медвежью шкуру и затравить собаками. Ладно, пусть переродился. Не зря говорят, что дурной пример заразителен.

Редко, но бывают обратные случаи. Взялся человек за ум, остепенился, приблизил к себе умных, деловых, стал издавать мудрые законы, наводить везде порядок, показал себя как недюжинный полководец, проявив талант в подборе помощников.

Но тут мы видим двойное превращение. Вначале это палач и кровожадный убийца, чье любимое занятие с двенадцати (или раньше) лет сбрасывать с высокого крыльца Кремля или с дворцовой крыши котят и щенят, а по некоторым летописям (в качестве примера — эпизод с пятнадцатилетним сыном князя Богдана Трубецкого) вскоре перешел на людей и «начал человеков урояти».

Затем он же в семнадцать лет превращается в порядочного человека, являя собой чуть ли не идеал государя и примерного семьянина. Однако спустя чертову дюжину лет вновь берется за старое, да еще с удвоенной энергией.

— Если бы у него была вялотекущая шизофрения, а не ярко выраженная паранойя, и период затишья не был бы таким длительным, — пожимали плечами дипломированные специалисты, к которым я обращался за разъяснениями, поведав ситуацию, но коварно умолчав об имени. — Хотя если предположить чисто теоретически… — и далее они пускались в столь заумные рассуждения, что спустя несколько минут начинали путаться в собственных гипотезах, после чего делали окончательный и весьма туманный вывод, что случай весьма сложный и необычный.

— Вот если бы можно было посмотреть на него, немного с ним пообщаться, — как-то простодушно заметил старенький врач и сам в свою очередь спросил: — А это точно был один и тот же человек, а не два разных?

— Точно! — твердо ответил я. — Потому что… — и осекся.

Что-то блеснуло перед глазами, словно нашелся крохотный, но самый важный и нужный кусочек мозаики, и вдруг вся картина неким волшебным образом изменилась и стала гораздо понятнее, поскольку, если предположить, что…

«Да нет! Чушь! — твердил я себе весь день и всю последующую неделю. — Этого не может быть. Возьми лучше наши классические источники — Соловьева, Костомарова, Ключевского, Карамзина и прочих и сам сразу поймешь, что твоя версия — полная ерунда. Да как такое вообще могло быть?!»

Взял. Прочел. Но сомнений не убавилось. Скорее напротив — они только увеличились. Вот если двое — тогда все ложится, как бильярдный шар в лузу, а если один — то никак.

Но как, когда, кто? Тут нужно было думать, и думать основательно. Подумал. Взвесил. Прикинул. Улеглось. В точности. Будто оно лежало тут давным-давно и дожидалось только моей сумасшедшей гипотезы.

Вот я и решил поделиться ею с тобой, читатель. А уж твое дело — соглашаться со мной или откинуть эту книгу небрежно в сторону, обозвав сочинителя вралем, каких мало. На все твое право. Мое же — написать. Правда, написанное вряд ли можно назвать историческим романом в классическом его понимании. Скорее уж в жанре криптоистории, которая оставляет неизменными события и в то же время предоставляет автору полную свободу трактовать их так, как он считает возможным, разумеется соблюдая при этом психологическую достоверность главных героев. Кстати, отцом-основателем этого жанра, думаю, по праву можно считать знаменитого Александра Дюма, для которого история всегда была лишь гвоздем, на который он вешал сюртуки своих романов.

Еще раз повторюсь — на все твое право, читатель. Только помни, что за исключением чуточку измененной биографии Малюты Скуратова-Бельского, которая, кстати, достаточно туманна и больше состоит из догадок и предположений, я не проигнорировал ни одного факта из числа бесспорных, которые приводят, описывая царствование Грозного, великие гранды нашей отечественной истории.