— Использует?

— Отбирает лучший контракт. Шантажирует в самый неподходящий момент. Ты — добрая самаритянка, не так ли, Мел?

— Победителей не судят, старина, — с легкостью парировала она, сразу почувствовав себя в привычной атмосфере мерзкого характера Слоуна. Она уже хотела опустить поднос, но вдруг замерла, заметив отчетливые мужские формы под легким хлопком, прикрывающим его бедра. Внутри началось легкое покалывание. Натянутые струны заныли.

Он взглянул на нее, забрал поднос и поставил себе на ноги.

— Кофе. Черный. И немедленно, — пробурчал Слоун, оглядывая поднос с апельсиновым соком, нарезанным персиком и овсяной кашей. Подняв глаза на девушку, он несколько секунд смотрел на нее невидящим взглядом, затем свел брови на переносице.

Мелани похолодела. У Слоуна было выражение лица человека, мучительно пытающегося что-то припомнить…

Темно-карие глаза внимательно изучали ее лицо, потом остановились на грудях, спрятанных под толстым свитером. Мелани зябко поежилась. Специально подобранный лифчик делал ее прелести менее заметными, что облегчало ее существование в мире бизнеса, так же как сшитый на заказ корсет делал менее выпуклыми ее женственные бедра. Еще в юности она усвоила, что хорошеньких миниатюрных блондинок на работе никто не принимает всерьез. Благодаря нижнему белью, сшитому опытной белошвейкой, ее деловой костюм сидел на ней безукоризненно и свободно, придавая ей строгий вид.

Слоун слегка покачал головой, как бы безмолвно отвечая на собственный вопрос.

— Кофе… Немедленно, — повторил он и осушил стакан с соком.

— Это будет кое-чего стоить, — улыбаясь, ответила она. — Итти хочет купить акции «Амалгамейтед Флоринг», маленькой семейной компании с большими деньгами, используемой для списывания налогов. Он говорит, управляющий сидел с ним в одной камере…

Слоун закрыл глаза и утомленно откинулся на подушки, словно видел весь этот деловой мир в белых тапочках.

— Угу. Он и меня пытался втравить в это дело. В тебе он почувствовал слабого игрока. Не давай ему себя уговорить. Забудь об этом и зацепись за что-нибудь более соблазнительное и вызывающее. Подумай, например, о соевых бобах или арахисе в области здоровья. Направь его мысль в это русло. Или попробуй устроить его друга на работу в преуспевающую компанию.

Он устало вздохнул и сквозь прищуренные веки стал смотреть на дождь. Погруженный в свои мысли, Слоун с любовью поглаживал подушку у себя под боком. Было отчетливо видно, что он очерчивает рукой контуры роскошного женского тела.

Мелани вздрогнула и попыталась унять свои разгулявшиеся нервы и сердцебиение. Пальцы Слоуна скользили по подушке и медленно ласкали воображаемую округлость женской груди так, как до этого он ласкал ее.

В неясном полумраке на лице Слоуна застыло выражение одиночества и задумчивости. Неужели он тоскует о женщине своей мечты — о ней?

Мелани с трудом проглотила комок в горле. Ее затвердевшим соскам стало тесно в жестких пределах лифчика. Поразившись реакции своего тела, Мелани постаралась избавиться от дрожи в руках, сцепив позади себя пальцы, но от этого ее набухшие груди только сильнее прижались к свитеру и стали более выпуклыми. Она немного расслабилась, разжала пальцы и нагнулась за подносом.

Вожделение Слоуна не ослабевало. Он снова вздохнул, издав низкий, тоскующий, мурлыкающий звук, когда нащупал на пухлой подушке воображаемые бедра. Мелани беспомощно смотрела на него сверху вниз, не отрывая взгляда, почти касаясь пальцами его тела.

Затем, как будто внезапно вспомнив о ее присутствии, Слоун повернул к Мелани бесконечно печальное, усталое лицо.

— Как себя чувствует Даниэла?

Как можно более спокойным голосом Мелани ответила:

— Гораздо лучше.

Уловив хриплые нотки в ее голосе, Слоун вдруг снова напрягся, и на его лице появилось выражение охотника, не спускающего глаз с добычи.

— Повтори, — глядя на нее горящими глазами, потребовал он и сжал ее запястья. Большим пальцем он начал гладить внутреннюю часть ее ладони, остальные же собственнически сцепил вокруг тонкой кисти руки. — Повтори это точно так же, как раньше.

Понимая, что говорила своим нормальным голосом вместо привычной рубленой скороговорки деловой женщины, она откашлялась и произнесла, как обычно, бойким, деловым тоном:

— Гораздо лучше. Вырезает бумажных кукол и ждет тебя поиграть в лошадки.

Слоун пристально смотрел на нее секунду, потом закрыл глаза и помрачнел. Его рука безжизненно сползла вниз и снова вцепилась в подушку. Подтянув ее к подбородку, он принялся мрачно наблюдать, как капли дождя бегут по окну.

— Ах, Слоун, что с тобой? — спросила Мелани в тот момент, когда он совершенно отключился. — Тебе стало хуже? — Она слышала, что выздоравливающие иногда впадают в депрессию, а мысль о том, что одинокий, жаждущий любви Слоун страдает, вызвала в ней внезапное желание прижать его к себе.

Мелани вздрогнула. Слоун Рейвентрол был не из тех мужчин, которых можно прижать к себе и приголубить. Она вышла из комнаты, совершенно потрясенная тем, что творилось в ее душе.

Несколько часов она занималась только Даниэлой, и только когда та наконец заснула, заставила себя проведать Слоуна.

Однако сделала это не сразу. Поставив на поднос сок, свое фирменное жаркое, бульон и домашние булочки с маслом, Мелани вошла в спальню. На этот раз пусть сам вернет ей поднос после еды…

Слоун, окруженный подушками, дремал, но, услышав, что она меняет ему воду в графине и ставит поднос рядом с кроватью, тяжело вздохнул и спросил:

— Как Даниэла?

— Хорошо. Она спит.

Он снова вздохнул, по-хозяйски подоткнул подушку под бок и печально поинтересовался:

— Ты когда-нибудь была влюблена, Мел?

Легкомысленным тоном Мелани ответила:

— Сотни раз.

Последовал очередной вздох. Слоун медленно повернулся, и у Мелани сжалось сердце от жалости, когда она увидела под глазами Слоуна круги. Он выглядел как человек, преследуемый неприятными воспоминаниями.

— Сядь, Мел.

Заметив ее нерешительность, Слоун хмуро проговорил:

— Черт побери, Мел. Чего ты боишься? Давай всего лишь немного побеседуем, как два взрослых человека. — Он отодвинул в сторону всех мишек и кукол, которыми его обложила Даниэла. — Вот сюда. Садись. Ты завладела моим лучшим контрактом, так, по крайней мере, поговори с тяжелобольным у его смертного одра.

С этими словами он потянулся за подносом и поставил его себе на колени.

— Ты заставляешь меня есть, я беспрекословно повинуюсь и за это прошу лишь о такой малости, как просто со мной поговорить. Сядь.

Для моральной поддержки Мелани схватила плюшевого медвежонка и присела на краешек кровати.

— Ты когда-нибудь была влюблена? — повторил он, с одобрением понюхал жаркое и взялся за ложку, одновременно бросив взгляд на тарелку с крепким говяжьим бульоном, в котором плавали морковка, сельдерей и лук.

— Конечно. Я любила, — ответила она с вызовом. — И была любима. Я взрослая женщина, в конце концов, Слоун, — твердо добавила она.

При слове «взрослая» Слоун с усмешкой взглянул на нее.

— Это хорошо, — пробормотал он, попробовав вкуснейший бульон. — Ты ведь была замужем? Я тоже… Должно быть, ты сильно любила парня, раз вышла за него. Или ты сделала это ради карьеры? Почему ты с ним развелась?

Мелани вдруг почувствовала себя скованно от бесцеремонных вопросов этого человека, так непринужденно копающегося в ее прошлом, и крепче прижала к себе медвежонка. Слоун с интересом исследовал содержимое супа, съел несколько ложек и стал выжидательно смотреть на девушку.

Она взглянула на него с растущим раздражением.

— Будь я проклята, если стану обсуждать с тобой свою личную жизнь! К чему метать бисер перед кабаном?

— Лучше сказать «перед неблагодарной свиньей», — поправил он и слизнул с губ жирную крошку от булочки. — Хочешь сперва задать свои вопросы? Так задавай.

— Долго ты был женат? — спросила Мелани, обдумывая сложившуюся ситуацию и наблюдая, как он покорно ест.