– Да, я вижу. – В большом деревянном ангаре, где располагались самолеты полка, копошилось всего несколько человек в промасленных комбинезонах. – Какой у вас некомплект личного состава?
– Да нету никакого некомплекта! Всех положенных по штату получил, даже на те машины, которые еще не прибыли. Квалификация у большинства, правда…
– А?.. – Воронов обвел рукой пустующий ангар.
– А у всех молодых строевая подготовка сейчас! Приказ командира полка – для повышения дисциплины в части. Два часа в день! Вот только старослужащих сумел отмазать! Ну и девушек-оружейниц тоже, конечно.
– Что?!! Строевая отменена в авиаполках еще в прошлом году приказом Рычагова!
– Только для летного состава! Обслуживающего персонала это не касается.
– Ясно! Давайте так сделаем, Сергей Иванович. Вы составите план требуемых работ по всем машинам, включающий перечень необходимых для ремонта материалов и оборудования, и вместе пойдем к Федоткину, попробуем его убедить. Я, с вашей помощью, разработаю скользящий график ремонта, соотнесенный с планом полетов. И еще у меня есть одна идея, не знаю только, выгорит ли…
– Сделаю, товарищ Воронов! – довольно улыбнулся зампотех и немного смущенно осведомился: – Вы, кажется, неплохо разбираетесь в технике? Откуда?
– Пришлось поработать на испытаниях новой техники. В частности, и этих «птичек». – Воронов решил не рассказывать зампотеху об инженерном образовании. Принимая во внимание его здешний возраст, это могло бы вызвать у собеседника недоумение.
Андрей еще раз прошелся вдоль выстроенных линейкой в ангаре, по случаю нелетной погоды, самолетов. Часть машин вместо штатных пушек оказалась вооружена американскими крупнокалиберными пулеметами, полученными по ленд-лизу – сказывался недостаток первых, устанавливаемых преимущественно в более совершенный истребитель По-7, где их было аж три штуки, а также в штурмовики. «Эх, где мой эксклюзивный По-7, с форсированным двигателем и тремя мощными пушками, творивший в небе чудеса! На этих же семь потов сойдет, пока кого-нибудь завалишь!» – с сожалением вспомнил Воронов свой бывший самолет, превращенный в решето на стоянке во время того памятного налета на аэродром. Для получения еще одного такого Андрею, по предложенным им же самим критериям, не хватало шесть сбитых. Можно, конечно, для их обхода воспользоваться близким знакомством с Рычаговым, но это было бы нечестно. По крайней мере, уважения со стороны новых однополчан точно не прибавило бы. Значит, как минимум первых шесть надо будет сбить на том, что есть. И побыстрее!
Воронов отыскал на стоянке самолет с аккуратно выведенным на киле номером «четыре», закрепленный по штатному расписанию за ним. Обошел вокруг, погладил блестящую поверхность крыльев, ласково пнул пневматики шасси. Его машина, слава богу, оказалась пушечной. Залез в кабину, устроился в кресле. Потрогал рукоятки управления, осмотрел приборы, вдохнул запах свежей краски. Все на месте, новенькое, не исцарапанное. «Завтра, дружок, я тебя обкатаю!» – сообщил он самолету, спускаясь на землю.
Из-за широкого тупого носа истребителя вышел пожилой широкоплечий мужик с седой бородкой, державший в руках разводной ключ. Завидев Андрея, тот сразу щеголевато, демонстрируя явно еще дореволюционную закалку, вытянулся в приветствии:
– Здравия желаю, товарищ подполковник! Старшина Потапов, авиамеханик.
– Подполковник Воронов, новый заместитель командира, – представился Андрей. – Знатная у вас выправка! С Первой мировой еще?
– Так точно, товарищ подполковник! С октября четырнадцатого года – в действующей армии. Всю империалистическую прошел! И Гражданскую тоже.
– Заметно! – улыбнулся Воронов и, оценив возраст своего собеседника, годившегося для него чуть ли не в дедушки, предложил: – Только мы не в строю, нам с вами тесно общаться придется, поэтому давайте без чинов. Как вас по отчеству?
– Савельич, – чуть разочаровано произнес дед. Видимо, уставное общение будило в нем приятные воспоминания из давно прошедшей молодости. Наверняка ведь добровольцем сейчас пошел в армию, и не в последнюю очередь, вполне может быть, именно по этой причине. Отечество опять, как и двадцать семь лет назад, в опасности, и можно, вновь надев военную форму, лихо стряхнуть с себя груз прожитых годов и встать на его защиту. Все это довольно отчетливо читалось на изборожденном морщинами лице деда.
– Вот и хорошо! А меня, Савельич, зови Андреем! Ты ведь механик моей машины?
– Так точ… Ну да, Андрей. Моя «четверочка»!
– И как она?
– Бывает и хуже! – «обрадовал» летчика старый механик. – Но летать можно!
– А хотелось бы, чтобы было лучше! Что в ней не так?
За пару минут Савельич рассказал и показал Андрею все обнаруженные в самолете недостатки. В том числе и в таких местах, о существовании которых Воронов, считавший, что знает об этой машине все, и не подозревал. Заодно словоохотливый дед рассказал и о себе. Неожиданно оказалось, что он один из старейших советских авиамехаников! Еще в восемнадцатом, вступив в ряды Красной Армии, бывший моторист бронеавтомобильного дивизиона императорской армии был направлен механиком в одну из первых советских авиачастей как обладавший опытом в работе с двигателями внутреннего сгорания. Конечно, рядный четырехцилиндровый мотор родного броневичка «Руссо-Балт» принципиально отличался от ротативного движка истребителя «Ньюпор-17», доставшегося Рабоче-Крестьянскому Красному Воздушному Флоту в наследство от царской армии, но выбирать было не из кого – не так уж много специалистов оставалось в распоряжении революционных частей. Ничего, Потапов, талантливый механик, прекрасно освоил и ремонт авиационных двигателей!
Через некоторое время после окончания Гражданской демобилизовался и устроился на работу не куда-нибудь, а на испытательную станцию Центрального Аэрогидродинамического института, где успешно и трудился пятнадцать лет. Через его умелые руки прошли практически все советские самолеты предвоенного периода. Так что про самолеты Савельич знал все.
В середине тридцатых по причинам, раскрывать которые в разговоре с малознакомым пока командиром явно битый жизнью дед не стал, пришлось уехать из Москвы в провинциальный городок, где и устроился механиком в аэроклуб ОСОВИАХИМа. Помогал молодежи вспорхнуть в небо. А с началом войны пошел в военкомат по месту жительства, где его уже сняли с учета по причине почтенного возраста, и попросился на фронт. Сначала над ним посмеивались, отсылая обратно, но неожиданно, две недели назад, просьбу удовлетворили. «А не просматриваются ли за этим внезапным решением военкома кое-чьи усы? – невольно задумался Андрей. – Подозрительно большая удача заполучить механиком своего самолета такого квалифицированного специалиста. Но дедуля в любом случае – орел, ничего не скажешь!»
– Савельич, завтра обещают летную погоду, хочу, не откладывая, опробовать машину в воздухе. Хотя бы тяги подтянуть и вот эти щели герметиком залить успеешь?
– Сделаем! И дроссельную заслонку еще подрегулирую.
– Вот и хорошо! И еще, – Воронов несколько замялся. – Звездочку по трафарету на капоте нарисовать сможешь?
– А, сынок, уже намял немцу бока? – обрадовался механик. – Молодец! Звездочку намалевать могу, конечно. Одну?
– Не, девять.
Дед так и застыл с раскрытым ртом.
– Врешь! – вырвалось у него, но он тут же спохватился: – То есть… Извините, товарищ подполковник! Я… это…
– Ничего! – усмехнулся Андрей, похлопав изумленного механика по плечу. – Так завтра к семи я подойду…
Воронов, попрощавшись, отправился в столовую – наступало обеденное время, и желудок настойчиво напоминал об этом, в соответствии с древним правилом, по которому у солдата всегда, при любых обстоятельствах, присутствуют два желания: пожрать и поспать. И если со вторым пока еще было ничего, то с первым дела обстояли не особо. Хотя летчикам грех жаловаться – их кормили по усиленной норме, а вот обслуживающему персоналу в тылу приходилось туго. Ничего, скоро фронтовой паек начнут получать.