— Он говорил о Мэри Эндикот?

Поняв, что их игра закончена и ничего уже не удастся вернуть, Трент вздохнул и сказал:

— Да.

Казалось, она задохнется от волнения:

— Так вот где ты был вчера ночью! В полицейском участке.

— Кэрри, успокойся.

— И тебя допрашивали по поводу ее смерти?

— Да…

— Но ведь это было самоубийство? — в панике выкрикнула она.

— Они в этом сейчас не уверены.

— Что? О боже… И ты подозреваемый? — Ее сердце бешено колотилось.

Трент стоял в холле квартиры. Десять минут назад, вот здесь, на этом самом месте, он был счастлив со своей женой. А сейчас Кэрри смотрела на него обвиняющим взглядом, готовая верить в самое худшее. Но когда он заговорил, он сумел держаться холодно и спокойно:

— В полицию вызывали несколько человек из дома.

— Меня не вызывали, — с негодованием парировала она.

— Ты ее не знала.

— А ты знал?

— Да.

— Ты ведь встречался с ней, да?

Он поднял вверх руки.

— Боже мой, — ему горько и неприятно было говорить на эту тему, — два раза. Ничего не было.

Но, очевидно, Кэрри думала иначе.

— Если бы ничего не было, тебе бы не звонили из полиции и не вызывали в участок посреди ночи, — она наклонила голову набок. — Что все это значит? В участок — ночью? Должно быть, очень важные обстоятельства…

Трент чувствовал, что теряет терпенье. Почему он не сказал о письме? Все сразу стало бы просто и ясно.

Возможно, потому, что с женщинами ничего не бывает просто, особенно с этой женщиной. У него было неосознанное подозрение, что Кэрри не хочет верить ни единому его слову.

— У них были вопросы. Они спрашивали, не знал ли я что-нибудь о том, почему она решила расстаться с жизнью.

— И ты знал?

— Нет, — категорически сказал Трент.

Кэрри помолчала, и на мгновенье у него блеснула надежда, что она оставит эту тему. Как бы не так!

— Ты не говоришь мне всего, да?

— Я уже все сказал, — он принялся ходить взад и вперед.

— Подожди минутку. А как насчет того, что самоубийство, может быть, вовсе и не самоубийство?

— Спокойной ночи, Кэрри.

— Ты серьезно хочешь уйти от этого разговора?

Он резко повернулся к ней:

— Это не разговор. Это допрос с пристрастием.

— Ну, ты должен был уже привыкнуть к такому…

— Ты… — невыносимо, уже просто невозможно сдерживаться.

— Что? — продолжала приставать она, сверкая зеленью глаз.

— Невозможно поверить. Ты ведешь себя как…

— Как кто? Как жена? — прервала она.

Он смотрел на нее, всеми силами стараясь не раскричаться:

— Я хотел сказать, как сумасшедшая.

Видно было, что она немного отступила. Посмотрела вниз, прикусила губу. Когда она снова взглянула на него, он увидел слезы в ее глазах. Усталым и охрипшим голосом она сказала:

— Наверное, я действительно сумасшедшая. Если считать сумасшествием желание знать о человеке все. Когда люди женаты, они не должны ничего скрывать друг о друге.

Трента всего затрясло.

— Как ты, например, ничего не скрыла от меня о своем отце? Или о болезни своей матери? — вкрадчиво спросил он.

Его слова словно застали Кэрри врасплох. Она сразу как-то съежилась, закрылась.

— Я устала, — прошептала она и прошла мимо него в свою комнату.

Трент потряс головой:

— У-ух, и я устал…

Кэрри сидела на своей кровати в полном изнеможении. Что с ней случилось? Она чувствовала себя надоедливым, плохо воспитанным ребенком, капризным двухлетним баловнем, не дающим другим детям своих игрушек, но истерично требующим их игрушки!

Да что же такое произошло? Она никогда в жизни не вела себя так, никогда и ни к кому не относилась так неуважительно, с такой нетерпимостью.

Трент прав, она абсолютно сумасшедшая. Но, может, это из-за того, что она отчаянно влюблена?

Господи, что она натворила! Пристала к человеку, словно полицейская ищейка…

Темное летнее небо освещали огни вечернего города. Это зрелище нисколько не отвлекало ее от мрачных мыслей. Кэрри требовала, чтобы он говорил ей правду, но самой себе она могла честно признаться — ей вовсе не нужна эта правда. Ей просто неосознанно хотелось, чтобы Трент признался в чем-то настолько ужасном, что она будет вынуждена расстаться с ним.

Она обхватила голову руками. Боже, что она творит! Следует по стопам отца, который вел себя когда-то так же с ней и с ее матерью? Ищет предлог, чтобы оставить Трента прежде, чем он бросит ее?

За дверью включили телевизор, донеслись звуки передачи какой-то спортивной игры со словами комментаторов и криками болельщиков.

Она должна исправить то, что натворила. Им нужно поговорить. Если не сделать этого, то не удастся преодолеть сегодняшний вечер, завтрашний день. И вряд ли будет возможно преодолеть весь последующий год…

Она достала из сумочки щетку для волос, белое новое белье из шкафа и вышла из комнаты.

Как она и думала, Трент растянулся на диване в гостиной, уставившись в экран телевизора. Бейсбол. «Нью-йоркские янки» играли с кем-то не менее знаменитым, но Кэрри спортивные страсти вовсе не занимали.

Сердце сильно колотилось в груди, когда она стояла за диваном. Она повесила трусики на щетку для волос и помахала этим самодельным белым флагом перед его лицом. Он замер, потом повернул голову к Кэрри и сказал ровным голосом:

— Это что, приманка или извращенный способ предложения перемирия?

— Что бы ни было, лишь бы это вернуло нас в лифт, — ответила Кэрри и, чуть улыбнувшись, добавила: — Образно говоря.

В его глазах мелькнуло удивление.

— Садись, — предложил Трент.

Кэрри обошла вокруг дивана. Трент выключил телевизор. Она присела на журнальный столик перед ним:

— Могу я начать первой?

— Валяй.

— Пожалуйста, извини меня.

Трент взял ее руку в свою и кивнул:

— И ты меня тоже прости.

Он так легко принял ее извинение и простил ее, не говоря уже о том, что и сам попросил прощения, хотя не сделал ничего предосудительного.

Кэрри стало легче, напряжение спало, она продолжила:

— Я вела себя совершенно недопустимо по отношению к тебе. Я никогда ни с кем в жизни так не разговаривала.

— Я польщен, — где-то в глубине его глаз мелькнула ирония.

Кэрри глубоко вздохнула, на секунду задумавшись, с чего начать:

— Мне было девять, когда отец оставил нас. Мне бы очень хотелось сказать, что он сделал это неожиданно, вдруг, но это совсем не так — он постоянно предупреждал нас. Может быть, он не справлялся — в его понимании — с ролью отца, может быть, мы с мамой были совсем не подходящие для него люди и для него жить с нами было слишком сложно, не знаю. Но я всегда слышала его слова: однажды я не принесу чек… однажды я не уложу тебя спать… однажды я не буду играть с тобой… однажды я не…и далее по списку. И однажды он не вернулся домой…

Трент легко гладил ее руку, и это помогло ей продолжить:

— Мне кажется, я испытала облегчение. Но с тех пор стала подозрительно относиться к парням, мне как-то не хотелось доверять им. Просто у меня это не получалось. Думаю, это недоверие возникло из-за ухода отца. У меня никогда не было длительных отношений с мужчинами. Я всегда старалась закончить их, прежде чем они перейдут на новую стадию, станут серьезными, поэтому никогда ничего серьезного не было, понимаешь?

— Да, я понимаю, — улыбнувшись, кивнул Трент.

— Ты тоже защищался?

— Да, но по совершенно другой причине.

Кэрри не стала отвлекаться на выяснение егопричин, сейчас еевремя говорить начистоту.

— Я не говорила тебе о моем отце, потому что я не могла полностью доверять тебе.

Трент молча смотрел ей в глаза. Потом поднял ее руку и поцеловал холодные пальцы:

— Понимаю и уважаю это.

— Но я хочудоверять тебе.

— Я тоже.

— Я хочу полностью доверять тебе, потому что… — она остановилась.