— И такая естественная.

— Я выполняла свой долг, — она пожала плечами, оставаясь в его объятьях.

— Тогда мой долг — соответствующе вознаградить тебя.

— О боже мой, красиво звучит, — улыбнулась Кэрри.

Не сводя с Кэрри взгляда, Трент повысил голос, чтобы слышал шофер:

— Будьте добры!..

— Да, сэр? — мгновенно откликнулся тот.

— Пожалуйста, давайте объедем, ну… три раза вокруг парка, прежде чем вы отвезете нас домой.

— Да, сэр.

— Три раза? — удивленно подняв брови, повторила Кэрри. — Что задумал мистер Тенфорд?

Трент, не отвечая, нажал кнопку, и экран отделил их от водителя. Стекла автомобиля были тонированы и звуконепроницаемы, но Трент включил музыку, а сам уселся на полу у ног Кэрри.

— Что ты делаешь? — спросила она, и зеленые глаза блеснули особенно ярко.

Он, не торопясь, снял с нее туфли, одну за другой.

— Ты весь вечер провела на ногах, на этих высоченных каблуках. Ножки устали.

И не отводил от нее глаз, пока массировал ступни.

Она вздохнула и расслабленно откинулась на кожаную спинку сиденья. Трент смотрел на нее голодным взглядом. Супружеская жизнь неожиданно поразила его. Он был счастлив, доволен, совершенно забыл о приближающемся четырехнедельном сроке, который обычно исчерпывал его интерес к очередной женщине.

Кэрри оказалась совсем иной. Она была его женой.

Кэрри избавила его от всех предубеждений относительно женщин и супружеской жизни, и от юношеских травм тоже.

Когда Трент почувствовал, что ее ступни расслабились в его ладонях, он передвинул руки повыше, к лодыжкам, к икрам. Все это было ему нелегко, в нем закипало желание, дыхание стало стесненным. И еще трудней стало, когда его руки передвинулись выше и он приподнял розовый шелковый подол платья.

Но он думал о Кэрри, ему хотелось доставить ей совершенно особенное удовольствие, а свои желания придется постараться обуздать.

По мере того как руки Трента поднимались вверх, по ее ногам, по внутренней стороне бедер, Кэрри приходила в возбуждение, ее дыхание сделалось прерывистым, и ее захватило желание, но Трент был внизу, на полу, а с ней — его очень ласковые, волшебные руки, потом и его губы, его язык. Это он, Трент, которого любит она и который любит ее. Все, что он делает, изумительно, все его прикосновения сказочно нежны.

Она совсем расслабилась, откинула назад голову и полностью отдалась чудесным ощущениям. В ее сознании смутно брезжило: испытать такое блаженство в этой жизни можно не часто. В ней возникло чувство невероятной свободы, свободы во всем теле, в каждой его мышце и жилке. Казалось, что она парит, парит над этим городом, в высоком и чистом пространстве, над миром, далеко-далеко от всех, но рядом с ним. Может быть, мягкое, бесшумное покачивание дорогого автомобиля помогало в ее чудесном забытьи. Счастье, наполнявшее Кэрри, было безбрежно, огромно, слабому человеческому телу трудно выдержать его.

Она застонала. Это был стон счастья.

— Что? — почти беззвучно спросил Трент.

Но она поняла его, не услышала, а скорее почувствовала:

— Это ты. Это то, как ты касаешься меня.

Ее искренность, ее взгляд, исполненный доверия к нему, то, как она полностью, без всяких колебаний, отдала ему свое тело, неожиданно подействовали на Трента.

— Ты моя, Кэрри. Никто не будет трогать тебя, только я. Всегда. Понимаешь?

Кэрри слышала его слова, но не очень понимала их смысл, она продолжала существовать в своих ощущениях. Трент снова целовал ее, сидя у ее ног, и ей хотелось покрепче прижать к себе его голову. Она не контролировала свое тело, оно двигалось самопроизвольно. Она не могла дышать, не могла говорить, не могла думать.

Когда они заканчивали третий круг вокруг парка, все начало успокаиваться. Кэрри понемногу приходила в себя. Она улыбнулась Тренту и с трудом сумела выговорить:

— Ты мой желанный, мой родной.

Подъехав к дому, они выскочили из машины, оба взъерошенные, возбужденные, как подростки. Они держались за руки и непрерывно страстно целовались.

Но ведь ничего не закончилось. Все, что было в лимузине, было лишь началом. Ужасно и неприятно признавать это, но Кэрри без тени ревности поняла наконец, почему женщины приходили к Тренту в два часа ночи.

Он восхитителен. И теперь он принадлежит ей. Целиком.

В огромном холле им встретилась только Вивьен Вэник-Смит со своими двумя крохотными собачками, которых она всегда умудрялась безвкусно наряжать.

Хрустальная люстра казалась слишком яркой после прохладной темноты лимузина. Кэрри хотелось спрятать голову в пиджаке Трента и стать невидимкой, чтобы никто не заметил ее, чтобы не надо было останавливаться и разговаривать с Вивьен или с кем-то другим, кому сейчас случится встретиться им на пути. Было одно желание: наверх, скорей наверх, домой, чтобы остаться наедине с Трентом.

Вивьен стояла у стола красного дерева и беседовала со швейцаром Генри Брауном. Очень скромный молодой человек и совсем немолодая женщина, чуждая условностям, были так поглощены разговором, что не сразу услышали громкий стук каблуков Кэрри по мраморному полу. Этот звук заставил обоих вздрогнуть.

— Привет, Вивьен, — спокойно сказал Трент, когда они с Кэрри шли к лифту.

— Добрый вечер. — Как-то панически улыбнувшись, Вивьен быстро отошла от Генри, хотя ее собачки остались у его ног. Удивленная странным поведением своих собак, миссис Вэник-Смит сначала внимательно посмотрела на них, потом взглянула на Генри и только затем бросила взгляд на Кэрри.

— Что это с ней? — спросила Кэрри уже в лифте.

— С этой дамой всегда все непонятно, — ответил Трент, нажимая кнопку двенадцатого этажа.

Больше он не собирался обсуждать ни этот вопрос, ни любой другой, потому что, едва отпустив кнопку, он схватил Кэрри и прижал ее к стене лифта. Блеск его голубых глаз казался каким-то далеким, словно он растворился в своей мечте. Наклонившись, он нашел ее ухо и, чуть касаясь мочки, прошептал:

— Я хочу чувствовать тебя, хочу пахнуть тобой всю ночь.

Волны горячего ожидания прокатились по всему телу Кэрри. Закрыв глаза, она улыбнулась самой себе. Если и дальше все так пойдет, Трент Тенфорд никогда не скажет таких слов другой женщине.

Наконец лифт достиг двенадцатого этажа, и они, продолжая обниматься, пошли по пустому коридору, не отпуская друг друга, нащупывая путь, спотыкаясь и налетая на стены. Когда они добрались до квартиры, его галстук и пиджак были сняты, ее платье задрано до бедер.

Трент мучился, вставляя ключ, ронял его, поднимал и вставлял вновь. Когда наконец удалось открыть дверь и войти в холл квартиры, они услышали телефонный звонок.

— Не отвечай, — выговорила она.

— Хочешь подурачиться? — усмехнулся Трент.

Как в лифте, он прижал ее к стене, наклонился к ней и стал покрывать горячими поцелуями ее шею, уши, подбородок, оттянул вниз верх платья, освободив грудь.

В этот момент Кэрри стала действовать. Ей очень хотелось опуститься на колени и делать для него то, что он только что делал для нее в лимузине. Целовать его, зная, что он смотрит на нее, так же как она смотрела на него, прижимая его голову к своим бедрам.

Она крепко схватила его за талию и развернула так, что он был прижат к стене. Где-то в глубине квартиры продолжал звонить телефон. Кэрри начала расстегивать брюки Трента. Оба тяжело дышали. В этот момент включился автоответчик:

— Мистер Тенфорд, это детектив Макгрей. Прошлым вечером вы забыли в полицейском участке свой карманный компьютер. Когда приедете за ним, пожалуйста, загляните ко мне. У меня есть к вам еще пара вопросов об этом письме и, — небольшая пауза, — о времени, проведенном вами с мисс Эндикот.

После отбоя Кэрри отступила назад, подтянула наверх платье, чтобы прикрыть грудь:

— Кто такой детектив Макгрей?

— Никто, — Трент поцеловал ее, стараясь вернуть к ласкам.

Но Кэрри не реагировала на его усилия. Ее кожа стала прохладной за считанные секунды: