— Но, — продолжил он, не получив от нее поддержки и решив, видимо, рискнуть, — с тех пор, как я узнал тебя, мои намерения и действия пришли в полное несоответствие.

— И я в этом виновата?

— Нет, — начал он. — Хотя… — Он снова запнулся. А затем, переворачивая весь ее мир с ног на голову, посмотрел ей прямо в глаза и сказал: — Ты вошла в мою жизнь слишком прочно, Сабина.

Губы у нее пересохли, а сердце бешено заколотилось. Она ничего не понимала. Что он сказал? Чтоон сказал?

— Я… мм… — Она сглотнула. Хотела заговорить с насмешкой — не очень-то получилось. — Давно? — спросила она.

Нет, не вышло с иронией… Йорк понял ее вопрос как поддержку и уже увереннее сказал:

— С тех пор, как впервые тебя увидел, оказался рядом с тобой, понял, какая ты отважная, верная… особенная.

Его слова далеко не отвечали на вопрос, почему он не показывал ей письмо от Рода. Но Сабина и не подумала о том, чтобы напомнить ему про письмо.

— Ты… э-э… ты понял это сразу, при первой встрече? — Ей надо было что-то спросить, чтобы собраться с мыслями.

Йорк кивнул:

— Больше того. Когда мы увиделись во второй раз — я приехал за кольцом бабушки и сказал тебе, что она в больнице, — то сразу же понял, какое у тебя доброе сердце. Прости, моя дорогая, что я этим пользовался — твердил, как важно для бабушки снова получить кольцо.

— Но я тебе его не отдала, — заметила Сабина. Ее не так задело признание Йорка в том, что он играл на ее чувствах, чтобы вернуть бабушкино кольцо, как тронуло это его «моя дорогая». Пусть слова ничего и не значили. Что они могут значить?

— Не отдала, и я готов был тебя задушить за твое упрямство. Но потом мне пришла в голову идея…

— Чтобы я притворялась твоей невестой.

— А ты без возражений согласилась.

— Я согласилась только пойти в больницу — и всего один раз, — напомнила она.

Но он, конечно, ничего не забыл и подхватил:

— Я уже решил, что ты передумала, когда вдруг, опоздав на сорок пять минут, ты пришла. Даже безумно злясь на тебя, я считал, что для виду нужно подойти и поцеловать тебя в щеку.

— Но ты поцеловал… — Сабина осеклась. О небо, лучше бы она промолчала.

— Я поцеловал тебя в губы, в твои прекрасные губы. — Йорк решил, что вполне может закончить фразу за нее. Конечно, в том, что и она начала вспоминать все, он усмотрел поддержку! Да разве он нуждается в поддержке? Нет, сказала себе Сабина, она окончательно сошла с ума! — И, — продолжал Йорк, глядя ей в глаза и не позволяя отвести взгляд, — когда я неожиданно не смог устоять, я понял, что совсем не хочу прерывать поцелуй.

Ее глаза полезли на лоб. Что он сказал!Что он имеет в виду?

— Н-ну… ты… э-э… истинный мужчина, — только и смогла выдавить она.

Йорк покачал головой.

— Не в этом дело. В присутствии моей бабушки?..

— Дело не в этом, — согласилась Сабина. — Но ты был злой как черт, когда мы вышли из больницы.

— А почему я не должен был злиться? Я приглашаю тебя поужинать со мной. А ты заявляешь, что ужинаешь с другим!

— Ты только предложил купить мне сэндвич!

— Я имел в виду — поужинать со мной.

Сабина смотрела на него, с трудом веря в то, что он ей говорит, — и ей не хотелось прерывать разговор. Не сейчас. Только не сейчас. Пока атмосфера вокруг не слишком накалится… Как бы там ни было, Йорк не должен догадаться о ее чувствах к нему. И однако он говорил так, словно не желал, чтобы она встречалась с кем-то другим… с кем-то ужинала.

— Наша… э-э… «помолвка»… была чисто платонической, — решила напомнить ему Сабина.

— Разве? — спросил Йорк.

И когда она вспомнила — о, как она могла забыть? — что почти обнаженная лежала в его объятиях, лицо ее залилось краской.

— Должна была быть, — как можно скорее проговорила Сабина.

— Но я тебя поцеловал и не хотел останавливаться, — признался Йорк, а Сабине захотелось, чтобы и сейчас он поцеловал ее или хотя бы обнял, потому что никогда еще так не уходила земля у нее из-под ног и никогда еще она не чувствовала себя более уязвимой.

Она жалела, что он сидит там, откуда ему хорошо видно ее лицо. Но и отпускать его она не желала — не сейчас… и никогда. Поэтому Сабина встала и прошла к окну, чтобы расправить несуществующую складку на шторе. И сразу сердце ее затрепетало, когда Йорк почти бесшумно встал и подошел к ней, взял ее за плечи и развернул к себе.

Сабина заглянула в его темные проницательные глаза и тут же опустила взгляд. Она ничего не прочла в его глазах, но испугалась, что это сможет сделать он.

— Ты вся дрожишь, — услышала она его шепот. Йорк держал ее за плечи. Сабина попыталась высвободиться, но он не отпустил ее. Ее страх куда-то исчез, когда Йорк ласково сказал: — Я тебе не сделаю ничего плохого. — И добавил еще мягче: — Разве ты не знаешь, что ты значишь для меня?

Сабина задрожала еще сильней. Ей очень хотелось посмотреть ему в лицо. Но ей и раньше не удавалось ничего увидеть, к тому же она боялась, что Йорк по выражению ее лица поймет, как важно для нее его признание. Поэтому она не подняла голову.

— Дорогая, дорогая моя Сабина! — Йорк вдруг притянул ее и прижал к себе так, что она оказалась в кольце его сильных рук. Он не пытался ни притянуть ее лицо к себе, ни поцеловать ее, но словно наслаждался ее близостью. Как будто ему — как и ей — хотелось, чтобы ее голова лежала на его груди. — Ты не боишься меня? — спросил он чуть погодя. — И того, что происходит между нами?

Земля снова ушла у нее из-под ног — да, что-то происходит… Но Йорк сказал только: «Разве ты не знаешь, что ты значишь для меня?» А это очень мало или… Сабина не осмеливалась думать дальше. Ей надо было услышать от него более определенные слова.

Сабина сделала вдох и, собрав все свое мужество, спросила напрямик:

— А что между нами, Йорк?

— Искренность, — ответил он. — С этого момента — только искренность.

Она застыла в его объятиях:

— Ты считаешь, я была неискренней?

— Не ты — я, — твердо сказал Йорк. — Твоя честность видна с первого взгляда, и тогда, около больницы, я безоговорочно поверил тебе — когда ты сказала, что вернешь мне кольцо по первому слову твоей подруги. Но я, Сабина, был более чем нечестен, скрывая от тебя письмо. Меня извиняет только то, — он сделал паузу, а потом тихо закончил, — что еще больше я обманывал самого себя.

Тогда она взглянула ему в лицо, не в силах дольше сдерживаться. Йорк смотрел на нее без улыбки, серьезно и открыто.

— О, — выдохнула она, не понимая, к чему все это может привести. Сабина почувствовала смущение и вырвалась из его рук. Ей было необходимо собраться с мыслями. Но когда Йорк отпустил ее, Сабине снова захотелось оказаться в его объятиях. — Мм… — промычала она, и вдруг ее охватил страх, что Йорк, ничего больше не сказав, уйдет. — Что ж, хорошо, — проговорила она и пожала плечами, — я думаю, меня это… э-э… немножко заинтересовало. — Какая чудесная у него улыбка — ноги у Сабины стали ватными. — Может, лучше сесть? — У нее пропал голос, когда, взяв ее за руку, Йорк повел ее не к креслу, в котором она сидела, а к дивану. А когда он сам, вместо того чтобы вернуться в свое кресло, сел рядом, мысли у Сабины снова смешались. — Ты сказал, что еще более нечестен был с самим собой, — попыталась она справиться с путаницей в голове. Его письмо, которое она все это время держала в руке, каким-то образом оказалось на столике рядом с ее письмом.

Йорк сидел, повернувшись так, что хорошо видел ее лицо. И вдруг, к ее изумлению, он признался:

— Чувства, которые я в полной мере начал испытывать, как только узнал тебя, перевернули весь мой мир.

Неужели она сказала, что заинтересовалась немножко? Боже, она отдала бы полжизни, чтобы услышать что-нибудь еще.

— Чувства? — Она почему-то заговорила шепотом, глаза ее стали вдвое больше.

Йорк сжал ее руку.

— Ревность, — пояснил он, и сердце Сабины было готово выпрыгнуть из груди. — Я не сразу понял, что это такое, но, когда впервые увидел тебя тем вечером, моя дорогая, я не мог смириться с мыслью, что ты помолвлена с моим кузеном.