Фашистские экипажи, уверенные в своей неуязвимости, безоглядно стремились вперед, чтобы во что бы то ни стало уничтожить русские орудия огнем своих мощных пушек, давить их своими широченными гусеницами, наматывая кишки на траки, превращая вражеские орудия в груды искореженного металла.

Вот наступавшая по фронту машина клюкнула башней вниз, едва не уткнувшись в землю дульным тормозом орудия. Похоже, экипаж «тигра» не был необстрелянным и необкатанным сборищем зеленых юнцов. С ходу оценив, что впереди ловушка, механик-водитель среагировал молниеносно. Громоздкая машина, взревев двигателями, неожиданно быстро сдала назад, удержавшись на обрывистом отвесе замаскированного рва.

Откатившись метров на пять, без всяких задержек машина стала разворачиваться влево, где зримо обозначался конец укрытого сухостоем рва. В этот момент по танку произвел выстрел расчет «пэтээровцев», расположенный возле взводного наблюдательного пункта. Первый выстрел расчета пришелся по скуле мощной квадратной башни «тигра», оставив на ней всего лишь небольшую вмятину.

– По каткам! Бей по каткам! – кричал номеру первому старший лейтенант, пока «переменник» перезаряжал свой ПТРД, досылая в патронник 14,5-миллиметровый патрон.

– Спокойно, товарищ командир… – негромко, но отчетливо проговорил боец, приникая к целику прицела и изготавливаясь к стрельбе.

Выстрел из противотанкового ружья «дегтярева» вышел звучным, образовав дымное облачко под бортом, в передней части гусеничных траков. Машина прокатилась еще пару метров. Нет, слишком маломощен для такой чуды-юды 14,5-миллиметровый патрон «дегтяря».

Но вдруг машина остановилась, принявшись медленно поворачиваться по фронту, прямо по фронту, перед взводом штрафников. До машины оставалось уже чуть больше шестидесяти метров.

Старший лейтенант Коптюк, выглянув из-за бруствера, успел разглядеть, что, в то время как правая гусеница танка продолжает двигаться, перемалывая куски грунта, левая гусеница остается неподвижной. Неужели комар прокусил-таки шкуру этой бронированной хищной кошки? Свое дело выстрел «пэтээровца» сделал. Что нарушилось в стройном поступательном движении гусеничных траков и катков вражеской машины, переклинило, обездвижив левые гусеницы.

Федор едва успел укрыться в окопе, как из развернувшегося в лобовую «тигра» обрушилось сплетение двух пулеметных очередей. Одна огненная лента выпускалась из передней правой части тигриного туловища. Второй пулемет бил прямо возле орудия, из башни, развернутой прямо на траншеи «переменников». Пули выпускались двумя непрерывными огненными лентами.

Они выстрачивали передние и задние края траншей, ссыпая на каски штрафников землю, стесывая и кроша в щепы деревянную обшивку брустверов, нашпиговывая каждый сантиметр земли вдоль линии траншеи раскаленным металлом метров на двадцать в обе стороны.

Гуляя влево-вправо, очереди все время возвращались к тому месту, откуда расчет ПТРД произвел свои выстрелы. Немецкие танкисты, взбешенные поломкой в ходовой части, словно хотели срыть окоп русских до основания, чтобы добраться до ненавистного вражеского расчета.

От бревна, крепившего бруствер наблюдательного пункта взвода, остались одни куски древесины.

– Видали, товарищ старший лейтенант!.. – прокричал в восторге Степанков. – Самому «тигру» парни палку в колеса всунули!.. Эх, братушки – молотки!..

– Хорошая работа!.. – согласно крикнул старший лейтенант, уже в адрес «пэтээровцев».

Как и он с товарищами, «переменники» из противотанкового взвода штрафбата пережидали пулеметную истерию в глубине окопа.

– Старались, командир!.. – оживленно ответил «номер первый», улыбнувшись зубами, ослепительно белыми на фоне покрытого пылью и дымной копотью лица.

– А все-таки, Кондратыч, дислокацию менять… – озабоченно пробормотал Дерюжный. – «Пэтээровцы-то» дело говорят. Фашист у нас прямо перед носом застрял. Жизни нам теперь не даст…

В этот момент чудовищный звук выстрела лопнул у них над головами. Он был такой силы, что у Федора будто ватой заткнуло уши, в глазах потемнело, а потом поплыли радужные круги. Вот Дерюжный что-то кричит ему, а он не слышит ни черта. А потом они уже пробираются вправо, а следом за ними «пэтээровцы» с тяжеленным своим ружьем.

Это Коптюк приказал им идти следом. Сам своего голоса он не услышал, но понял, что бойцы его слышат, только по согласным кивкам их касок. Надо усилить правый фланг, там один Фаррахов с ручным «дегтяревым» да бойцы с винтовками да гранатами. Ударить справа, пока оба «тигра» гвоздят центр позиций.

«Тигр» с подбитой из ПТРД гусеницей произвел выстрел из своего орудия. Бил прямой наводкой, не поднимая пушки. Значит, и цель где-то рядом. Не иначе, кто-то из батареи Артемова. Дай бог, чтобы у артиллеристов было все в порядке.

Звуковая волна от вражеского выстрела накрыла траншею такой плотной звуковой волной, что начисто высадила взводному слух. Федор теперь в своей каске ощущает себя, словно в кастрюле, по которой кто-то ритмично стучит звонким серебряным молоточком. К черту эту кастрюлю!

– Да вы что… товарищ командир… – хором кричат Степанков и Дерюжный, в один голос уговаривая его обратно надеть каску на голову.

В ответ Коптюк приказывает своему замкомвзвода выяснить, есть ли потери, а также количество патронов у бойцов взвода. И пусть готовят гранаты к бою. Этот чертов «тигр» встал у них поперек горла. Немецкие автоматчики, воспользовавшись тем, что у них образовалось уже два естественных защитных заслона, ползком пробираются от первой пылающей факелом машины к замершему перед рвом «Тигру» и, заняв позиции под его прикрытием, начинают стрельбу.

Крайний левый «тигр» устроил настоящую охоту за пулеметным расчетом «максима». Он продвигается медленно вперед, словно подкрадываясь к траншее и высматривая, где могут появиться пулеметчики. Все это время танковые пулеметы работают без остановки.

Вдруг с правого фланга, в обход противотанкового рва, набирая скорость, выдвигается вражеский танк из второй линии. Его маневр становится полной неожиданностью для штрафников. «Тигр» на левом фланге будто только и ждал этого действия. Его двигатели перекрывают своим рыком гул стрельбы, и, выпустив из хвоста облако черного дыма, громадная машина устремляется вперед, двигаясь параллельно экипажу на правом фланге.

Две фигуры с надвинутыми на глаза касками, с мертвенно-белыми, как полотно, лицами порывисто бегут по траншее прочь от растущего на глазах, лязгающего чудовища.

– Не бояться!!! Пропускай и бей гранатой!.. Не бояться!.. Проходит!.. – кричит что есть силы Коптюк.

Он бросается навстречу бегущим и чувствует, как и у него внутри, в самой глубине, копошится мерзкий, хлюпкий страх.

– Эх, командир!.. – сквозь зубы выдавливает Степанков, правой рукой то ли останавливая, то ли отталкивая взводного. – Щас я его!..

Ординарец налетает на бегущих штрафников. Они совершенно ничего не соображают. Степа бьет первого наотмашь ладонью по лицу. Оплеуха приводит бойца в чувство.

– Не беги! Не беги!!! – кричит Степа, неистово тряся его за грудки.

Второй тоже приходит себя.

– Где гранаты? Бутылки твои где? – спрашивает Степанков бойца.

Тот, испуганно озираясь, не сразу показывает рукой в ту сторону, откуда он только что бежал.

– Там… – лепечет «переменник» белыми, как пельмень, губами.

– Эх ты! Там!.. Ни на шаг от командира!..

С этими словами Степанков, согнувшись буквой «Г», ловко маневрирует в изгибах траншеи. Машину отделяют от окопа уже метров десять.

Танк и Степа стремительно сближаются. Боец оказывает в той точке, где танк должен пересечь траншею штрафников, на несколько секунд раньше. Его каска еще мелькает под бруствером, словно мечется туда-сюда, когда ее накрывает бронированная громадина.

Преодолевая траншею, махина клюет своим недлинным, но мощным стволом и вся тяжело ныряет на бруствере и, взревев двигателями, невысоко вздымается кверху на задней стенке окопа всем своим приземистым, плотным корпусом.