Порция выбывших бойцов наутро пришлась кстати. Разогретую пищу в термосах повар доставил вплотную к передовой, организовав раздачу на скате оврага, в относительной безопасности от вражеских пуль и мин.

Не успел Коптюк обойти позиции взвода и проверить ход работ, как в расположение нагрянул замполит. Взводный в очередной раз удивился про себя, насколько фамилия Веселова не соответствовала его облику – вечно хмурого, занудного в разговоре, сухого человека. Не зря острые на язык бойцы тут же перекрестили старшего лейтенанта из Веселого в полную противоположность – в Несмеяну.

Коптюк выделял и ценил в других умение быть сдержанным, сам не любил лишних эмоций, навязчивого зубоскальства и хохмачества. Время не то, чтобы скалиться и быть несерьезным. Тем более Коптюк был «за», когда речь заходила о боевом духе. В сталинградском аду он осознал раз и на все отведенные ему сроки, что умение бить врага неразрывно связано с желанием это делать. Пока не усвоишь главную заповедь войны: «Возненавидь врага твоего», пока не проникнешься этой заповедью до самых своих потрохов и костного мозга, будешь драпать и дальше, показывая немцу спину и отыскивая себе позорные оправдания.

Без боевого духа на передовой – никуда. Но и в той сушке мозгов, которую разводил замполит Веселов, духа и близко не наблюдалось. Все какие-то занудные, крючкотворные беседы о роли партии и правительства в деле самоотверженной и беззаветной борьбы Рабоче-Крестьянской Красной Армии с ненавистными немецко-фашистскими оккупантами. Ведь Верховный Главнокомандующий, когда вздыбилась и нависла над страной нечестивая черная свора, сказал просто, но так, что слова эти легли на сердце каждому: «Братья и сестры…» Потому так и обратился, что все в этих словах – от Верховного до искупающего свою вину окруженца – как части одного единого целого – народа, и его, и ничья другая, роль и является определяющей в этой страшной битве, которая не зря зовется народнойи священной.

А у Веселова все о руководящей роли руководства. Отсюда и желание постоянно находиться в поле зрения прямого начальства и всячески подчеркивать свою к нему принадлежность, которую Веселов при каждом удобном случае выказывал. Создавалось такое впечатление, что от Телятьева замполит роты не отступал ни на шаг. И везде – и на марше, и в блиндаже, и в ходе боя, он, как тень, возле ротного. «Мы с товарищем капитаном то… мы с товарищем капитаном это…»

На Коптюка замполит натолкнулся в тот самый момент, когда взводный вместе со своими обоими замами и ординарцем направлялся в командный пункт роты. Дерюжному было поручено уточнить вопрос кормежки и недополученных накануне фронтовых ста грамм. Второму замкомвзвода, Довганюку, бывшему связисту, поручалась наладка связи между взводом и КНП роты. О том, что на рубеже будут работать связисты, на совещании предупредил ПНШ батальона по связи капитан Овсянников, попутно обратившись к командирам взводов, по возможности обеспечить помощь в прокладке проводов, переносе катушек и аппаратов.

Взводный намеревался уточнить в штабе относительно обещанной на взвод подводы с боеприпасами, а также, если получится узнать в санпункте насчет индивидуальных перевязочных пакетов, запас которых там имелся, по непроверенной информации ординарца Степы. Степанков сам порывался этот вопрос выяснить и ИПП пренепременно добыть, но командир неожиданно заупрямился, буркнув, что «выяснит все сам».

– О, смотрите, Несмеяна чешет… – прошептал Довганюк.

Он ляпнул это с такой интонацией, что ни Дерюжный, ни Степанков не смогли удержаться от смеха.

Коптюк, прицыкнув на подчиненных, поздоровался с зардевшимся старшим лейтенантом. Веселов отличался крайней мнительностью и прекрасно знал о прозвище, которое к нему приклеили во взводе Коптюка, вину за это заочно возлагая на самого командира. Вот и сейчас, увидев, какую реакцию вызвало его приближение, тут же на это отреагировал красными пятнами на лице.

С натянутым и насупившимся выражением лица замполит с ходу сообщил, что на сегодня в роте намечены занятия по политической подготовке. Поскольку должности политруков взводов, к сожалению, в батальоне сокращены, то такие занятия будут проведены замполитом роты поочередно, при активном содействии командиров взводов, от которых и требовалось эту очередность выработать и согласовать.

Командир второго взвода в ответ заметил, что конкретно перед его взводом поставлена конкретная задача по обустройству вверенных бойцам позиций. В данном вопросе очередность выполнения всех работ выработана, согласована и выполняется неукоснительно, в частности в настоящий момент заканчивается рытье траншей и начата заготовка материала для укрепления стенок окопов, создания так называемой одежды крутостей.

– Вы, товарищ Веселов, конечно же, знаете, что заготовка материалов для одежды крутостей – дело хлопотное и трудоемкое? – с излишней серьезностью спросил Коптюк.

На вытянутом, гладком, как горькая редька, лице замполита обозначилось замешательство. Одежда крутостейявно поставила его в тупик.

– Ну ладно… – неуверенно произнес замполит. – Пусть… это… занимайтесь тогда подготовкой… то есть заготовкой… к этой… одежде крутостей… А я это… сейчас тогда пойду к Дудареву.

Замполит спешно удалился вдоль траншеи.

– Эк вы нашего комиссара… с толку сбили… – хмыкнул Довганюк в спину ушедшему. – Одежда крутостей!

Степанков громко засмеялся.

– Отставить зубоскальство… – строго одернул его Коптюк.

Как ни крути, Веселов не только заведовал в роте политчастью, но и являлся офицером. Запанибрата вышучивать старшего лейтенанта с подчиненными «переменниками» Коптюк не собирался. Так никакой дисциплины во взводе не добьешься.

– Кстати, Степа… раз в тебе энергии много, вон аж звенит твое зычное «га-га-га» и из грудной клетки норовит выпрыгнуть… – как бы размышляя, проговорил он, окидывая попутно оценивающим взглядом своего ординарца, – будет тебе поручение, как раз по части одежды крутостей. Ты на марше все живописно так рассказывал, что избу без единого гвоздя можешь сладить?

– Ну, не то чтобы без единого… – неуверенно проговорил Степанков и одновременно оглянулся за помощью в сторону обоих замкомвзвода.

– Кто у нас, Семеныч, на заготовке жердей? – поворачиваясь к Дерюжному, спросил взводный.

– Снарядил Зябликова и Зарайского… Оба из отделения Потапова. Потому как топора на взвод – всего два, а работа плотницкой квалификации… не требует…

– Вот то-то, что не требовала. А теперь потребует… – отозвался Коптюк, прислушиваясь к стуку топоров, доносящемуся из леса. – Степино умение нам и пригодится…

Этот звук, такой мирный здесь, на передовой, совершенно не ладился к гулу канонады и то и дело бьющим по нервам резко и громко хлопкам минных разрывов.

– Так в чем умение-то, Федор Кондратьевич?.. – не утерпев, присмиревшим голосом спросил Степанков, обращаясь к притихшему вдруг взводному нарочито по имени-отчеству. – Куда нужен-то?..

– Топорное твое умение и нужно, избяных дел мастер… – с легкой иронией ответил Коптюк. – Телятьев просил двоих от каждого взвода отрядить на строительство блиндажа. Чтоб в три наката… Вот с Зябликовым и Зарайским и пойдете блиндаж для ротного возводить. Как они с жердями для окопов закончат. Ты старший в группе. Пойди поторопи их… Уяснил? Твои прямые обязанности – быть посыльным в роту. Как раз и будешь при ротном находиться.

– Я-то уяснил… – хмыкнув, ответил Степанков и, натолкнувшись на буравящие его черные зрачки старшего лейтенанта, – …вас понял, товарищ командир!..

Тут же, выдохнув и заломив офицерскую ушанку на затылок, Степа веселым голосом добавил:

– Нет, в три наката, конечно, дело плевое… Это не то что хоромы какие отстроить, в три этажа…

– Смотри, щас немец тебе нагородит, огород в три грядки… – откликнулся Довганюк. – А еще того пуще, придет замполит и построит: вот тут тебе базу, а тут – надстройки…