Потапов попросил у Фомина его «мосинку».

– Я знаю, у кого в моем отделении винтовка лучше пристреляна… – комментирует он, аккуратно осматривая переданное ему оружие.

Во всем виден тщательный уход. Да это и так все знают. Фомин со своей «мосинкой» носится, как с малым дитем. Чуть где свободная минута появляется, давай ее чистить и смазывать.

Дослав патрон, Потапов еще раз припадает к перископу, а потом устраивается с винтовкой на бруствере. Движения его медленны и осторожны, рассчитаны так, чтобы, не дай бог, не высунуться слишком высоко.

Фомин ждет его команды. Вот замкомвзвода устроился, припав к прикладу щекой. Несколько напряженно долгих секунд у него уходят на прицеливание. Наконец он застыл. Словно в статую превратился.

– Давай!.. – отчетливо громко прозвучал его голос.

Фомин, присев и втянув голову в плечи, поднимает над бруствером обмотанную портянкой саперную лопатку. Он держит ее за черенок так, что к немцам повернута лопасть с намалеванными грязью глазами и ртом.

«Звонк!!!» – раздается тут же. Сработало! Выпущенная вражеским снайпером пуля пробивает сталь штыка насквозь. Лопатка, выбитая ударной силой из руки Фомина, отлетает на дно траншеи.

И тут же следует выстрел Потапова. Чуть качнувшись от отдачи, он сохраняет положение тела рук, головы еще несколько секунд. Потом приседает на корточки, прислоняясь спиной к «одежде крутостей».

– Ну как, Потапыч?! – сразу несколько голосов, не выдержав, нетерпеливо задают один и тот же вопрос.

Потапыч сдержанно трет ладонью щетинистую щеку, но глаза у него горят, как у охотника, добывшего после многочасовых стараний матерую, самую главную в своей жизни, дичь.

– Попал… – произносит он.

Винтовка возвращается хозяину чуть ли не торжественно, со всеми почестями к ней как к полноправной участнице события.

– Надежно сработала… – сказал замкомвзвода Фомину.

Пару секунд помолчав, Потапыч делится подробностями.

– Близко подобрался, гад… Метров триста пятьдесят, – сообщает он. – Почти посредине «нейтралки»… Выстрелил и приподнялся, чтоб попадание свое зафиксировать. Вот тут я в него и…

Потапыч взмахом руки обозначает точное попадание.

Весть о том, что Потапов уничтожил снайпера, мигом распространяется по позициям. Во взводе царит оживление до самого вечера. Словно тяжелый камень упал с плеч бойцов. Ночью, по согласованию с Коптюком, к убитому фашисту отправляется делегация в составе Потапова, Довганюка и Фомина. Небо затянуто тучами, поэтому темень такая, что ничего не видно на расстоянии нескольких метров.

Троица отсутствует с полчаса, но каким-то чудом бойцам удается разыскать застреленного. Возвращаются с добычей: приволакивают с собой винтовку снайпера с оптическим прицелом. Забрали и его документы. Утром Коптюк вместе с Потаповым докладывают ситуацию ротному и зарабатывают благодарность. В записной книжке снайпера первый листочек – с учетом пораженных целей. Аккуратные палочки, начерченные простым карандашом. Писарь насчитывает их шестьдесят четыре. От этой черной статистики делается невесело, а капитан Телятьев еще раз благодарит бойцов второго взвода.

Лично открывает крышку термоса и зачерпывает содержимое кружкой. Заветный термос стоит в самом углу блиндажа, так чтобы не бросался в глаза. Коптюк уже знает, что в нем хранится неприкосновенный запас ротного – чистый спирт. Теперь об этом узнает и Потапов. Ему, главному герою истории с ликвидацией снайпера, капитан протягивает кружку первому.

После чарки спирта, заеденной ломтем хлеба с намазанной на него лендлизовской тушенкой, Телятьев распоряжается выдать дополнительные сто грамм всему взводу.

С кормежкой никаких проволочек не наблюдалось уже с неделю. Служба начпрода работала как часы. Рацион увеличили, мяса не жалели. Бойцы сразу расценили это как знак того, что скоро начнется.

Но это скородлится и длится. Практически весь световой день уходит на обустройство траншей и боевую подготовку. А дни становятся все длиннее.

Бойцы с утра до глубокой ночи ползают на брюхе, учатся преодолевать проволочные заграждения. Выделены боеприпасы на огневую подготовку. Стреляют из винтовок, ручных пулеметов, метают гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Отдельно изучают матчасть практически всего стреляющего, что есть в наличии в батальоне. Потапов проводит занятия по трофейным пистолетам-пулеметам и гранатам. Он вместе с Кондратычем договорился с командиром взвода разведки лейтенантом Александровым, и разведчики дважды предоставляли в качестве учебного экспоната немецкий пулемет МГ-38, имевшийся у них в наличии.

Подчиненные Александрова занимались и по ночам. Организовывали даже вождение, для чего зам. по строевой пригонял на полигон «виллис» комбата и несколько раз приезжала «полуторка» тыловой службы. Отдельный разведвзвод в составе батальона был сформирован около месяца назад – что-то вроде элитного подразделения, для выполнения ответственных поручений.

С командиром разведчиков лейтенантом Александровым у Коптюка произошел конфликт, из-за командира второго отделения Потапова. Узнав от делопроизводителя штрафбата, что Потапов опытный разведчик, Александров попытался перевести его в свое подразделение, причем с Коптюком на этот счет посоветоваться не счел нужным.

В итоге состоялся серьезный разговор Федора Кондратьевича сначала с ротным, а потом с ПНШ-1 и замом по строевой. Если все сливки собрать в один взвод, то как воевать остальным? Коптюк с капитаном Телятьевым своего бойца отстояли, после чего Александров пару дней дулся и здоровался с насупленным видом.

Но человек он был незлобливый, и добрососедские отношения быстро восстановились. Задачи-то все равно надо было решать общие, а предстояли они, судя по тревожной озабоченности старших офицеров, и штаба роты, и штаба батальона, более чем серьезные.

Зам. по строевой постоянно на занятиях или ПНШ, а то и оба сразу. Несколько раз комбат лично проверял ход занятий. Они начинаются с самого утра и проводятся за вторым эшелоном, занятом бойцами Дударева.

В пополнении, прибывшем неделю назад, в основном тыловики. И во взвод Коптюка приходят четыре бывших интенданта, два танкиста и один летчик. Вот во взводе и воплощается установка штаба – приучить новобранцев к земле, в прямом и переносном смысле.

Как бы рано ни прибыл взвод Коптюка на территорию, отведенную под занятия по боевой подготовке, там уже находились люди Лазерко. Как предполагали ротные шутники, выходило так, что минометчики вовсе не покидали учебного полигона. В поту таскали свои бээмы по полю, проводили занятия по наведению на цель, рыли землю, готовя площадки для своих минометов. Разведчики, с белыми от соли лицами, пропотевшие до шинелей, к этому времени уже возвращались из ночных марш-бросков.

К началу июля лето уже полностью вошло в свои права, и даже ночью воздух не остывал. Лишь перед самой зарей, когда взвод подымался, чтобы принять пищу и приступить к бесконечно долгим, как июльский день, занятиям, одаривала земля росной прохладой. Пот и соль смывали до основания в пятницу, в банный день, когда взвод за взводом, по установленному между ротами расписанию, отправлялись в летнюю баню, оборудованную неподалеку от батальонного штаба.

Разведчики в ходе своих учебных прочесываний окрестностей обнаружили километрах в пяти в глубь позиций небольшое озерцо – бывший карьер, заполнившийся студеной родниковой водой. После нескольких часов беганья и ползанья под солнцем, в пыли и духоте, вечерние посещения озерца становились для бойцов настоящим праздником для души и тела.

Присутствие врага было незримым, но ощущалось с каждым днем все явственнее. Самолеты-разведчики противника барражировали над позициями штрафников практически ежедневно. В погожие дни серебристые контуры «рамы» поблескивали в самой вышине, среди высоких кучевых облаков.