Мать Андрея умерла четыре года тому назад. …Народного слугу привели в чувство весьма необычным образом: пробудившись, Андрей Интелик понял, что его собственный детородный инструмент пребывает во рту Вэй, а шею стягивает петля… в последнем он ошибся: это опять был красный хвост; сам карлик сидел у Андрея на плечах и тихо хихикал.

— Прости невежливое поведение малыша Улуру, — сказал Корнелий.

— Мой краснокожий друг не имеет представления о том, как следует обращаться с неприкосновенными делегатами.

Тут карлик что-то провещал на совершенно непонятном языке, и Корнелий перевел:

— Улуру просит оставить ему твои глаза и уши, когда Гуллах закончит с остальным. Я полагаю, можно уважить…

— По-ща-ди-те!!! — возопил злосчастный.

Вопль сорвался на хрип: это карлик туже затянул живую петлю на шее Андрея.

— Ты просишь о пощаде? — удивленно переспросил Корнелий. — Но не ты ли предлагал избавиться от человека, создающего проблемы? И я подумал: к чему мне сложности с Софией, когда есть ты. Пока ты будешь договариваться с убийцами, пока они будут ее выслеживать… А если не получится у них? К тому же им еще платить. И убийцам этих убийц тоже платить придется. Ты же платить не станешь… ох-ох, значит, пришлось бы мне. А времени у нас немного. Ты не забыл: завтра у вас голосование… вернее, уже сегодня. Боюсь, вы не успели бы с убийством. И еще… Возможно, тебе это покажется забавным, но у меня, признаюсь, не лежит душа к убийству великородной княгини. Зачем мне убивать княгиню, притом с такими сложностями, когда довольно устранить какого-то плебейчика?

Ну вот, я взвесил «за» и «против» и решил твою идею чуть подкорректировать. Подумай сам, благоразумный друг народа, как это будет славно для меня, когда ты вдруг исчезнешь: Софии будет некем шантажировать твоего отца, и твой отец с чистой совестью призовет своих сторонников голосовать за меня. Не правда ли, отличный план, а главное, простой… Как ты считаешь, Гуллах?

Громадный лестригон широко разинул пасть, обнажая два ряда острых, похожих на крокодильи, зубов, и облизнулся длинным сизым языком.

— Ну что ж, если не будет возражений, начнем, пожалуй, — сказал Корнелий. — Сулла, освежуй его.

Амазонка воздела нож.

Андрей отчаянно трепыхнулся, но хвост-петля держала крепко, и внизу, в причинном месте, был свой захват. Поэтому Андрей остался в кресле, и лишь из горла вырвался тоскливый хрип. В вылупленных глазах не было никакой мысли — был только ужас.

Едва заметным жестом Корнелий остановил амазонку и приказал карлику ослабить петлю.

— Похоже, делегат народа намерен высказаться против, — с неудовольствием отметил сенатор. — Итак?

— Пощадите… — просипел Андрей. — Я сделаю все!

— Пустой, никчемный разговор, — отмахнулся Корнелий. — Сулла, можешь присту…

— Вы не можете просто убить меня!

— Просто? Ты думаешь, для Суллы это сложно, отживший свое друг?

— Убийство делегата…

— Ты полагаешь, делегат невкусный?

— Ради Творца и аватаров, пощадите! Я сделаю все, ваша светлость!

Корнелий не ответил, и Андрей, предчувствуя надежду, принялся уговаривать его и при этом оказался весьма красноречив, точно на митинге плебеев. — …Я сдуру предложил убить Юстину, от страха, не подумав, — убеждал Корнелия Андрей. — Но вы мне объяснили, ваша светлость, и вы, конечно, правы, как всегда! Нам лучше обождать… и сделать так, как вы сказали!..

При этом он не уставал коситься на нож в руке Ясалы и страшную фигуру лестригона Гуллаха.

— Удивляюсь тебе, юный друг народа, — задумчиво вымолвил Корнелий. — Ты называл себя моим слугой, и вот, когда пришла пора слуге почить за господина, ты упираешься. Обидно это мне! Выходит, я тебе напрасно верил. Вот она, Punica fides [104]! Тем более обязан я исправить свою ошибку… Другие аргументы у тебя найдутся или ты можешь только умолять, карфагенянин?

— Люди Юстины следят за домом вашей светлости. Они, конечно, видели меня. Они доложат госпоже, что я вошел с вами. И если рабы ваши меня убьют, Юстина рано или поздно дознается до правды, и вам несдобровать!

Корнелий наморщил лоб.

— Действительно, проблема. А впрочем, дальновидный друг, тебе не стоит беспокоиться об этом: твоего трупа не найдут они. Не будет трупа — не будет и улик против меня.

— Следователи обыщут ваш дворец, Юстина позаботится об этом! — в отчаянии воскликнул Андрей.

— Тише, тише… Ты так громко кричишь, несчастный, что можешь одержать победу над Стентором. Когда вы встретитесь с ним на небесах…

Так о чем это ты? А-а, насчет обыска в моем дворце? Пускай обыскивают.

Ты, кажется, меня не понял, речистый и плечистый друг народа: мой славный Гуллах целиком сожрет тебя, оставшиеся кости Сулла размельчит, Улуру уничтожит порошок, он в этом деле мастер, а Вэй затем наведет порядок.

Злополучный делегат перевел взгляд с Корнелия на безразмерное брюхо циклопа — и понял, что истязатель нисколько не лукавит.

Здесь мужество вконец оставило его, и злополучный делегат ударился в истерику.

Улуру с Вэй вернули его в чувство. Мысленно расставшись с жизнью, Андрей был удивлен, когда услышал следующие слова Корнелия:

— Впрочем, у нас есть выход. Мне, знаешь ли, не хочется рисковать беднягой Гуллахом: к нему я привязался; вдруг он тобой отравится, а?

— Д-да…

— Так вот, мой ядовитый друг, я и подумал, не отпустить ли мне тебя? Взамен оставишь мне одну полезную бумагу, только и всего.

— К-какую б-бумагу? — опасливо спросил Андрей.

— Ты смеешь возражать мне, Терситу дерзостью подобный?

Корнелий поманил пальцем Ясалу.

— Я напишу все, что угодно, — торопливо простонал делегат, — только пощадите меня!

— Да будет так, — кивнул сенатор. — Бумагу и стило для гражданина делегата!

Откуда-то появились лист бумаги и стило. Китаянка Вэй наконец выпустила изо рта мужскую принадлежность Андрея, влезла на колени к делегату и устроилась так, чтобы послужить ему подставкой для письма.

— Будешь писать, что я скажу, — предупредил Корнелий, — иначе, клянусь водами Стикса, ты тотчас же умрешь!

Андрей, трепещущий от ужаса, взял стило. Оно выскользнула из потных пальцев, но гибкая Вэй умудрилась подхватить его и вернуть Андрею.

— Итак, начнем, пожалуй, — повторил свою зловещую присказку Корнелий. — Пиши, предваряя каждое слово этой фразы прописными буквами: «Во Имя Бога Единого и Всемогущего…». Э-э, милый мой, так дело не пойдет! Рука твоя дрожит, а это нам не нужно. Скажу тебе по секрету, Сулла не переносит трусов. Верно, Сулла?

Амазонка изобразила страшную гримасу и выразительно провела ножом у своей шеи, а потом нацелила нож на Андрея, показывая, что шея может быть и его.

Корнелий передал Андрею другой лист и заставил написать фразу заново. До смущенного сознания бедняги еще не дошло, какую плату придется заплатить за жизнь, запамятовал он, кто, на беду свою, признавал «Единого Бога»…

— Написал? Молодец. Полезно грамотой владеть, иначе бы у нас не вышло ничего, к вящей радости бедняги Гуллаха… Пиши дальше: «Во Имя Бога Единого и Всемогущего, я, Андрей Интелик, пью эту девственную кровь…».

Плебей замычал и поднял взгляд на мучителя. Так встретились его глаза с глазами Корнелия: Андрей увидел красные буркалы демона, и силы вновь оставили его…

— Какой ты слабонервный, юноша, — посетовал сенатор, когда Улуру с Вэй привычными уже способами привели делегата в чувство. — Не думай убегать от нас в спасительный мир безмолвия. Будь умницей, не испытывай наше терпение. Обещаю, когда оно закончится, ты будешь умирать в непредставимых муках: Гуллах, наш общий друг, любит забавляться с живой едой… Итак, пиши: «Во Имя Бога Единого и Всемогущего, я, Андрей Интелик, пью эту девственную кровь за Марка Ульпина и Януария Ульпина…».

В этот момент бездна зловещего замысла Корнелия разверзлась перед Андреем; ужаснув его до самых потаенных уголков души, эта бездна придала злосчастному силы воскликнуть: