Власть подобна прекрасной деве, она невероятно соблазнительна для алчущих ее, она изменчива, коварна, лжива, она любит игру, она манипулирует тобой, а тебе — вот так наивность! — грезится, что ты владеешь ею; она настолько порочна, что готова в любой миг отдаться всякому, кто окажется тебя сильнее, — и ты, зная это, готов заложить все, самое вечную душу свою, чтобы хотя бы на миг насладиться ею, а насладившись, уже не отпускать.

Власть подобна малому дитяте, ты не поймешь ее одним рассудком, она капризна и, одновременно, податлива, из нее ты слепишь такую статую себе, какую заслуживаешь, она болезненна, неблагодарна, себялюбива, но ты боготворишь ее, как собственное чадо, ибо она — твоя.

Власть — это божество, которому поклоняются слабые, чтобы стать сильными, и сильные, чтобы не стать слабыми.

Я обожаю власть, я вожделею власть, и я ее добуду!

Еще я жажду иметь детей от Марса; оказывается, я жажду не напрасно, я заблуждалась, год пребывания в Мемноне не сделал меня бесплодной, я могу иметь детей от Марса, и ради одного этого стоило ехать к риши!

Они освободили меня от моих страхов; я чувствовала себя стократ более сильной, чем до визита к ним.

Размышляя так, я не предполагала, какие испытания меня ждут. Это и неудивительно: я не была профессиональным ментатом и не могла провидеть даже собственное близкое будущее.

Выйдя из дромоса, я столкнулась с комендантом аэропорта. Он ждал именно меня.

— Вас желает видеть губернатор, — сразу сказал он.

— У меня нет времени на светские визиты, — отрезала я. — Его Высочество Эмилий Даласин и я вылетаем немедленно.

— Это невозможно. Его Высочество отбыл в Темисию несколько часов тому назад.

— Что вы несете, претор?! Кесаревич ждет меня.

— Если вам кажется, что я способен лгать, прошу вас, обследуйте взлетные полосы лично. Я повторяю вашему сиятельству: моноплан Его Высочества покинул Астерополь несколько часов тому назад.

— Дайте мне другой моноплан и пилота.

— Губернатор официально воспретил мне это делать. Я могу показать вам приказ.

— Не верю своим ушам! Это обструкция? Берегитесь, претор!

— Напрасно вы мне угрожаете, ваше сиятельство.

— Я ничего не делаю напрасно. Почему вы избегаете смотреть мне в глаза?

— Вашему сиятельству лучше поговорить с самим губернатором.

Исполненная удивления, возмущения и самых мрачных предчувствий, я отправилась в резиденцию губернатора. Я собиралась вправить мозги Ларгию Марцеллину, который зашел чересчур далеко. Но я могла его понять, он отец Корнелия. А вот по какой причине Эмиль меня оставил, я не понимала.

Мое недоумение усилилось, когда референт губернатора сообщил, что князь Ларгий занят и просит меня подождать. Меня, которую без доклада принимают принцепс, понтифик и первый министр! Такое создавалось впечатление, что эти злосчастные нарочно злят меня. Им это удалось: я оттолкнула референта и стремительно вошла в кабинет губернатора.

Ларгий Марцеллин спокойно восседал в своем губернаторском кресле и пил чай. При моем появлении он даже не сделал попытки встать и приветствовать старшую по чину, а лишь улыбнулся, и эта улыбка бескровных губ показалась мне донельзя гадкой. Мысленно я определила, что этот человек служит губернатором Астерополя последний день.

— Князь, — начала я, — вероятно, в силу возраста у вас проблемы с памятью и зрением. Вы, прокуратор, забыли, что перед вами министр имперского правительства, и не видите калазирис логофета, в который я облачена!

— Боюсь, вы правы лишь отчасти, княгиня, — саркастически отозвался он.

— Отчасти?!

Ларгий встал из-за стола и подал мне запечатанный конверт.

— Его Высочество Эмилий Даласин просил передать это вам, как только вы появитесь.

Я метнула в Ларгия гневный взгляд, но конверт взяла. Внутри было короткое письмо:

«Софи! Тит позвонил из космополиса и попросил срочно вернуться.

Он подает в отставку. Я пытался отговорить его, но он сказал, что все уже решено, и он не намерен ждать тебя. Понимаю, ты будешь злиться, но я обязан был уважить просьбу Тита. Прости. Эмиль».

«Ты будешь злиться», — пусть заберет меня Гадес, если я просто буду злиться! Я в ярости! Стоило уехать из Темисии, как состоялся заговор!..

Он, видите ли, уваживает просьбу Тита! А Тит? Как мой отец мог столь гнусно предать меня?!

— Вы желаете воды? Или, может быть, позвать врача? — участливо спросил Ларгий.

Нет, я не доставлю ему такого удовольствия. Эмоции — на завтра.

Сегодня нужно действовать. Я обязана добраться до Темисии и сокрушить заговор.

— Я желаю немедленно отбыть в столицу.

— У вас есть разрешение на полет?

— Вы прекрасно знаете, прокуратор, что членам имперского правительства не требуется разрешение.

— Вы больше не член имперского правительства, — с наслаждением, растягивая слова, произнес Ларгий Марцеллин.

Он стоял передо мной, этот мелкий человек, в сию минуту равный громовержцу, слова его разили, как перуны. Я не нашлась, что ответить, мне не хотелось ему верить, но внутренне я сознавала: он не настолько безрассуден, чтобы лгать…

— Ах, так вы ничего еще не знаете? — усмехнулся он. — Ergo, мне выпала честь первому сообщить вам последние новости. Божественный Виктор принял отставку вашего отца и распустил его правительство. Вы больше не министр!

Он замолчал, упиваясь моим унижением. Следующий вопрос напрашивался сам собой, но я безмолвствовала, собираясь с мыслями… Наконец негодяй не выдержал и провещал:

— Вам, полагаю, интересно знать, кому Его Величество доверил исполнять обязанности первого министра. О, вам хорошо известен этот достойный человек…

— Да, мне он известен слишком хорошо! — воскликнула я. — Он такой же мерзавец, как и вы! Qualis pater, talis filius! [59]

— Agnosco veteris vestigia flammae, [60]— Ларгий, как триумфатор, скрестил руки на груди, — и меня это радует. Вы нынче только и можете, что изливать свой бессильный гнев. Юнона проиграла!

Ошибаешься! Но я пока не стану тебя разубеждать.

— Корнелия Сенат не утвердит, — заметила я.

— Вы полагаете, мой сын берется за дело, не будучи уверенным в успехе?

— Я должна быть на заседание Сената!

Ларгий ядовито улыбнулся.

— Вы не успеете на заседание Сената. Оно назначено на семь часов вечера по столичному времени, то есть начнется через час…

Молодец, подумала я. Это следует признать. Мой дядя — молодец.

Еще вчера я была всем, он — никем; сегодня я — никто, а он — ad interim первый министр. И сегодня же его утвердит Сенат. Эти геронтократы утвердили бы его в любом случае, я не смогла бы их переубедить. Они не жалуют Юстинов, особенно после знаменитой речи Корнелия. Они рады отставке отца. Итак, сегодня дядю утвердит Сенат, а послезавтра — голосование в Плебсии… У меня еще есть шанс! — …Не будьте наивны, княгиня, — продолжал мой враг и отец моего врага, — вы не успеете никуда, до той поры, пока я не получу копию императорского эдикта о назначении моего сына полноправным первым министром.

— Вы сошли с ума, князь. Это самоуправство! Пусть я не министр больше, но я княгиня! Я дочь Юстинов! Я логофет! Или император лишил меня чина логофета?

— Насколько мне известно, он не лишал вас чина. И вы действительно княгиня; утешьтесь этим!

— Разве я не имею права вернуться домой?

— Имеете такое право. И вы вернетесь. Как только мой Корнелий вернется из Палатиума с подписанным эдиктом.

— Вы, что же, сударь, собираетесь силой удерживать меня?!

Творилось странное! Я говорила с ним таким тоном и смотрела на него таким взглядом, что он должен был позеленеть от страха. Я умела внушать трепет. Но этот человек отказывался понимать очевидное. Он меня не боялся…

— Вам будут предоставлены все привилегии, подобающие вашему титулу и чину, — ответил он. — Никто не посмеет обвинить меня, что я отнесся к вам без должного уважения. Но из Астерополя вы не улетите! Впрочем, — здесь на его губах вновь возникла гаденькая ухмылка, — если гордая дочь Юстинов брезгует моим гостеприимством, она вольна воспользоваться трансаморийским экспрессом.