Первый министр Тит Юстин выступил вместо нее перед плебейскими делегатами. Как и следовало ожидать, высокородные Юстины свалили всю свою вину на стрелочников. Главными виноватыми оказались: само собой, Варг, как вожак мятежников; Кримхильда, ибо не сумела удержать вверенную ей власть; покойный командир когорты, оказавшийся бездарным военачальником; наконец, посол Луций Руфин, также покойный, за то, что допустил мятеж. Обычное дело в "Богохранимой" Амории: dat veniam corvis, vexat censura columbas [57]. Сенатор Марцеллин молчал, забившись в угол, и не возражал, когда в газетах откровенно поносили его выдвиженца Луция Руфина. Сенаторская дочка Доротея, беременная ребенком герцога, была при отце, благодаря хитрости Софии, собственной глупости и глупости Варга…

Политические дрязги в имперской столице означали для молодого герцога важную передышку. Мы постарались втолковать это ему. Мы объяснили, как, по нашему мнению, лучше всего использовать эту передышку и что она может дать делу свободы. Герцог внимательно, я бы даже рискнул сказать, с благоговением, выслушал нас, и настроение у него заметно улучшилось.

— …Нынче же казню Кримхильду, — сказал он в завершении разговора.

— Это будет грубейшей твоей ошибкой, благородный друг, — тотчас отозвался отец.

Варг опешил. Он никак не мог привыкнуть к извилистому ходу наших мыслей, но уже начинал понимать, что мы с отцом ничего не говорим и не делаем просто так.

— Если ты казнишь сестру, сам сотворишь из незадачливой герцогини святую мученицу, — пояснил отец. — Тебя все будут обсуждать и осуждать, от императора амореев до лесного разбойника. Первому ты бросишь наглый вызов тем, что казнишь архонтессу, которую он назначил править в Нарбонне, а второй потеряет к тебе уважение, так как рыцарю-победителю надлежит быть великодушным к женщине, к родной сестре…

— Какая ж мне она сестра, какая женщина, — загремел герцог, — когда она меня убить хотела?! И убила бы, если б смогла!

— Ну и что? Ты для себя определись, чего ты хочешь: отомстить Кримхильде или использовать ее в благих целях, во имя свободы своей родины.

Герцог смотрел на отца зачарованным взглядом.

— Неужто можно? — опасливо спросил он.

— Кого угодно можно использовать в благих целях, если знаешь, как, — усмехнулся я.

— Полагаю, вы мне сейчас это объясните, касательно Кримхильды, — пробурчал герцог.

— Нет ничего проще, — кивнул отец. — Отпусти ее.

Варгу показалось, что он ослышался.

— Как это "отпусти"?!!

— Мгновение, не кипятись. Лучше скажи мне, благородный друг, как себя ведет твоя сестра в темнице?

— Вызывающе! Едва я водворил ее туда, она объявила сухую голодовку. Четвертый день не ест, не пьет. Я приходил к ней… ну, как ко мне София… хотел дать ей шанс. Но она только орет на меня, говорит, мол, ты, брат, убийца нашего отца и подлый узурпатор, а я, Кримхильда, твоя законная владычица… Вообрази, она клянется вздернуть меня на осине, как только возвратит себе престол! По-моему, она рехнулась, коли грозит мне из темницы!

— Не зарекайся, — хмыкнул отец. — Не ты ли сам грозил оттуда же могущественной Софии?! Вспомни, как давно это было!

Варг помотал головой и возразил:

— Я был в своем уме, когда говорил с Юстиной, а она, Кримхильда, тронулась рассудком, это точно.

— Очень хотелось бы в это верить. Тем более отпусти ее. Великий грех казнить умалишенную. И удерживать далее опасно. Она уморит себя, а виноват будешь ты, герцог.

— Однозначно, — прибавил я. — Про тебя скажут, мол, ты, узурпатор, уморил жаждой и голодом законную герцогиню. Это еще хуже, чем если б ты ее казнил.

— А мне плевать, что скажет чернь! — раздосадованный, рявкнул Варг.

— Не вовремя плюешься, — усмехнулся отец. — Эта самая чернь тебе еще понадобится. Кто, по-твоему, будет защищать свободу твоей страны? Разве у тебя есть армия рыцарей?

Герцог смутился; как обычно, отец оказывался прав на все сто.

— Так что же, ты предлагаешь просто выпустить Кримхильду из темницы?!

— И помочь ей удалиться восвояси. Если не поможешь, она наделает глупостей и погибнет, а обвинят все равно тебя, мол, ты подстроил. Напротив, если твоя сестра невредимой прибудет к амореям, считай, ты выиграл важное очко.

— К амореям?! В уме ли ты, Ульпин? Она притянет с собой целый легион, и мне конец наступит!

Отец загадочно улыбнулся и сказал:

— Доверься интуиции мыслителя, мой благородный друг. Поступи, как я советую, отправь Кримхильду к амореям, а там увидишь!

— Я не привык творить, чего не понимаю, — насупился Варг.

Мне пришлось мягко взять его под руку и промолвить самым доверительным тоном:

— Пойми одно, мой друг. Ты видишь далеко, у тебя орлиный глаз. Но даже ты не в силах заглянуть за горизонт. А мой отец способен заглянуть. Он зрит грядущее! Внимай ему, и в грядущем тебя великая победа ждет…

Месяц май, родившийся из памятной битвы на поле Регинлейв, прошел на удивление спокойно. Великая Аморийская империя словно бы забыла о непокорной стране нарбоннских галлов и о самом существовании мятежного Варга, именующего себя правителем этой страны. Скоро утихли страсти по Варгу на страницах столичных газет; радикальные плебейские делегаты нашли себе новые темы для нападок на правительство Юстинов; высокородные князья Сената и вовсе ни разу за этот тихий май не собрались на свое заседание. Столичное общество как будто погрузилось в дрему; вяло обсуждались гастроли индийского цирка, новые персонажи в паноптикуме сенатора Корнелия Марцеллина, неожиданное банкротство банка "Геркулес", последние новости о любовных похождениях знаменитого сердцееда Астиага, наследника падишаха персов, и тому подобное. В коридорах Квиринальского дворца главной темой обсуждения оставалось нежелательное повышение цен на рабов-мауров, случившееся в связи с эпидемией тропической лихорадки в Эфиопии, Лестригонии, Батуту и других южных странах. Наконец, атлеты и спортивные болельщики вовсю готовились к очередным Патрисианским играм, намеченным, как обычно, на период с первого по двенадцатое июня…

То было обманчивое затишье перед неотвратимой схваткой. О мятежном Варге и его стране не забыл никто. Империя готовилась. Делом чести всякого политика, вовлеченного в нарбоннские дела, было примерно покарать строптивца Варга и вернуть Нарбоннию под сень "Скипетра Фортуната". Но в этой точке мнения начинали расходиться.

Корнелий Марцеллин и его фракция требовали радикального решения нарбоннского вопроса. Не пристало правительству Его Божественного Величества столь длительное время церемониться с этой страной, говорили они. Не желают нарбоннские варвары жить в мире с Империей — и не надо. Пришло время упразднить их государство и вместо герцогства создать имперский экзархат. Власть экзарха в Нарбоннской Галлии поддержит постоянный воинский контингент; все смутьяны будут немедленно обращаться в рабов и переправляться на каменоломни в Оркус, а их место на нарбоннской земле займут имперские поселенцы, акриты.

Поборники окончательной оккупации мятежной страны доминировали в коридорах власти всю первую половину мая. В сущности, им никто не противоречил: София Юстина устранилась от руководства внешней политикой Империи, а ее сторонники держали загадочную паузу. В Генеральном штабе полным ходом шла проработка планов решительной интервенции. Мало кто из знающих людей сомневался, что герцогское правление в Нарбонне доживает последние дни, в крайнем случае, недели.

Все изменилось четырнадцатого мая, когда в Темисии неожиданно объявилась свергнутая герцогиня Кримхильда. С легкой руки столичных публицистов ее полагали собственноручно растерзанной звероподобным братом. Но вот она возникла вновь; темисиане, едва припоминавшие неприметную, застенчивую, стесненную всевозможными варварскими условностями дочь Круна, были ошеломлены, узрев в Кримхильде решительную, гордую, уверенную в себе женщину-правительницу — а какой редкостной красавицей она смотрелась в венце из роскошных платиновых волос! И трех дней не прошло, как оборотистые репортеры сотворили из незадачливой герцогини героический образ Новой Аталанты, а некоторые, особенно ретивые, сравнивали Кримхильду с самой властительной Минервой. В газетах писали, будто Кримхильда чудесным образом спаслась из когтей своего чудовищного брата, и единственными, кто ей в этом помогал, были сами великие аватары, которым она не уставала молиться. Выбравшись из узилища, писали столичные газеты, законная герцогиня не сразу покинула Нарбонну; нет, сначала она собственной рукой покарала убийц своего мужа, благородного патриса Виктора Лонгина. Узурпатор Варг, этот монстр в людском обличии, по версии газетчиков, бросил на поимку сестры всех своих приспешников, но она ловко обошла их и отыскала возможность вырваться к истинным друзьям.