Экскурсия по «Дромадеру», даже с учетом общей вялости Минералова, прошла плодотворно и вполне информативно, насколько вообще можно выжать интересного материала для читателей «Русского аргумента» из нескольких научных модулей, кают-компании, мастерской, центрального поста управления, дейнекс-камеры и краснеющих кое-где люков аварийных шлюзовых камер.

Б-р-р, покидать станцию через эти кротовые норы я бы не захотел ни за какие коврижки! И о том чтомогло бы заставить меня это сделать в случае какого-нибудь рокового ЧП, думать вовсе не хотелось.

Из хитрого и подчас загадочного для меня разномастного оборудования, которое на станции было размещено очень компактно и эргономично, мне запомнились огромные медиакамеры, которые были вмонтированы в борта станции на этаких подвижных гиростабилизированных турелях.

Поскольку орбиталка принадлежала геологам, они разместили тут всё необходимое для спектрографирования — комплексной съемки планеты из космоса во всех возможных областях спектра, вплоть до радиодиапазона.

— Можно даже залегающие породы разглядеть, и не надо никаких СР-сканеров. Только чтоб неглубоко, — пояснил Минералов, и я лишь теперь понял, насколько он со своей фамилией органичен в этой епархии Вулкана и Персефоны. — Жаль, тут урожая не посадить… А когда я в Солнечной работал, мы очень четко отслеживали из космоса рост злаков. Ведь у пшеницы, ржи и ячменя свой особенный спектр отражения. И он постоянно меняется, пока колосок вырастает.

— Я так понял — покане посадить? — уточнил я. — Ведь планета будет терраформирована в самом ближайшем будущем?

— Ну вообще-то, — сказал Минералов, — из того факта, что Беллону назначили полигоном для терраформирующих технологий, еще не следует, что ее и в самом деле когда-либо терраформируют.

Теперь я смотрел на Минералова уже с гораздо большим интересом. При всей его вялости и апатичности не стоило забывать, что перед нами настоящий профессионал, которому в отсутствие Бирмана доверяли целую орбитальную станцию.

И ничего, летает ведь! Или тут они выражаются как мореманы — «ходит»?

— Некогда такие штуки как у вас очень своевременно отследили древесную лихорадку в лесах бассейна Ориноко, — произнес доселе молчавший Смагин. — Ведь спектр меняется и у больных растений, верно?

— Точно так, — согласился Минералов. — Так вы тоже геолог?

— Газетчик, — покачал головой Смагин, упорно не замечая моих изумленно взметнувшихся бровей.

— Ну-ну, — равнодушно сказал Минералов. — Кстати, — обратился он ко мне, — к вопросу о терраформировании. Тут недавно тераджоульный лазер HOPAL испытывали…

— Мы видели, — ввернула Тайна.

— …Так вот, — продолжил Минералов, проигнорировав ее замечание, — если хотите, можете поглядеть чего они там наворотили. Вы-то, — теперь он наконец соизволил повернуться к Тайне, — глядели небось в бинокль, с поверхности планеты. То есть, считайте, ничего вы не видели. Великие вещи, как сказал классик, видятся лишь с орбитального удаления.

Мы, конечно, охотно согласились.

Минералов задал программу обзора для трех камер, свел их данные в объемное изображение и выдал на громадный голоскопический монитор, развернушийся во всю ширь отсека.

Мы ахнули.

Мы будто бы превратились в кондоров, парящих над облаками. Эффект присутствия был потрясающим.

Где-то у нас в ногах проплыл и утонул под палубой маленький квадратик — база Пятого инженерно-строительного полка.

Сто километров унылой снежной равнины Минералов смахнул туда же, под палубу, одним движением пальца.

В просвете облаков показались знакомые очертания Афанасьевского кряжа. А вот и она, отметка 326, зимовье роковой девятки с «Восхода»…

— Погодите, вы дали какую-то постобработку? — спросил Смагин.

— Нет, — ответил Минералов.

— В таком случае не понимаю: где снег?

— Я же обещал показать вам как работают терраформирующие технологии… Внимание: выключаю облака…

Хлоп! — облачный покров исчез полностью. Вот это уже была постобработка.

И мы… снова ахнули!

Там, куда несколько дней назад бил из космоса сверхмощный лазер, теперь чернело… озеро!

Напоминающее очертаниями наш земной Байкал, такое же узкое и длинное, озеро тесно прижималось к Афанасьевскому кряжу. Не верилось, что вот еще совсем недавно где-то там лежал в снегу бездыханный хлад, убитый Шадриным, а теперь — дымящаяся водная толща…

— А почему оно не замерзает? — спросил я.

— С вертолетов распылили специальный химикат, — пояснил Минералов. — Там сейчас на поверхности воды такая хитрая слоистая пленочка… Дает термоизоляцию что надо… Вот такие наши экспериментальные технологии, — заключил Минералов с какой-то двусмысленной интонацией. — А теперь пора.

Наш экскурсовод выключил голоскоп, развернулся и плавно двинулся в сторону помещений, как он выразился ранее, культурно-бытового назначения.

Мы все нехотя потащились за ним. Не знаю у кого как, а у меня в голове было не протолпиться от мыслей, нахлынувших после этой удивительной демонстрации…

Для культурного и вполне себе бытового времяпровождения на «Дромадере» имелись миникинотеатр, звуковая аппаратура достаточно высокого уровня и библиотека. А также толстая мишень для игры в стрелки с портретом какого-то солидного дядьки в костюме и галстуке — очевидно, изображение местного всеобщего любимца из числа руководящих работников.

В плотный край мишени были вшиты крючки. Похоже, многострадального дядьку таскали в качестве мишени для стрелометания по всем обитаемым отсекам станции.

Еще на ОКС была оборудована спортивная комната: турник, брусья, шведская стенка, тренажер для верхней и нижней тяги, станок со штангой, римская скамья.

Также имелись и какие-то специфично космические спортивные тренажеры — некоторые столь устрашающего вида, что сделали бы честь любому уважающему традиции пыточному кабинету из мрачного прошлого.

— Тут у нас дейнекс-камера есть, — сказал Минералов. И продолжил лишь после непропорционально длинной паузы (потерял мысль, а потом нашел?):

— Дейнекс-камера, да. Но она то сломается, то в ней дейнекс кончится. Потому неделями приходится жить в невесомости. Вот для того и тренажеры.

Мы покивали. Не знаю что на нас нашло, но мы с какой-то избыточной дотошностью продолжили знакомство с инвентарем спорткомнаты.

Были там разномастные мячи из кожи и резины. А также шахматы, шашки, домино и еще зачем-то бинокли. А для совсем уж эстетов — шесть колод игральных карт.

Колоды были заправлены в специальные держатели, чтобы карты не разлетались в условиях невесомости.

Держатели были магнитные и одинаково успешно фиксировали как толстые колоды, так и тонкие пластиковые карты. Вид у них был вполне засаленный, как того и требует этикет азартных игр.

Одну карточную колоду я зачем-то прихватил с собой. После чего отправился в свою каюту и задремал в ожидании торжественного момента.

Первые полчаса полета на спасательно-оперативном модуле были феерически прекрасны.

Мы плавно отошли от «Дромадера».

Аккуратно сориентировались в пространстве.

Принялись неспешно поднимать орбиту.

Как я понял позднее, Бирман в те минуты находился в поле зрения диспетчеров больших терраформирующих станций, которые висели на геостационаре, и не хотел нарушать ни одного параграфа пространных правил гражданского космического судовождения.

А потом показались сами станции.

Точнее, одна из них — тот самый тераджоульный лазер с названием из латинской аббревиатуры, работу которого мы видели на Беллоне.

О, вот это было зрелище!

Больше всего станция напоминала ежа. Правда, геометрически безупречного и сияющего, как новогодняя елка.