«Что, так таки и убил?» — восхитился Захар.

«Пан думал, поляки только языком трепать умеют?» — гордо вскинул голову Франек.

Утром генерала нашли мертвым. Но уже вечером в газетах пишут, что полиция взяла след убийцы — и черным по белому печатают его, поляка, фамилию!

Организация не оценила подвига Франека. Больше того, его чуть не казнили свои же товарищи за самовольство. Он с большим трудом смог убедить их, что генерал слишком много знал об организации и готовил ее уничтожение. В общем, партийный трибунал не то что бы оправдал Франека, а счел его проступок не слишком серьезным. В конце концов, одним русским генералом стало меньше, и совершенно незачем по этому поводу убивать еще одного поляка. Но в Париже для Франека места уже не было. С тех пор он мечется по всему миру. Французские анархисты перебросили его через Швейцарию в Италию, оттуда он добрался до Алжира, а теперь вот отказался в Америке. Но чувствует, что русские жандармы гонятся за ним.

«Нужен ты больно русским жандармам!» — попытался утешить его Захар. «Не я им нужен, пане, а то, что у меня вот здесь» — и Франек осторожно постучал себя пальцем по лбу.

А там у него были сведения о банковских махинациях Петра Ивановича Рачковского, за которым, оказывается, следил генерал Селиверстов. Были фамилии польских магнатов, которые финансировали динамитчиков во Франции. Взрыв, произведенный в нужное время, влияет на банковские котировки — чьи-то акции падают в цене, а чьи-то растут. Люди, которые только тем и живут, что скупают и перепродают акции, должны уметь заглядывать в будущее. А еще лучше, если они умеют это будущее заказывать. Вот такие-то люди и натравили на бедного Франека самых лучших сыщиков и самых свирепых жандармов, чтобы он замолчал навсегда и никому не успел поведать свои тайны…

Впрочем, тайны эти прятались не только под довольно хрупкой защитой лобной кости Франека. Он как-то исхитрился сохранить несколько листов, исписанных убористым почерком. Что там было — об этом он новому товарищу рассказывать не стал. Но намекнул, что эти бумаги страшнее динамита.

На четвертый день к ним явились все главные анархисты: Марк, Эмма и еще какие-то бородачи. По решению организации Франека следовало отправить в более безопасное место, на юг, где жили могущественные покровители международного анархизма. Сопровождать прославленного убийцу должен был товарищ Зак.

Что он и сделал. Сопроводил. Явился вместе с ним к роскошному дому в Сан-Антонио. И тут Франек говорит, мол, спасибо, товарищ, но дело такое… Мялся, мялся. У меня инструкция, говорит. Должен я теперь тебя застрелить, чтобы никто не прознал, куда я приехал.

«Должен, так стреляй», — спокойно ответил Захар.

«Не могу. Ты же друг. Лучше я дам тебе немножечко денег, и ты уедешь в Мексику, это тут недалеко. А всем скажу, что убил. Только ты меня потом не выдай».

«Не выдам», — пообещал Захар, и друзья направились в ближайший кабачок, чтобы отметить расставание. Из одного кабачка в другой, потом в третий. И чем больше они пили, тем откровеннее становился бедный Франек. Для начала он сознался, что не убивал русского генерала, что тот просто застрелился, и Захар с трудом изобразил удивление, посмеиваясь про себя над придурком. Но затем Франек сказал такое, что Гурскому стало не до смеха.

«Знаешь, зачем я здесь? Здесь живет важный пан. Он хочет сделать меня своим цепным псом. Чтобы я присматривал за тем, как анархисты тратят его деньги. Он думает, анархисты будут меня бояться. А они никого не боятся. Они придушат меня раньше, чем я успею только спросить насчет денег. Потому что деньги — это деньги. Деньги — это все».

«Если боишься, давай вместе махнем в Мексику», — предложил Захар.

«Нет, я уже решил. Буду крутиться между двумя огнями. Как-нибудь выкручусь. Пусть все думают, что я страшный убийца».

«А если прикажут кого-то убить?»

«Уже приказали. Но мы же с тобой договорились, так? И с другими договорюсь, — заплетающимся языком вещал Франек. — Главное — сейчас не погореть! Сейчас приду к важному пану, он спросит, кого еще я убил, кроме генерала? Что мне, сказки ему рассказывать? Он знает про наши дела. Он столько лет дает деньги на революцию. Все наши вожди ему известны, многие ему ручку целовали. Что я скажу?»

«Скажи правду», — посоветовал Захар.

«Я похож на сумасшедшего? Правду способны говорить только дураки, потому что у них нет мозгов! Давай выпьем еще, чтобы мои мозги лучше работали!»

Глубокой ночью извозчик высадил их где-то на окраине. Захар нашел в кармане мертвецки пьяного Франека револьвер. И засадил в приятеля три пули. Потом собрал все его бумаги и вернулся к тому самому дому, роскошному и неприступному.

Его встретили. Он сказал то, что должен был сказать Франек. Захара отвели прямо к Полковнику. Тот задал ему вопрос, которого так страшился Франек. Но Захару было о чем рассказать. И рассказывая об исполненных приговорах, он видел, что Полковнику знакомы многие имена.

Так восторжествовала справедливость. Захар Гурский занял то место, которое именно ему и предназначалось. И не подпустил туда самозванца.

— Ну и вокзал отгрохали, — проговорил Тихомиров, устало опуская чемодан. — Побольше Николаевского.

— Да уж знамо побольше, — усмехнулся Захар. — Я тоже в первое-то время всё сравнивал. Какие тут вокзалы, да какие дороги, да жратва. Всё не так, как у нас.

— Ничего, и у нас такое появится. Выдержим всё, и широкую, ясную к счастью дорогу проложим себе. — Тихомиров хохотнул и тут же скорчил серьезную мину. — А вот и нас встречают. Внимание, Захар, ушки на макушке держи, с таковскими рот не разевай…

— Мистер Майер? Мистер Зак? Добро пожаловать в Колорадо, джентльмены!

Их встречали представители охранной компании «Стальная Звезда» — два молчаливых джентльмена в одинаковых серых сюртуках. В закрытом экипаже они долго возили гостей по шумному городу. Тихомирову показалось, что их возят по кругу. «И тут конспирация», — подумал он с закипающим раздражением. Ему сейчас была дорога каждая минута.

Потом им еще долго пришлось ждать в кабинете. За дверью кто-то говорил по телефону, убеждая невидимого собеседника немедленно продавать акции какой-то трубопроводной компании. Наконец, в кабинет вошел человек в сером сюртуке.

— Меня зовут Билл Смит. Мы собрали интересовавшие вас сведения, — с ходу начал он, передавая Тихомирову папку с бумагами. — Здесь данные на университетских преподавателей. Адреса, связи за границей, поездки за последние пятнадцать лет. Можете изучить. Я не хочу навязывать свое мнение, но на всякий случай мы уже установили наблюдение за профессором Фарбером. Если у вас будут иные пожелания, мы их учтем. Однако я бы просил вас все же начать именно с Фарбера.

— Он геолог? — спросил Захар. — Был в экспедиции Адамса?

— Да. И снова — да. И больше того — только он и был. Больше никто из местных с Адамсом не сотрудничал.

Тихомиров, морща лоб, перевернул несколько страниц.

— Насколько мне известно, экспедиция формировалась в Денвере, так?

— Да, здесь был сбор.

— Но кроме ученых в ее состав входили и фигуры более мелкого калибра. Всякие там топографы, проводники. Ну, я не знаю, повара, в конце концов. Кто-то должен был отвечать за транспорт. За безопасность. И так далее. Вы понимаете? Дама, которую мы разыскиваем — нигилистка. Она отвергает все, что может связывать ее с обществом так называемых эксплуататоров. Профессор университета — не тот человек, к которому она обратилась бы за помощью. А вот какой-нибудь рабочий, который таскал ящики с образцами — другое дело. Понимаете? — Он вернул папку Смиту. — Ваши люди проделали большую работу. Но не довели ее до конца. Нам нужны другие адреса. Адреса простолюдинов, работяг, нижних чинов. Муравьева скрывается у них, а не под крышей профессорского особняка. У Фарбера ведь особняк, верно?

— Да.

— Причем в весьма респектабельном районе, — скептически улыбнулся Тихомиров. — Где на каждом шагу стоит полицейский, а на улицах всю ночь горят фонари. Самое подходящее место для беглой преступницы.