Громовой раскат прокатился в ночи, отражаясь от скал. «Взорвали, — подумал Орлов. — Неужели пустили под откос? Держись, Нэт, держись».

Как бы он хотел сейчас оказаться рядом с маршалом! Паттерсон был единственным человеком в Техасе, кого Орлов мог бы назвать другом. Они виделись не слишком часто, и только по делу. При встречах почти не разговаривали. Потому что им все было ясно без лишних слов. Каждый знал, что если понадобится, он не останется без поддержки. И вот сейчас им пришлось пробиваться в одиночку.

Орлов и забыл, что рядом с маршалом есть хотя бы четверо, а он тут — совсем один. Те четверо — не в счет. Не с ними Паттерсон ходил на аресты, не с ними выбивал из каньона залетную банду, не с ними хоронил друзей… «Держись, Нэт», — повторил Орлов, услышав еще один раскат взрыва.

— У меня растяжение, — сказала Вера. — Я не могу идти.

Он помог ей привстать и подхватил на руки.

— Что вы себе позволяете!

Орлов поднялся с ней по насыпи, перешагнул рельсы и поднес Веру к лошади:

— Извините, сударыня, дамского седла не нашел.

Подсадив ее, он увидел, что одна ступня Веры туго обмотана платком.

— Болит?

— Это не имеет значения. Что это там гремит все время?

— Наверно, бандитам удалось остановить вагон. Там еще долго будет греметь.

Он повел лошадь вдоль рельсов, туда, где в темноте смутно белели какие-то низкие строения. Выстрелы за спиной продолжали гулко отдаваться среди скал.

— Куда ты меня везешь?

— Переночуем здесь. Это старый прииск. А утром сориентируемся.

— Что за прииск? Что здесь добывали?

Он понятия не имел об этом прииске. Больше того, он вообще не знал, прииск это или просто тупик. Но ответил уверенно и спокойно:

— Сначала свинец, потом серебро. Потом глину. А сейчас мы откроем здесь гостиницу.

— Здесь нет серебра. И не может быть. — Она зашевелилась в седле и ойкнула от боли. — Серебряный пояс заканчивается в южном Колорадо. А здесь предполагались залежи нефти.

— Да здесь повсюду предполагаются залежи нефти. И здесь, и в Мексике. — Он замолчал, встревоженный тем, что перестрелка утихла. Но вот опять затрещали далекие выстрелы, и Орлов заговорил снова: — Если не секрет, чем ты занималась в Техасе? Тоже искала нефть?

— Вам не терпится начать допрос?

Орлов снова разозлился на нее. И больше не проронил ни слова, пока они, наконец, не добрались до места.

Это были развалины саманных хижин. Ни на одной не осталось крыши, но стены давали хоть какое-то укрытие от холодного ветра. Орлов завел в пролом лошадь и снял Веру с седла. Ногой разгреб сор в углу, освободив достаточно места, чтобы расстелить одеяло.

— Ложись.

— Ты думаешь, я способна спать рядом с кобылой?

— Можешь не спать. Ложись. Надень вот это, к утру будет холодно.

Он протянул ей жилет. Но Вера не надела его, а свернула и уложила вместо подушки.

— Вы, сударь, будете охранять мой сон, маршируя вокруг? — по-французски спросила она, укладываясь.

— Вот еще! — Орлов раскатал на полу одеяло, обнаруженное им за седлом. Лег и перекатился с боку на бок, завернувшись, будто в кокон. — Постарайся заснуть. У нас есть часа два. Потом начнет светать. К рассвету мы должны убраться отсюда подальше.

Кобыла вдруг принялась мочиться. Струя, окутываясь паром, била в землю и гнала волны пыли.

Вера засмеялась:

— В такой гостинице я еще не останавливалась. Много чего повидала. Но душ из лошадиной мочи принимаю впервые.

— Она расслабилась, — сказал Орлов. — Она нас не боится. Теперь она с нами. Лошади понимают гораздо больше людей. Она нас боялась. Может быть, думала, что я хочу ее зарезать.

— Ты способен зарезать лошадь?

— Не знаю. Но и она этого не знала. И дрожала от страха. А теперь увидела, что мы спокойно легли, спокойно разговариваем. Увидела это и расслабилась. Она увидела, что мы пришли домой. Значит, и она дома. Значит, можно никого не бояться.

— Мочеиспускание есть процесс рефлекторный, и происходит по мере наполнения мочевого пузыря. Я вам это сообщаю как медик. И лошади не умеют дрожать от страха. Они дрожат от холода.

— Откуда ты знаешь? Расспрашивала лошадей?

— Наука использует другие методы познания. Настоящий ученый не берет показания у тех, кого изучает. Потому что показания никогда не содержат всей правды. Вам, Павел Григорьевич, это хорошо известно. Вы ведь в охранке служите.

— Не служу я в охранке.

— Ну, не служите, так подрабатываете. Это еще хуже.

Орлов повернулся к ней спиной. Он понимал, что Вере сейчас хочется поговорить — чтобы заглушить боль, чтобы не слышать далеких выстрелов, да и просто потому что женщина не может долго молчать. Но у него было слишком мало времени. Надо спать. Вера обидится. Но два часа сна для него сейчас важнее, чем ее обиды. Ему предстоит тяжелый день.

Он спал чутко, готовый вскочить при малейшей опасности. Когда Вера зашевелилась в своем углу, он на секунду насторожился. Но тут же уснул снова. И никак не отреагировал на то, что она легла рядом, и прижалась грудью к его спине, и укрыла его и себя меховым жилетом, а сверху еще и своим одеялом. Вдвоем им было теплее, но ему все труднее было изображать крепкий сон, потому что от запаха ее духов кружилась голова. Он все же заставил себя хотя бы подремать еще немного. Когда небо в прогалине между стенами стало серым, Орлов осторожно выбрался из-под одеяла.

— Нам пора, — сказал он, услышав, что Вера перестала посапывать во сне.

Она не ответила, притворяясь, что спит.

«Оставлю ее здесь, — подумал Орлов. — Куда она денется? Я обернусь за пару часов. Пусть поспит еще. Жалко ее. Натерпелась. А сколько еще ей предстоит вытерпеть. Ничего с ней не случится, пока меня не будет».

Орлов прихватил с собой трофейный винчестер и флягу с водой. Прикинул расстояние, на которое мог уйти поезд до взрыва. Можно было бы отправиться верхом. Но если он захочет срезать угол, перевалив через скалы, то лошадь будет только обузой.

Светало быстро, и скоро он уже мог разглядеть склоны, между которыми пряталась блестящая дуга рельсов. «Да, их вполне можно будет пересечь», — решил капитан Орлов и отправился на разведку пешком.

Он отошел шагов на сто, и вдруг круто развернулся и зашагал обратно.

Во всем, без сомнения, были виноваты ее духи. Недаром у него так голова кружилась, недаром. Вера умышленно прижималась к нему ночью. Уже ей-то хорошо известны все приемы и уловки, от которых мужчины теряют последние капли рассудка.

Как он мог довериться ей? Как мог бросить одну без присмотра? Несомненно, и растяжение — сплошная выдумка!

Еще и лошадь ей оставил! Верхом, с запасом воды и пищи, она может уйти далеко. Места эти, по всей видимости, ей знакомы.

Оружие? Возможно, в бандитских сумках завалялся револьвер. Но она обойдется и без него. Она вооружена женской хитростью, изворотливостью и коварством, а эти штучки бьют посильнее любой пули.

Войдя в хижину, он увидел, что Вера сидит на земле и растирает обнаженную до колена ногу.

— Проснулась? Вот и хорошо, — сказал он, немного смутившись. — Нам пора.

— Я понимаю, что с арестанткой можно не церемониться, — ответила Вера, продолжая разминать лодыжку. — Можете понаблюдать. Вам будет полезно. При растяжении голеностопного сустава следует сначала, по возможности, приложить холод. Затем — тугая повязка. Через несколько часов повязку снять, восстановить кровообращение. И снова перевязать сустав. И повторять процедуру двое-трое суток. Наблюдайте, наблюдайте.

— Думаешь, я никогда не видел женских коленок?

— Думаю, что ты редко получаешь такое зрелище бесплатно.

— Поторопись, — буркнул он, выводя лошадь.

Вера вышла, прихрамывая и хватаясь за стенку. Орлов подсадил ее на круп лошади, а сам сел в седло.

Он неспешно скакал вдоль рельсов, пока ветер не принес запах гари. Оставив кобылу под скалой, Орлов живо стал взбираться по крутому склону.

Когда он поднялся на самый верх, взошло солнце. Серые макушки скал, согретые первыми лучами, становились желтыми, бурыми, рыжими. Но внизу, в ложбинах и распадках, еще стоял густой ночной мрак. Впрочем, тени на скалах опускались все ниже, и вместе с тенью спускался Орлов. Он спешил побыстрее убраться с голого склона. Солнце — первейший враг разведчика. За исключением тех случаев, когда оно бьет в глаза противнику.