Возможно, она просто хотела уязвить Мирину, а, может быть, действительно пыталась понять, что общего было у тебя с юной гречанкой, о Туллия, но я могу утверждать, что вы абсолютно не похожи!

– Оставь мою сестру в покое! – со злостью ответил я. – Ей хорошо известно, что она отнюдь не красавица, а я больше не желаю вспоминать о Туллии! И давай будем продолжать по-гречески! Действительно ли ты хочешь узнать о том, что случилось там, на горе?

– О, да! – воскликнула она. – Так что же там было? Удалось ли тебе увидеть Иисуса из Назарета?

– Мы видели его, – ответил я. – Он воскрес из мертвых. Он жив!

Тогда она задала мне совершенно неожиданный вопрос:

– А откуда тебе известно, что это был именно он?

Подобный вопрос до сих пор не приходил мне в голову и застал меня врасплох, но, пытаясь изобразить улыбку, я ответил:

– Это был он! Совершенно точно – он! А кто же еще это мог быть? Ведь там собралось более пятисот человек, они узнали его! Кроме того, достаточно было взглянуть ему в лицо! Ни один человек не может походить на Иисуса!

Мирина в свою очередь добавила:

– У обычного человека совсем иной взгляд!

– Вы видели его в потемках, – продолжала Клавдия, с интересом разглядывая нас обоих. – Разве эта ночь не была темной и безлунной?

– Да, ночь была очень темной, – признал я. – Однако было достаточно светло, чтобы не спутать его ни с кем другим!

– Я ничуть не сомневаюсь, что это был он, как и во всем остальном! И все же: здесь неоднократно бывал придворный врач, который занимался моим лечением, и я разговаривала с Иродиадой – оба они рассказывали о том, что многие из галилеян признавали Иисуса в странном человеке, блуждающем по всей округе. Мнения разделились, поскольку никто не может с точностью описать его. При дворе полагают, что речь идет вовсе не об Иисусе, а о каком-то ненормальном или одержимом, который нарочно нанес себе раны на ногах и на запястьях, или же о человеке, которого подыскали его ученики, после того как похитили тело, чтобы продолжить всю эту комедию.

Заметив брошенный мной взгляд, она поторопилась добавить: – Я лишь повторяю то, что слышала, и вовсе не утверждаю, что это мое собственное мнение! На свете все возможно! К примеру, в пустыне, на берегу Мертвого моря вдали от других живут члены одной иудаистской секты. Они всегда разделяют между собой трапезу, крестят друг друга водой, постятся, молятся, оставаясь невинными; благодаря этому они достигли такого уровня святости, что стали отличатся от прочих людей: говорят, белые одежды излучают свет даже в полной темноте. Они поддерживают тайные связи не только с Иерусалимом, но и с другими странами. Ирод Великий считал их чрезвычайно опасными и преследовал, поэтому они нашли себе прибежище в Дамаске, откуда вернулись после смерти назаретянина. О них известно очень мало, ведь они никого не допускают к себе. Тем не менее многие знают, что среди них существуют различные степени посвящения в мудрость и что они, может быть, обладают познаниями, недоступными прочим смертным. После споров с другими учеными мой врач вчера сделал предположение: эта секта по неизвестным для нас причинам могла внимательно следить за деятельностью Иисуса и даже защищать его, о чем он сам мог и не догадываться. То, что два члена синедриона взяли на себя заботы о его захоронении, кажется весьма подозрительным; кроме того, Мария из Магдалы на следующее утро видела силуэт человека в ослепительном свете и приняла его за ангела; помимо этого, ученики Иисуса, занимая незначительное положение и будучи боязливыми людьми, возможно, никогда не решились бы выкрасть его тело, это было весьма легко сделать людям из секты, которые вполне могли с помощью колдовства вернуть тело к жизни или же подменить Иисуса кем-то из своих, отправив его странствовать по всей Галилее. Трудно сказать, почему они хотят, чтобы люди верили в воскресение назаретянина: либо они заинтересованы в том, чтобы храм утратил свое прежнее влияние, либо это связано с религиозной борьбой, и тогда причина известна только им одним. Однако они достаточно осторожны, чтобы бесконечно продолжать спектакль. Я считаю, что все это закончилось в тот самый момент, когда человек, кем бы он ни был, появился на горе перед последователями Иисуса.

Заметив, что я слушаю ее речи с сомнением, Клавдия Прокула осеклась, взмахнула руками и добавила:

– Я всего лишь передаю то, что говорят другие, однако сама не верю в это. Конечно, трудно объяснить, как даже самые близкие его ученики могли бы ошибиться, признав вместо него другого человека, если только они сами не принимают участия в одурачивании других. Лучше скажи, говорил ли ты с ним обо мне?

– Боюсь, что мне сложно это объяснить, – смущенно пробормотал я. – Когда я его увидел, в моей голове была только одна-единственная мысль, и я не смог бы говорить ни о чем другом, даже если очень захотел бы.

К моему большому удивлению, она не высказала ни единого упрека в мой адрес.

– Так же говорила и Жанна, – удовлетворенным тоном произнесла она. – Однако при этом она набрала в тряпицу земли, по которой ходил Иисус, чтобы я смогла прикоснуться к ней или приложить ее ко лбу и избавиться от ночных кошмаров. Но я в этом не нуждаюсь!

Загадочно посмотрев на меня, она прибавила:

– Я тоже была на горе вместе со всеми остальными и исцелилась!

Мой пораженный вид вызвал у нее веселый смешок:

– Ты попался в мою ловушку! – воскликнула она, от радости всплеснув руками – Подсаживайтесь ко мне, о Марк, и ты, девушка! Я не стану утверждать, что физически была на горе, но в ту ночь мне приснился очень приятный сон. Тебе хорошо известно, настолько я чувствительна и неуравновешенна: мне привиделось, что меня щипали, тащили за волосы, и я ощущала это так, будто все происходило наяву, и несмотря на мои усилия, не могла сделать ни единого движения, до тех пор пока ко мне не возвратился дар речи, тогда я проснулась вся в поту и такая изможденная, что больше не осмелилась всю ночь сомкнуть глаза. Однако мы говорили о горе, – спокойным голосом продолжала она – Нет ничего удивительного в том, что я, будучи столь чувствительной натурой, побывала там мысленно – эта встреча занимала все мои мысли. Темнота там была такая, что я скорее чувствовала, чем видела, вокруг себя множество людей; стоя на коленях, они застыли в ожидании чего-то. Я не испытывала никакого чувства боязни. Неожиданно передо мной появился окруженный сиянием человек, однако я не осмелилась поднять на него глаза, но вовсе не потому, что боялась, а потому, что интуиция подсказывала мне: лучше не смотреть в его лицо. Тогда он с нежностью в голосе спросил меня: «Слышишь ли ты меня, Клавдия Прокула?» Я ответила: «Я слышу твой голос». Он сказал: «Я – Иисус из Назарета, царь иудейский, которого твой супруг распял в Иерусалиме». Я ответила: «Да, это так». Тогда он сказал мне несколько слов об овцах, однако я не поняла их смысл и не обратила на них особого внимания, поскольку не разбираюсь в разведении овец. При этом мне показалось, что в его взгляде сквозил упрек. «Я – пастух и не могу позволить, чтобы разбойник убивал моих овец», – сказал он. Я поняла, что, говоря о разбойнике, он подразумевал Понтия Пилата, и поспешно произнесла: «Вполне возможно, он больше не будет преследовать твоих овец, да и тебя самого он не стал бы убивать, если бы его не вынудили к тому политический причины». Однако он не обратил внимание на мои пояснения, и тогда я поняла, что эта сторона вопроса его не интересует и что он не таит обиды на моего мужа. Тем временем он продолжал говорить мне об овцах: «У меня есть и другие овцы». Не зная, что ответить, и чтобы быть учтивой, я сказала: «Не сомневаюсь, что ты для них – хороший пастырь». Похоже, эти слова ему понравились, потому что он тотчас же ответил: «Как ты сама сказала, я – хороший пастырь, а хороший пастырь готов отдать жизнь за своих овец». Тогда мной овладело непреодолимое желание расплакаться и молить о том, чтобы он принял меня в свою паству, однако у меня не хватило духа на это; я лишь почувствовала, что он возложил руку на мою голову, и в этот момент проснулась, а проснувшись, продолжала ощущать прикосновение его руки. Никогда еще я не видела столь прекрасного сна! Я сделала все, чтобы навсегда запомнить его в самых мельчайших подробностях, а затем вновь погрузилась в продолжительный сон. С тех пор мне не приснился ни один кошмар! Думаю, что исцелив меня, он пожелал, чтобы Понтий Пилат прекратил преследование его учеников.