– С меня достаточно невидимых вещей в ночных снах! Я в самом деле каждую ночь страдаю от адских ужасов и при этом не имею возможности ни пошевелиться, ни позвать на помощь, и мнекажется, что я скоро умру; с новолунием все мои болезни усиливаются, боюсь, что в конце концов я сойду с ума.
В удрученном настроении, слегка опьяневший, я отправился к греческой гостинице. На обратном пути мне встретилась женщина, сидевшая, прислонившись к ограде сада. Она была одетав рубище, полностью скрывавшее ее лицо, и не узнав ее, я прошел мимо. Однако она приветствовала меня по имени и шепотом добавила:
– Я пойду впереди к берегу. Следуй за мной так, чтобы никто этого не заметил.
Она пустилась в путь, а я сопровождал ее. Так мы дошли до пустынного побережья, где нас никто не мог ни видеть, ни слышать. Тогда она открыла лицо, и я узнал ее: это была Сусанна, которая, впрочем, не улыбнулась и не обрадовалась нашей встрече. Наоборот, она стенала, вздыхала и заламывала руки, словно испытывала страшные угрызения совести и не знала, с чего начать. В порыве гнева я стал вычитывать ее за предательство и спросил, где находится Натан с моими ослами и кошельком.
– Мы вовсе не предавали тебя, еще ничего не потеряно – защищалась она – Натан с твоими ослами работает на перевозке песка и глины для строительства нового помещения таможни в Капернауме: тем самым зарабатывает средства, из которых ты платишь ему; когда он даст тебе отчет, ты увидишь, что пока ты здесь ничего не делал, твои ослы работали на тебя и принесли немалые деньги! Однако не знаю, верно ли я поступаю, выдавая тебе тайны других, я бы никогда не осмелилась прийти к тебе, если бы ты когда-то не поцеловал меня в губы, несмотря на то что я уже сделалась старым огрызком кожи и во рту у меня осталось всего лишь несколько зубов, тогда как в Галилее есть немало женщин моего возраста, у которых зубы еще в полном порядке!
– Оставь свои зубы в покое! – проворчал я – И говори немедленно, есть ли у тебя какие-то новости о назаретянине!
Сусанна ответила:
– Знай же, что какое-то время тому назад он являлся многим из своих учеников: на берегу озера он разделил с ними трапезу и назначил Симона Петра старшим над остальными. Этим я хочу сказать, что теперь Петр стал пастухом, которому надлежит заботиться о пище для своих овец. Но черт меня побери, если Петр захочет дать эту пищу тебе или примириться с тобой, потому что ты не принадлежишь к числу сыновей Израиля и не прошел обрезания. Я не могу понять, почему для выполнения такой трудной задачи он выбрал именно Петра, который еще до того, как пропел петух, отрекся от него. Конечно, он сильнее и выносливее остальных, однако он слишком властен, чтобы заботиться о других!
– Они сами рассказали тебе об этом? – не веря в подобное, уточнил я.
Обняв руками колени, Сусанна издала вздох.
– Ох, как у меня болят ноги! – простонала она – Я никогда бы не дошла сюда из Капернаума, если бы мне не позволили сесть в лодку одного сборщика налогов, следовавшего сюда, в Тивериаду, в этот языческий город! Я всего лишь старая сплетница, и никто ни о чем мне не сообщает, но при этом у меня тонкий слух. Кому-то надо чистить и солить рыбу, прежде чем заложить ее в бочки, точно так же кто-то должен стирать белье этих людей и готовить им, и таким образом то там, то здесь мне удается собирать сведения, может быть, даже в большем объеме, чем я надеялась, потому что все считают меня настолько глупой, что уверены, будто я ничего не способна понять! Кроме того, я так ослабела и зачахла без Иисуса, что по ночам мне не удается сомкнуть глаз, тогда я в темноте отправляюсь молиться на берег и думаю: не моя вина в том, что мне приходится слышать вещи, предназначенные вовсе не для моих ушей! Может, это совершается по воле Бога? Конечно, Иисус уже не раз являлся ученикам и обучал их таинствам. Петр, Яков и Иоанн всегда были его любимцами, и можешь мне поверить, теперь их лица сияют настолько, что человеку, желающему разглядеть их в темноте, не нужны ни светильник, ни фонарь. Натан же не приучен ко лжи, – продолжала она. – Он всегда остается мужчиной, и я доверяю ему больше, чем своим собственным мыслям. Он дал одно обещание, не позволяющее ему сейчас появиться здесь, а мне сказал прийти к тебе и дать о нас знать: я обязана тебе тем, что ты помог мне добраться из Иерусалима в Галилею, тогда как святые покинули меня. Натан сказал, что для меня ты был добрым самаритянином, таким, о котором Иисус однажды рассказывал в одной из своих проповедей. Для меня же римляне ничем не отличаются от самаритян, которые презирают храм и ходят на поклонение Богу на вершину одной из своих гор, а также празднуют Пасху, как им заблагорассудится; римляне, по крайней мере, ничего об этом не ведают, а значит они невинны, за исключением тебя, конечно!
Сусанна еще долго могла бы продолжать искать во мне облегчения своим страхам и сомнениям, однако вскоре мне пришлось ее прервать.
– Так является ли Иисус из Назарета Христом, Сыном Божьим, и действительно ли он воскрес? – спросил я.
– Он в самом деле воскрес из мертвых, ходит по Галилее, явился многим людям, – ответила она, расплакавшись. – Пусть он мне простит, если я поступаю неверно и предаю его! Но ведь тыне собираешься причинить ему вред, верно?
– Почему же он тогда не явился ни Марии из Магдалы, ни Жанне, ни тебе? – удивился я.
– Да ведь мы всего лишь женщины! – воскликнула Сусанна, искренне удивляясь моему вопросу. – Зачем нам являться?
От такой безрассудной мысли она залилась чистым смехом, прикрывая рот рукой. Затем, став опять серьезной, продолжила:
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что Заведеевы сыновья рассказали обо всем матери, такой эгоистичной и властной женщине, что они никогда не осмелились бы от нее что-либо скрывать, однако она еще не поделилась услышанным с другими женщинами. Единственное, что я знаю – это то, что по всей Галилее среди тех, кто шел за ним, к кому он прикасался, тех, кто верил в него, и тех, кто пользовался доверием его учеников, короче говоря, не только среди семидесяти, которых Иисус сам направил проповедовать, но и среди многих других, которые именуют себя смиренными, разошлась одна весть. Она передается из уст в уста, из деревни в деревню: «Господь воскрес, бодрствуйте, время наступает. Всего лишь сорок дней он будет оставаться на земле, но перед уходом он соберет на горе всех своих, чтобы попрощаться с ними». Не знаю, сам ли он подаст сигнал, или же его ученики будут собирать всех остальных.
– На горе? На какой горе?
Сусанна качнула головой.
– Этого я не знаю. Однако думаю, что это известно его последователям и многим смиренным душой. Он поднимался на многие горы, как со стороны Капернаума, так и по другую сторону озера, чтобы помолиться там в одиночестве. Однако я полагаю, что эта гора находится где-нибудь в центральной части Галилеи неподалеку от дороги, чтобы все, кому будет адресовано это послание, смогли без задержки и не привлекая постороннего внимания добраться до этого места, как только будет дан сигнал. Поговаривают также об эликсире бессмертия, однако я не могу сказать, собирается ли он раздать его всем своим, когда те соберутся у горы.
– Не знаю, как благодарить тебя за твою верность, Сусанна! – воскликнул я. – Да благословит он тебя за твою доброту и за то, что не покинула меня во мраке! Когда наступит время, я последую за ними к горе, даже если из-за этого мне придется умереть. Передай Натану, чтобы он был готов к отъезду и чтобы он приготовил тебе место на одном из ослов, если остальные не захотят взять тебя с собой.
– О, именно этого я ждала от тебя! – обрадовалась Сусанна, – Прими же мое благословение, о римлянин, оказавшийся милосерднее его учеников! От одной мысли, что они могут уйти, оставив меня с больными ногами одну, и я никогда больше не смогу увидеть Господа, я теряю разум! О, обещай, что не покинешь меня, даже если они меня отвергнут!
Мы поразмыслили над тем, стоит ли мне уже сейчас перебраться в Капернаум, чтобы быть поближе к ученикам. Однако Сусанна выразила опасение, что они станут сторониться меня, если обнаружат мое присутствие до поступления сигнала. Поскольку через Тивериаду пролегает широкая дорога, ведущая внутрь страны, и, кроме того, расстояния вокруг озера относительно невелики, она предпочла, чтобы я оставался в Тивериаде и спокойно дожидался ее и Натана. К этому она прибавила, что у горы соберется столько пришедших из разных мест людей, что разглядеть каждого в отдельности будет невозможно. Как только поступит сигнал – даже если ученики ночью незаметно уйдут горными тропами, – нам будет совершенно нетрудно отыскать нужную дорогу, спрашивая ее принятым у смиренных душой языком.
