Каролина отстранилась:

— Я не могу думать о замужестве, когда мать в таком состоянии!

— Она взбодрится, когда увидит, что все налаживается, а вы устроены.

— Нет. Это нехорошо.

Я проглотил огорчение.

— Ладно. — Голос мой был спокоен. — Ваша мать нуждается в заботливом уходе. Всеми силами мы должны ей помогать. Ни к чему, чтобы всякие фантазии ее тревожили и пугали. Вы меня понимаете?

Помешкав, она прикрыла глаза и кивнула. Мы сидели в молчанье. Обхватив себя, Каролина задумчиво смотрела в огонь.

Я побыл еще сколько мог, а потом стал собираться в больницу. Велев Каролине отдыхать, я обещал вернуться утром, но просил тотчас сообщить, если миссис Айрес разволнуется. Потом зашел на кухню и повторил свою просьбу Бетти и миссис Бэйзли, добавив, чтобы они приглядывали и за Каролиной, ибо та «слегка переутомилась».

Перед уходом я заглянул к миссис Айрес. Разбросав забинтованные руки, она крепко спала, ее длинные волосы рассыпались по подушке. Вдруг она пошевелилась и что-то забормотала; я положил руку на ее лоб, погладил по бледной щеке, и она успокоилась.

Утром, возвращаясь в Хандредс-Холл, я был готов ко всему. Жизнь в доме стала такой, что в мое отсутствие могло произойти все что угодно. Но когда около восьми часов я вошел в вестибюль, я увидел, что усталое лицо Каролины, спускавшейся меня встретить, обнадеживающе ожило и порозовело. Ночь прошла без всяких событий, сказала она. Мать крепко спала, сейчас уже проснулась и вполне спокойна.

— Слава богу! — ответил я. — Как она выглядит? Не подавлена?

— Вроде бы нет.

— О вчерашнем вспоминала?

Каролина замялась и стала подниматься по лестнице:

— Поговорите с ней сами.

Я пошел следом.

Комната порадовала светом из-за раздернутых штор; миссис Айрес, чьи волосы были сплетены в нетугую косу, еще в ночной сорочке и халате сидела у камина. Она испуганно взглянула на открывшуюся дверь, но тревога тотчас сбежала с ее лица. Встретив мой взгляд, она мигнула и смущенно покраснела.

— Так-так-так! — сказал я. — Мчусь ни свет ни заря, а во мне никакой нужды! — Я присел на пуфик, который вытянул из-под туалетного столика. — Как мы себя чувствуем?

— Полной дурой, — потупившись, ответила миссис Айрес. От снотворного глаза ее были мутноваты, а движения вялы, но говорила она четко.

— Будет вам, — улыбнулся я. — Спали хорошо?

— Как убитая. Наверное, из-за лекарства.

— Никаких кошмаров?

— Вроде бы нет.

— Славно. Нуте-с, к делу. Позвольте, я взгляну на повязки.

Миссис Айрес отвернулась, но покорно подала мне руки. Оттянув обшлага ее халата, я увидел, что нужна перевязка. Из ванной на площадке я принес теплой воды, чтобы смочить присохшие бинты. Каролина молча наблюдала за малоприятной процедурой, которую миссис Айрес перенесла безропотно, лишь изредка всхлипывая.

В общем-то, ранки почти затянулись. Я аккуратно наложил свежие повязки, а Каролина вынесла миску с побуревшей водой и скатала грязные бинты. Потом я измерил пульс и давление, прослушал грудь больной. Дыхание было слегка затруднено, однако сердечные тоны порадовали своей четкостью. Запахнув на пациентке халат, я убрал инструменты в саквояж.

— Вы молодцом, — сказал я, осторожно взяв ее за руки. — Прямо на душе полегчало. Вчера вы всех здорово всполошили.

Миссис Айрес отняла руки:

— Пожалуйста, не надо об этом.

— Вы сильно перепугались, миссис Айрес.

— Я вела себя как глупая старуха, вот и все! — Голос ее чуть дрогнул. Она прикрыла глаза и попыталась улыбнуться. — Наверное, мой рассудок сбежал в самоволку. В этом доме плодятся фантазии и глупые мысли. Мы слишком от всех оторваны. Хандредс-Холл — самое уединенное место в графстве, говаривал мой муж. Ты помнишь, Каролина?

— Помню, — не поднимая глаз, тихо ответила Каролина; она все еще возилась с грязными бинтами.

— Да, нынешнее состояние дома отчасти виновно в том, что произошло, — согласился я. — Однако вчерашние ваши слова меня весьма напугали.

— Я наворотила горы чепухи! Стыдно вспомнить! Представляю, что обо мне думают Бетти и миссис Бэйзли… Пожалуйста, доктор, прекратим этот разговор.

— Дело слишком серьезное, чтоб им пренебречь, — осторожно сказал я.

— Никто не пренебрегает. Вы дали мне лекарство, Каролина за мной приглядывает. Я уже… вполне оправилась.

— Вы не испытываете тревоги? Страха?

— Господи! — рассмеялась миссис Айрес. — Перед чем?

— Вчера вы были очень напуганы. Вы говорили о Сьюзен…

Миссис Айрес заерзала в кресле:

— Повторяю: я нагородила кучу вздора. Слишком много думала, слишком часто оставалась одна. Теперь я это понимаю. Отныне стану чаще бывать с Каролиной. По вечерам и все такое. Пожалуйста, не дергайте меня. Прошу вас.

Забинтованная рука накрыла мою ладонь; на исхудалом лице все еще мутноватые темные глаза казались огромными. Но голос вновь был ровен, а тон очень искренен. Она ничем не напоминала себя вчерашнюю, когда, выпучив глаза, что-то несвязно лепетала.

— Ладно, — наконец сказал я. — Но вам нужно отдыхать. Отправляйтесь-ка в постель. Я оставлю Каролине лекарство, легкое снотворное. Вы должны беспробудно спать по восемь часов, пока не восстановите силы. Как вам мой план?

— Хорош для инвалида, — чуть игриво ответила миссис Айрес.

— Что ж, я врач, и мне решать, кто у нас инвалид.

Она поворчала, но позволила препроводить себя в постель. Уменьшив дозу, я снова дал ей веронал. Поерзав и повздыхав, миссис Айрес затихла. Убедившись, что она спит, мы с Каролиной тихо вышли из комнаты.

На площадке, глядя на закрытую дверь спальни, я покачал головой:

— Ей гораздо лучше! Невероятно! Такой она и проснулась?

— Такой и проснулась. — Каролина отвела взгляд.

— Она почти прежняя!

— Вы так считаете?

— Разве нет?

— Не уверена. Знаете, мать очень ловко скрывает свои подлинные чувства. Ее поколение этим славится, особенно женщины.

— Она выглядит лучше, чем я ожидал. Теперь для нее главное — покой.

— Покой? — Каролина скользнула по мне взглядом. — Вы впрямь думаете, что мы сможем его обеспечить?

Вопрос показался странным, учитывая, что мы шептались посреди полного безмолвия. Прежде чем я успел ответить, Каролина шагнула к лестнице:

— Давайте на минутку зайдем в библиотеку. Хочу кое-что показать.

Я неуверенно последовал за ней в вестибюль. Каролина открыла дверь библиотеки и отступила в сторону, пропуская меня вперед.

После зимних дождей затхлая вонь стала еще сильнее. В сумраке все так же маячили задрапированные стеллажи. Единственный действующий ставень был открыт, в камине теплились покрытые пеплом угли. Возле кресла горели две лампы.

— Вы тут обжились, — слегка удивился я.

— Читала, пока мать спала. Видите ли, вчера после вашего ухода я переговорила с Бетти и кое о чем задумалась.

Каролина выглянула в коридор и негромко позвала служанку. Видимо, Бетти ждала поблизости, ибо тотчас появилась. Разглядев меня, она замешкалась на пороге.

— Пожалуйста, войди и закрой дверь, — сказала Каролина.

Потупившись, девушка вошла в комнату.

— Теперь скажи доктору Фарадею то, что вчера говорила мне. — Каролина рассеянно играла сплетенными пальцами, будто пытаясь разгладить огрубевшую на костяшках кожу.

— Не хочу, мисс, — промямлила Бетти.

— Ну же, не валяй дурака. Никто не рассердится. Что ты вчера говорила после ухода доктора?

— Ну, я сказала, что в доме живет плохое. — Бетти стрельнула в меня взглядом.

Видимо, я хмыкнул, потому что служанка вскинула голову, выставив подбородок:

— Да, живет! Я уж давно прознала! И доктору сказала, а он — мол, хватит дурью маяться. А я вовсе не маюсь! Я знала про плохое! Я его чуяла!

Каролина за мной наблюдала. Встретив ее взгляд, я сухо сказал:

— Верно, я просил ее попридержать язык.

Будто не слыша, она обратилась к служанке: