Когда в середине ночи дежурный и уборщики вошли в туалет, Лука был уже мертв. Он лежал, а вокруг всё было в крови — стены, потолок, пол. На этот раз психи привели новичка в туалет не играть, а убивать. Лука был самым необычным человеком, которого я встретил в своей жизни. Он был человеком далекого прошлого, того грубого века, когда люди боролись за выживание, не знали ремесел и наук, а для познания мира пользовались своими натренированными чувствами. Или инопланетянином он был. Или человеком далекого будущего. Поэтому его убили в первую же ночь в ПБ № 3 Скворцова-Степанова. Могли и раньше убить, в воинской части, где он служил. Но там у него в руках был автомат, а в Скворцова-Степанова он был безоружен. Может быть, он не был человеком, а был ангелом или бесом.

Если бы сейчас Лука был с нами в трюме на теплоходе «Двинск», он бы нам рассказал, что там на палубе затеяли, и мы бы знали, к чему нам готовиться — вооружаться, прятаться или перед смертью жизнь вспоминать.

Моряк подошел к иллюминатору, высунулся наружу, засмеялся от радости.

— Огни прямо по носу! Подвахтенным зайти в дизельный отсек! Форсировать дизеля!

Моряк облизал губы, засмеялся.

— Вода соленая.

«Двинск» пробивал волны, падал и поднимался. Железо у него оказалось хоть и ржавое, но толстое, пули не пробили.

Я лежал на полу, на матрасе. Над головой дрожал провисший кабель. И лампочка дрожала.

Двигатели заработали тише и задохнулись, как астматик Махов, то есть не сразу, а около часа еще всхлипывали и кряхтели и наконец заурчали без напряжения, успокоились.

И, расколов голову долгим ржавым скрежетом, упал якорь. Вот еще пытка интересная, надо Сипе сказать, чтобы добавил в адскую коллекцию.

Из иллюминатора сквозило свежим холодом. Я смотрел на пустое море, на низкую серую воду. Берега не видно, горизонт сомкнулся с низкими облаками. Волны, барашки. Примерно плюс 5°, влажно. Температура в трюме на пару градусов выше. Без еды, без теплой одежды я выдержу еще день. Раненые вчера умерли все. И больные умерли. Солнце не заходит, трудно дни считать. Может быть, сегодня они умерли.

Пролетела маленькая чайка. Что это значит? На каком расстоянии от берега чайки летают? И почему она такая маленькая? Следующую я рассмотрел подробнее. Это была серая трехпалая чайка-моевка, я ее определил по крыльям с черной окантовкой и белыми пятнами на концах. Моевки живут за полярным кругом. Мы забрались в вечные холода. Одежда нужна, еда сытная и горячая, иначе смерть.

Заскрипели шлюпбалки, катер плюхнулся на воду, кто-то кого-то выматерил.

Катер спустили, значит, берег рядом. А не видно берега, потому что «Двинск» повернут к нему другим бортом. Иначе зачем катер спускать на воду?

И якорь бросают, когда глубина небольшая. Или все равно, какая глубина? Теплоход «Витязь» Академии наук СССР лет 50 назад встал на якорь на глубине 11 000 м в Марианской впадине в Тихом океане, это мы в школе проходили по природоведению. В учебнике не было написано, сколько минут или часов опускался якорь, пока не достиг дна. Якорная цепь «Двинска» скрежетала минуту, показалось долго. Но если сделать поправку на невыносимость скрежета и, как следствие, замедление субъективного времени, то все-таки не дольше полуминуты. Ускорение свободного падения 9,81 м/с, но падение якоря несвободное, цепь наверняка придерживается каким-то механизмом, иначе она порвется, и скрежет свидетельствует о том, что падение несвободное, скрежет возникает из-за трения одного предмета о другой. Короче, не зная скорости, с которой разматывается цепь, определить глубину невозможно.

Я высунул голову и прислушался к доносившимся с палубы голосам.

— Ну и срач, Аркадий Николаевич. Дверь задраена, а воняет, идешь ты пляшешь, мама дорогая.

— Что-нибудь придумаем.

Я попробовал догадаться, кому принадлежат голоса.

— Была б неделя, они б у меня ржавчину отшкурили до блеска и параши отлизали до блеска. А сегодня высадка, план нельзя менять.

Это ментовской начальник из ФСИНа, высокий чин, командовать привык. Вряд ли майор, скорее подполковник или полковник. Но не генерал. Ментовской генерал может любой план изменить, любую бумажку порвать. А полковник боится, над ним еще начальники сидят, как вороны на ветках, и ждут, когда выгоднее подчиненного обосрать.

— Не волнуйтесь, матросы хлоркой засыплют, вернемся, в порту бичей наймем, отмоют.

А это капитан «Двинска», он матросами командует. Скажет хлоркой залить, зальют, но говно убирать и кровь подтирать туберкулезную дураков нет.

— Нанять кого-то денег стоит. И бичам платить надо.

— В порту разберемся. Из своего кармана платить не буду.

— Команда не обязана трюм драить после зэков. На уборку, очистку, вынос мусора, дезинфекцию должны быть деньги.

— На уборку денег нет в смете. Думали, как в тюрьмах, осужденные сами поддерживают чистоту в камерах. А дезинфекция предстоит плановая, санэпиднадзор будет заниматься, у них свои расчеты.

А это кто вякает? Таких голосов не бывает у начальников. Но смета у него. И деньги. Финансовый директор?

И — женский голос, приятный, молодой, с акцентом, таинственный голос:

— А трупы?

— Трупы сактируем.

— Что такое «сактируем»?

Прибалтийский акцент. Или скандинавский. Северный акцент, да. Южный грубее и угловатее.

— The colonel will draw up a statement on death. I mean he will forge. [7]

Кто это подсказал по-английски? И синоним подобрал точный, ироничный. Наверное, переводчик. Хорошо перевел, но паузы долгие делает, паузы в переводе раздражают. И ладно бы пустые паузы делал или «so» вставлял паразитные, а то экает, тянет.

— Составим акт, комиссию создадим в составе: старший координатор проекта, координатор проекта с российской стороны, капитан теплохода, консультант, врач, вас включим — и достаточно.

— Будете указывать причину смерти?

— Не думаю, что это важно во всех случаях. И вряд ли возможно.

— И все-таки куда их?

— Похороним.

— Трупы хоронят, так. Но где? Могила где у них будет?

— Мы не знаем, сколько у нас трупов. В холодильник все не влезут.

— Врач не разрешит в холодильник, не по назначению использовать не разрешит.

— А если в рейсе матрос умирает, что вы делаете?

— Ну, если в рейсе и при отсутствии опасности инфекционного заражения, применяется двойной чехол фольгированный, проводится спецобработка. Чехлы должны быть у судового врача и химия. Но на одного-двух, не больше. А у вас больше, я правильно понимаю?

— К сожалению, правильно понимаете.

И снова женский голос:

— Похороним на берегу. Итоги подведем после завершения экспериментальной части проекта, у меня есть полномочия. Потери предусмотрены, так. Но причину смерти будем указывать. Во всех случаях.

— Какой процент потерь запланирован?

— Нет, не так. Мы даже приблизительных чисел не планировали. По моральным соображениям, полковник.

Я угадал, чин ментовской — полковник.

— По моим соображениям, моральным или аморальным, я не знаю, но днем раньше, днем позже, все передохнут. К осени никого не останется.

— Будем считать, я этого не слышала.

— Будем считать, я этого не говорил.

И замолчали. Или в сторону отошли.

Высадка? Потери? Координаторы? Проект? Полковник сказал, мы передохнем. Хорошо бы перед смертью согреться.

Надо с Сипой обсудить. Или нет, не надо, вдруг психанет.

Примерно через час открыли шлюзовую дверь. И в мегафон:

— Выходить по одному. Руки за спину, голова вниз, смотреть вниз. Вам выдадут теплую одежду. Вас ждет горячее питание и прогулка. Первый пошел!!!

Чичи первыми полезли по лестнице, я думал, доходягу какого-нибудь вытолкнут на пробу, а они первыми полезли — одноглазый, Али. Замерзли, наверное. Я видел, как от холода люди с ума сходят, холод хуже жары, хуже голода, и это не пустые слова.