Нурландер горячо кивнул. Хультин добавил:

— Самый главный вопрос очевиден: почему он снова начал убивать? После более чем месячного перерыва?

— А кассета? — спросил вместо ответа Йельм. — Мы не можем позволить техникам изучать ее неделями. К тому же информация скоро просочится в прессу.

Хультин вынул кассету из магнитофона. Он подержал ее некоторое время в руках, словно взвешивая шансы и риски. А затем передал ее Черстин Хольм.

— Насколько мы знаем нашего парня, он не оставляет отпечатков пальцев, а кассета вроде бы обычная, фирмы «Макселл», разве что слегка потертая. Нет отпечатков? Или как?

Йельм, Чавес и Хольм рассмотрели кассету.

— Нет, — ответил Чавес.

— О’кей, — слегка вздохнув, сказал Хультин. — Берегите ее.

«Мистериозо» звучала в колонках раз за разом, словно пророчество, желающее, чтобы его запомнили.

— Вы хоть поспали этой ночью? — спросил Хорхе Чавес. Они ехали в служебной «мазде» Йельма. Он был за рулем, Черстин Хольм сидела рядом на пассажирском сиденье и все время проигрывала «Мистериозо» Телониуса Монка на автомобильной магнитоле, а Чавес с таким же упорством то и дело просовывался между передними сиденьями.

Ответом на вопрос мог служить вид покрасневших тяжелых век Йельма и Хольм, которые они с трудом пытались поднять, одновременно уклоняясь от назойливого, почти летнего солнца. Невыполнимая задача.

На календаре было восемнадцатое мая.

— Монк перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что его великолепная музыка вдохновляет кого-то на убийства, — заявил Чавес, не особенно, впрочем, печалясь по этому поводу.

Но даже и на этот раз он не получил ответа с передних сидений. Его это и не остановило, и не обидело. Они взяли след. Наконец-то.

— Сегодня ночью я посидел в полицейском управлении и изучил данные по правлениям. Интенсивное компьютерное хакерство. Существует четыре возможных пути. Самый интересный касается «Южного Банка». Все четверо заседали в нем в 1990 году, правда, совсем недолго. По-моему, это самый ясный след. Но интересно и то, что Энар Брандберг входил в правление «Ловиседаль» в 1991 году одновременно с Даггфельдтом и Карлбергером! Это тот самый медиаконцерн «Ловиседаль», у которого сейчас возникли проблемы с Виктором-Икс, пытающимся взять их под свою «крышу». Это если предположить, что Странд-Юлен — случайная жертва. Однако если предположить, что случайной жертвой оказался, наоборот, Брандберг, то остаются, конечно, «Эриксон» и МЕМАБ.

И опять никакого ответа.

Но энтузиазм Чавеса не угасал.

— Я уверен, что Хультин прав и что кто-то из этих управляющих является ключом ко всей загадке.

«Мазда» остановилась на перекрестке на красный свет.

— Притормози у бензоколонки, — сказал Чавес. — Аллея Ринкебю. Мы припаркуемся здесь и пройдем через площадь. Я хочу купить немного свежего чеснока.

Йельм проехал по аллее, запарковал машину и сказал:

— По-моему, ты немного суетишься.

— Это единственный способ не заснуть, — отозвался Чавес.

Они пересекли оживленную, залитую солнцем площадь. Палатки ломились от овощей, зелени и фруктов таких видов и сортов, какие редко встретишь в обычных продуктовых магазинах. Йельм подумал, что неплохо бы разработать способы противодействия наплыву заграничных овощей в Швецию, чтобы защитить своего производителя, и ему взгрустнулось в этой оживленной и пестрой толпе. Чавес купил связку чеснока и покачал ею перед носом Йельма.

— Сгинь, Носферату! — прошипел он.

Йельм, который буквально спал на ходу, встрепенулся и вернулся к жизни с дурацкой улыбкой.

Они прошли несколько кварталов к центру Ринкебю. В одном из типовых домов в полуподвале располагался маленький магазинчик без приметной вывески, но зато с приметными запотевшими окнами. Он оказался больше, чем представлялось снаружи, и был забит покупателями. Самые различные люди копались на бесконечных рядах полок с дисками с музыкой со всех концов света. Группа ярко одетых подростков в мешковатых брюках и повернутых назад кепках толпилась в уголке хип-хопа, а за прилавком сидел темнокожий индеец лет пятидесяти и подпиливал ногти.

— Альберто! — воскликнул Чавес, подошел и обнял индейца, который, когда поднялся ему навстречу, оказался огромного роста.

— Хорхе, Хорхе, — все твердил индеец. Они с полминуты обнимали друг друга, а затем очень быстро заговорили по-испански. Йельм различил в потоке слов «Шёвде» и услышал, как Хорхе ответил «Но, но, Сундсвалль». Чавес показал на своих коллег. Черстин Хольм как раз вернулась со стопкой дисков с григорианской церковной музыкой и сказала несколько слов на своем медленном испанском. Индус громко рассмеялся. Йельм улыбнулся Альберто и понял, что специфический запах, который ударил ему в нос, когда он вошел в магазин, исходил от ароматической палочки. Она была воткнута в цветочный горшок, стоявший на прилавке.

— Проходите, — предложил Альберто Хольм и Йельму и продолжил, хотя и с акцентом, на правильном шведском. — Мы входим в святая святых.

Они вошли в маленькое темное подсобное помещение с элегантной стереоустановкой в самом его центре.

— Знаете ли вы, что Хорхе — один из самых лучших шведско-чилийских джаз-басистов? — спросил Альберто из темноты.

— Esto son chorradas! [50]— бодро ответил Чавес, входя следом за ним.

— Правда-правда, — громко рассмеялся Альберто. — Можно мне кассету?

Черстин Хольм вошла в комнату последней. Она держала в руках три диска, но все же ей наконец удалось вытащить из сумочки кассету.

— Вы вот так просто оставляете без присмотра торговый зал? — спросила она, протягивая кассету Аль-берто.

— У меня никто не ворует, — мрачно ответил тот и вставил кассету в стереосистему. Зазвучало окончание «Мистериозо». — Довольно плохое качество записи, — заметил Альберто. — Переписывалось два, а то и три раза. Едва ли с CD-диска. Нет характерных отметок. Вероятно, оригиналом была классическая катушка пятидесятых годов.

— Вот сейчас, — сказал Чавес, когда послышались аплодисменты и восторженные возгласы. Началась потрясающая импровизация. Они увидели, что лицо Альберто просияло.

— А-а-а, — протянул он и произнес какую-то длинную фразу на испанском.

— А по-шведски? — сказал Чавес.

— Простите. Это очень, очень необычно. Даже у меня такого нет. Подождите, я должен хорошенько вслушаться.

Три минуты, не больше, звучал этот хаос. Под конец он стал чуть более упорядоченным. Было похоже, что голоса музыки обрели друг друга и смогли создать некую форму. Даже Йельм как завороженный слушал эти атакующие друг друга пируэты, эти то противоборствующие, то объединяющиеся и тонущие один в другом пассажи. Три очень насыщенных минуты прошли.

Альберто откашлялся и остановил запись.

— «Мистериозо» записывалось продюсером и фанатом Монка Оррином Кипньюсом и инженером аудиозаписи Рэем Фоулером в волшебную ночь седьмого августа 1958 года в «Файв Спот Кафе» в Нью-Йорке. На диске, выпущенном после смерти Монка, Кипньюс добавил две композиции, записанные в Риверсайде девятого июля. Но мы с вами слышали что-то другое. Скорее всего это связано с историей, которую я знаю только по слухам. Возможно, этот фрагмент был записан, когда Рэй Фоулер напился и заснул, забыв выключить магнитофон. Но, может быть, это только легенда. Эта импровизация впоследствии получила название «Risky», то есть «Рискованная», так это будет по-шведски? Arriesgado, [51]Хорхе! Ни Кипньюс, ни Монк даже не думали вставлять ее в диск, и поэтому ее нет и в сборнике «The Complete Riverside Recordings». Она была как раз из тех вещиц, которые кажутся волшебными при рождении, но после очень быстро умирают. Так они сами полагали. Однако раз вы ее слышите, они ошибались. Кто-то разыскал эту запись и скопировал ее.

— Значит, до вас доходили какие-то слухи? — спросил Йельм. — Когда и какие именно?