— Спасибо, — произнес Хультин, подробно записав речь Черстин Хольм на доске. — Йельм?
— Если позволите, я отчитаюсь последним. Нам надо будет заодно обсудить устройство засады сегодня вечером.
— Означает ли это, что у вас есть настолько серьезная кандидатура, что нам предстоит уже этой ночью караулить у чьего-то дома?
— Именно об этом нам предстоит поговорить. Думаю, будет лучше, если оставшиеся выскажутся до меня. Если, конечно, у Сёдерстедта и Чавеса нет таких же серьезных кандидатур.
Двое за столом покачали головами. Хультин чуть заметно кивнул.
— Хорошо, — сказал он. — Сёдерстедт?
— Я как раз раздумываю над тем, является ли это серией убийств, — зазвучал финско-шведский выговор. — Если исходить из международного опыта, то мы поторопились. Два одинаковых убийства означают всего лишь два одинаковых убийства.
— Без сомнения, — перебил его Хультин. — Однако в памятках, которыми нас снабжают начальник отдела Мёрнер, начальник Государственной криминальной полиции и руководство Государственного полицейского управления, особый упор делается на профилактике преступлений. Вот почему мы рассматриваем это как серию убийств, не имея к тому формального повода. Вдобавок я более чем уверен, что это серийное убийство. Мое мнение на текущий момент и определяет направление расследования.
«Опа!» — подумал Йельм. Первая демонстрация власти комиссара криминальной полиции Яна-Улова Хультина. Но Сёдерстедт не сдавался.
— Я просто размышлял, являютсяли эти случаи серийными убийствами. Ведь легко увлечься американскими ужастиками. Некий безумец по имени Джеффри Дамер недавно был приговорен к пожизненному заключению за то, что убил, расчленил и съел шестнадцать чернокожих подростков. Его отец написал бестселлер о том, каково быть отцом монстра. И Дамер, и его папаша тут же обогатились; симпатизирующие им люди, в том числе из Южной Африки, шлют ему в тюрьму деньги, а некоторые журналы в США решили героизировать серийные и массовые убийства. Конечно, речь идет о совершенно разложившемся обществе, где всеобщая фрустрация толкает целый народ к безумию. Тотальное раскачивание всех социальных устоев способно сильно очаровывать, настолько сильно, что люди готовы посылать деньги серийным убийцам. Это не возмездие, а вознаграждение. Но там жертвами всегда выступали малолетние и слабые, их объединяло лишь то, что они выступали в качестве жертвы. Однако можно задаться вопросом, как такое могло отразиться на душе шведа. Вариантов может быть немало.
Йельм вздрогнул.
— Я слышал от Вэстероса, Сёдерстедт, что вы, бывает, разбрасываетесь, ведя расследование, — бесстрастно заметил Хультин. — Переходите к финансам убитых.
— Нам просто не стоит терять перспективу, — пробормотал Сёдерстедт, начиная листать толстый распечатанный на принтере список. — Как вы верно заметили, Хультин, финансы — это настоящая каша. Я успел только бегло ознакомиться с ними. У Даггфельдта было два больших предприятия, которыми он лично владел: финансовое акционерное общество «Дандфинанс» с четырьмя дочерними фирмами и занимающаяся импортом «Малакаимпорт». Он также был совладельцем восьми других малых предприятий, из них три холдинга, и имел портфель с акциями, из которых прежде всего стоит упомянуть акции пяти самых крупных шведских экспортных предприятий. Главная фирма Странд-Юлена называлась попросту «Странд-Юлен Финанс», и от нее сильно зависела целая группа холдингов. В этом концерне разобраться еще сложнее, чем в группе предприятий Даггфельдта.
— Маленький вопрос, — сказал Йельм. — Что такое холдинг?
«Группа А» уставилась на него единым фасеточным глазом.
— Сила есть, ума не надо, — извиняющимся голосом добавил он.
— Холдинг — это управляющее предприятие, владеющее акциями других предприятий, — объяснил Сёдерстедт.
— Это все, чем оно занимается?
— Да. Единственное предприятие, которое мне удалось найти, имеющее хоть какую то связь с тем, что у нас принято называть экономикой, — то есть с продукцией, — это фирма по импорту Даггфельдта, занимающаяся ввозом консервов с Дальнего Востока; эти консервы стоят на полках в каждом приличном супермаркете. И тем не менее, это не прямое производство. Мы все еще подходим к постиндустриальному обществу с индустриальными мерками. У Странд-Юлена было множествоподобных акций, но у него также был и личный портфель акций, в отличие от Даггфельдта. Между их бизнесом я не нашел никаких прямых связей. Хотя у обоих из них были акции «Вольво», «Электролюкс» и «АВВ». И ни одного предприятия, где они были бы единственными владельцами. Наверное, самая надежная зацепка — это небольшое акционерное общество, стекольный завод в Хюльтефорсе, где у обоих акции. Возможно, там что-то можно разыскать.
— Вы связывались с налоговой полицией? — спросил Хультин.
— Первым делом. Оба фигурируют в расследующемся сейчас деле по уклонению от налогов, это одно из тех дел, которые тянутся годами, а затем попросту закрываются, потому что налоговое законодательство постоянно смягчается. Даггфельдт был обвинен в подлоге, как раз когда он разорил своего первого партнера Ункаса Сторма, о котором упомянул Нюберг. Но был оправдан. Больше ничего.
— Чавес, — продолжил Хультин. — Управление.
— Та же каша, — сказал Чавес и развернул перед собой длинный список. — Хотя, может, и не такая густая. Число правлений, в чей состав они не входили одновременно, равняется шестнадцати. Если посчитать те предприятия, в правления которых они входили одновременно, то их окажется восемь: «Сандвик» 1978-83, «Эриксон» 1984-87, «Селлфинанс» 1985, «Сканска» 1986-88, «Бусведен» 1986-89, «Южный Банк» 1987-91, «МЕМАБ» 1990; и, наконец, до дня своей смерти оба входили в правление одного и того же не нуждающегося в рекламе предприятия «Фонус» — с 1990 года.
— В таком случае они точно знали, на какое похоронное бюро можно положиться, — констатировал Сёдерстедт.
— Но разве все это не означает, что они были знакомы друг с другом? — сказал Вигго Нурландер.
— Они и были знакомы, — подтвердил Йельм.
— А с другой стороны, — заметил Чавес, — в правление входит много членов, а совместные заседания они проводят лишь несколько раз в год. Можно участвовать в заседании и ни разу не перекинуться словечком, быть едва знакомыми.
— Не так уж мало времени у них было, — произнесла Черстин Хольм. — Несколько раз в год в нескольких правлениях.
— Мы имеем в виду время, проведенное ими вместе на заседаниях правлений, — уточнил Чавес. — Каждый из них в отдельности провел там значительное время. Даггфельдт, например, входил в правление «Сканска» вплоть до своей смерти, а Странд-Юлен покинул его в 1988 году. Однако он вошел туда в 1979 году. И в большинстве случаев картина примерно такая же.
— А след «Фонуса» никуда не ведет? — спросил Нурландер.
— В гроб, возможно… Но конечно, тот факт, что они сидели в правлении одного и того же предприятия вплоть до смерти, представляет определенный интерес. Правда, Даггфельдт просидел там восемь лет, а Странд-Юлен — четырнадцать.
— О’кей, — завершил дискуссию Хультин, закончив вести запись и отложив свой дротик-фломастер. — Теперь Йельм.
— В яхт-клубе никакой связи между убитыми не обнаружилось, однако господин по имени Артур Линдвикен после оказанного на него давления показал мне целый архив в своем сейфе. По-видимому, на Виггбюхольмской пристани он много чего насмотрелся. В разделе на букву «С» я нашел одну красноречивую открытку, — Йельм вытащил открытку с изображением Диониса, — в которой парень по имени Йорген Линден аккуратно вывел номер своего телефона вместе с мальчишечьим приветом. Именно он рассказал о прогулках Странд-Юлена на яхте. В разделе на букву «Д» ничего не было.
— Вы задержали Линдвикена и Линдена? — спокойно спросил Хультин. — Оба вполне тянут на преступников.
— Нет, — ответил Йельм.
— Хорошо, — сказал Хультин.
— В гольф-клубе я не обнаружил никакой прямой связи между убитыми, разве что оба были хорошими игроками. Я временно изъял так называемую гостевую книгу, в которой игроки записывают свои имена, прежде чем выйти на поле. Имена убитых там присутствуют. Третьим общим увлечением обоих господ было членство в маленьком ордене, носящем название Орден Мимира и практикующем, по всей видимости, нечто вроде друидских ритуалов. Как всем известно, эти обряды считаются сверхсекретными.