Кафе размещалось в отеле «Пирушка» городка Брр, получившего такое название как самое холодное место округа. Отель являлся главной достопримечательностью городка ещё с девятнадцатого века, то есть с тех времен, когда матросы, шахтеры и лесорубы имели обыкновение убивать друг друга субботними вечерами в этом питейном заведении (носившем тогда другое название), после чего уцелевшие платили по четвертаку и отправлялись спать в комнаты наверху. Отель помещался в доме, похожем на ящик, стоящий на вершине холма. Его хорошо было видно ещё на подходе к портовой бухте, и благодаря укрепленной на крыше вывеске, на которой значилось: ВЫПИВКА! НОМЕРА! ЕДА! — он служил маяком входящим в порт судам.

Когда Гарри Пратт получил отель по наследству от своего больного отца, кафе пользовалось большой популярностью, хотя комнаты, расположенные наверху, не соответствовали ни одному пункту строительных норм и правил. К тому же банки отказывали новому владельцу в кредите на приведение гостиничных номеров в соответствие с требуемыми стандартами — то ли из-за косматой бороды и всклокоченных волос Гарри, то ли из-за того, что он ещё в школьные годы зарекомендовал себя трудным подростком. Квиллер, инстинктивно чувствовавший большие возможности Гарри, помог ему через Фонд Клингеншоенов получить льготный кредит на развитие собственного дела. В здании установили лифты и провели водопровод, в номерах появились кровати — и отель «Пирушка» стал центром процветающего туристического городка Брр, а сам Гарри сделался председателем торговой палаты. Но зеркало с расходящимися в разные стороны трещинами — память о бутылке, брошенной рукой пьяного посетителя во время шахтерской забастовки 1913 года, — не заменили, оно так и осталось висеть позади стойки бара.

Приехав в кафе, Квиллер с осторожностью уселся на шаткий табурет у стойки и на вопрос Гарри, что ему налить, ответил:

— Кофе, если его у вас ещё подают. Ну, как идут дела? — добавил он.

— Самая работа начнется с открытием сезона охоты. Ждем снега. Охотники предпочитают неглубокий снег, тогда лучше идут лыжи.

— Сообщают, что зима будет снежной, — сказал Квиллер, пустив в ход одну из заученных фраз, ибо местным этикетом предусматривалась обязательная трехминутная беседа о погоде перед началом разговора на интересующую тему.

— Лично я люблю снег, — заявил Гарри, — уже две зимы я езжу на санях с собачьей упряжкой.

— Занятный спорт, — подметил Квиллер, хотя перемещение в пространстве при помощи собачьей энергии его не слишком прельщало.

— А вы попробуйте! Поехали со мной как-нибудь в воскресенье!

— А что, это мысль! — неопределённо ответил Квиллер.

— Знаете, Квилл, все собираюсь спросить вас, как вам удается играть сразу несколько ролей? Вероятно, очень трудно постоянно менять голос. Я бы так не сумел.

— У меня всегда был превосходный слух на интонации и акценты, Гарри, — сказал Квиллер, застенчиво поводя плечами. — Главная проблема — это записать голоса. Когда я прослушивал первую запись, то обнаружил, что на пленку попало также и кошачье мяуканье. Пришлось выгнать кошек из комнаты и сделать новую запись. Но на этот раз на пленку записался грохот мусоропровода и гудение вертолета шерифа. В конце концов, для того чтобы сделать чистую запись, я встал в три часа утра, моля небеса о том, чтобы никому из соседей не потребовалось вызывать «скорую помощь».

— Да, это впечатляет. Но откуда вы обо всём этом узнали? Или вы что-то добавили от себя?

— Каждая сцена спектакля имеет документальную основу, — ответил Квиллер. — Ты знаешь семейство Гейджев? Один из них был историком-любителем.

— Единственно, кого я знаю из этого семейства, так это старую леди, которая только что померла. Её муж частенько болтался около нашего заведения, когда его держал отец. Папа говорил, что он был законченным пьяницей. Любил поговорить с охотниками и рыбаками. Никогда не задавался, не важничал, вёл себя так, будто был одним из них.

— А ты его сам видел?

— Нет, он умер ещё до того, как дело перешло ко мне. Его убило молнией. Он ехал верхом на лошади, Когда поднялась буря, и он по незнанию спрятался под деревом. Умер мгновенно.

— А его лошадь? — спросил Квиллер.

— Лошадь… странно, никому и в голову не пришло поинтересоваться, что стало с лошадью. Ещё кофе?

— Нет, спасибо! Давай посмотрим, всё ли готово к представлению.

— Давайте. Только подождите секунду. — Гарри подошёл к телефону и набрал номер. — Ненси, он здесь, — сказал он и повесил трубку. — Ну, Квилл, пошли. Вот сюда, в комнату для встреч. — Они прошли в большую комнату, где ничего не было, кроме низкого помоста и беспорядочной груды складных стульев. — Смотрите, чего ещё не хватает? Всё, что вам потребуется, мы достанем.

Квиллер ступил на помост и убедился в том, что он устойчив.

— Потребуется два небольших стола, лучше поустойчивее, и два обычных стула. Я вижу, у вас много электророзеток… А что за этой дверью?

— Просто маленький зальчик, за ним комната отдыха и запасной выход.

— Отлично! Как раз то, что мне нужно. Хикси сказала, что на спектакль зрители придут семьями, так мне бы хотелось, чтобы дети сидели на первых рядах. Им будет лучше видно, да и вертеться они будут меньше, я, по крайней мере, на это надеюсь… А теперь, пожалуй, самое время выпить ещё чашечку кофе.

Они вернулись в бар.

— О, а вот и Ненси! — Гарри обратился к Квиллеру: — Та самая девушка, о которой я вам говорил.

У стойки сидела девушка в джинсах, фермерском пиджачке и рабочих ботинках. Она была худенькой и изящной, а нежные черты лица почти наполовину скрывали густые чёрные вьющиеся волосы. Одетая в платье, она легко сошла бы за семиклассницу, идущую домой из школы, однако большие чёрные глаза ясно свидетельствовали о том, что перед вами взрослый человек, со своими взрослыми проблемами. Она упёрлась взглядом, в котором светилась мольба, в Квиллера.

— Ненси, это мистер К., - сказал Гарри, а затем, повернувшись к Квиллеру, представил девушку: — Это Ненси, наш частый и приятный посетитель. Гамбургеры с тёплым пивом, а Ненси?

Девушка смущённо кивнула, сжимая в руке бутылку кока-колы.

— Здравствуйте, — сдержанно поздоровался Квиллер.

— Рада познакомиться с вами. Я видела вашу статью в газете, — сказала Ненси.

— Очень приятно, — холодно отозвался он. «Читала она её? Понравилась ли ей она? Может, она просто видела её?»

Гарри подал Квиллеру чашку кофе.

— Ну, вы поговорите, я не буду вам мешать. — И он поспешил к другому концу стойки, куда подошли два новых посетителя, лодочника.

Неловкое молчание, наступившее после ухода Гарри, было прервано вопросом:

— А вы тоже состоите в туристическом клубе?

— Да, — ответила она, — и я приду на ваш спектакль в понедельник вечером.

Он недовольно хмыкнул в усы. «Она, может быть, слышала хорошие отзывы о спектакле? Ждет ли она его? Или это для неё просто пойти посмотреть?» Опять в этой замедленной игре в пинг-понг он должен был подавать:

— Как вы думаете, на следующей неделе выпадет снег?

— Думаю, да. Собаки проявляют беспокойство.

— Собаки? У вас есть собаки?

— Сибирские лайки.

— Что вы говорите! — воскликнул он, при этом в глазах его блеснул интерес. — И сколько у вас собак?

— Двадцать семь. Я развожу ездовых собак.

— А сами вы ездите на собаках?

— Немного, — ответила она, покраснев от гордости.

— Гарри говорил мне, что езда на собаках становится популярным видом спорта. Выращивание собак — это ваше хобби или профессия?

— Думаю, и то и другое. Я работаю ещё в ветеринарной клинике в Брр, где лечу собак.

— Вы живете в Брр?

— На окраине. У самой городской черты.

Квиллер размышлял про себя о том, как долго может продолжаться этот затруднительный для обоих разговор. Спрашивать девушку о её проблемах он не намеревался. Если у неё они есть, то пусть она сама о них и расскажет. Они сидели, слегка поворачиваясь туда-сюда на старых стульях, которые громко скрипели и кряхтели при поворотах. Квиллер старался поймать взгляд Гарри, но тот горячо спорил с лодочниками о сооружении нового волнореза.