Когда Аспамитр и секретари удалились, Ксеркс хлопнул в ладоши, и, как призрак или мираж, откуда-то возник виночерпий. Он налил вина, отпил из кубка Ксеркса и исчез столь же проворно, как появился. Ксеркса всегда забавлял этот ритуал с отпиванием.

— Все думают, что если вино отравлено, то попробовавший тут же и умрет. А если яд действует медленно? До его и моей смерти пройдет месяц.

— Но разве ритуал не предостережет виночерпия от отравления своего господина?

— Да, если у него нет противоядия. Но умный злоумышленник убьет нас обоих так медленно, что никто и не поймет. — Ксеркс улыбнулся. — Посмотри, как Лаис убивает своими фракийскими снадобьями.

Меня всегда смущало упоминание о Лаис как о ведьме и отравительнице. В действительности не думаю, что она самолично отравила хоть одного человека. Но знаю, что для Атоссы она готовила всевозможные зелья, и не секрет, что все дамы гарема, неугодные старой царице, рано или поздно заболевали какой-нибудь загадочной смертельной болезнью, что и требовалось.

— Как странно, — проговорил Ксеркс с неожиданной грустью. — Я не верил, что это случится.

— Но ведь было ясно, что Дарий умирает.

— Верно. И все же не верилось, что он… — Ксеркс, как самосский гончар, вертел в руках красно-черный кубок. — Я слишком стар.

Я уставился на него, удивленный, безмолвный. Ксеркс снял с шеи тяжелый золотой воротник, уронил на кедровый стол и лениво почесался.

— Да, я слишком стар, чтобы… — Он снова замолк. Казалось, он говорит не со мной, а сам с собой. — У меня нет побед. То есть ни одной настоящей. — Он постучал по нашему рукописному труду. — Я подавлял восстания, но не прибавил ни горстки земли, ни чаши воды к владениям моего отца. Вся моя деятельность — это строительство.

— Ты величайший строитель из когда-либо живших, владыка!

Я не преувеличивал. Я верил, что Ксеркс являлся — нет, и до сих пор является — самым великим зодчим и градостроителем из всех когда-либо живших на земле, в том числе и из тех африканских дикарей, что много-много веков назад воздвигли столь глубокомысленно тупые египетские пирамиды и пилоны.

— Это не в счет.

Ксеркс задумался. Я никогда не видел его в таком подавленном состоянии. Казалось, получение в дар всех этих стран принесло ему не радость, а боль и мрачные предчувствия.

— Думаю, жизнь прошла зря. Все, что я делал — только ждал и ждал, а теперь мне тридцать пять…

— Разве это старость? Взгляни на Мардония!

— Я и взглянул. — Ксеркс улыбнулся. — Он шатается, как старик. Нет, вот это… — он быстрым жестом изобразил в воздухе корону, — должно было прийти лет десять назад. Я был в том возрасте, что и Дарий, когда он убил Великого Царя.

— Великого Царя? — Я уставился на Ксеркса. — Ты хочешь сказать, узурпатора Гаумату?

— Я хочу сказать, Великого Царя. — Ксеркс допил кубок и вытер губы расшитым рукавом. — Ты не знаешь?

Я покачал головой.

— Я думал, знаешь. Мне известно, что Атосса говорила Лаис. Очевидно, твоя мать осмотрительнее моей. Но все равно тебе пора узнать страшную тайну нашей семьи.

Доверяя секрет, монархи часто одновременно подписывают приговор слышавшему. Мне вдруг стало холодно. Я не хотел ничего слышать. Но остановить Ксеркса не мог. Ему не терпелось поделиться со мной знанием, известным в то время лишь горстке людей.

— Дарий никогда не был Ахеменидом. Он их очень дальний родственник. Как и глава любого из персидских кланов. Когда Камбиз пошел на Египет, он оставил за себя своего брата Бардью. Было условлено, что, если Камбиз умрет, Великим Царем станет Бардья. В Египте Камбиза отравили. Не знаю кто. Сам Камбиз считал, что кто-то из местных жрецов. Как бы то ни было, яд медленно делал свое дело. Камбиз очень мучился. Он стал невменяем. Но когда приходил в себя, то соображал вполне ясно. — Ксеркс помолчал, теребя пальцем край золотого воротника. — Вопреки всему, чему нас учили, Камбиз был не менее великим монархом, чем его отец Кир.

Я слушал затаив дыхание.

— Когда в Сузах узнали, что Камбиз болен, Бардья провозгласил себя Великим Царем. Услышав об этом, Камбиз тут же обвинил брата в захвате власти и двинулся домой. По дороге его снова отравили, на этот раз кто-то из близких. Если помнишь, считалось, что он сам ранил себя мечом. Думаю, в этой части официальная версия не врет. Но меч был смазан смертельным ядом, и Камбиз умер. Теперь Бардья был Великим Царем по закону. У него не было соперников. Его любили.

Но тут поползли слухи: Бардья — на самом деле не Бардья. Говорили, что Бардью убили два брата-мага, и один из них, Гаумата, выдает себя за убитого. Как всему миру известно, Дарий с Шестью убили лже-Бардью, и Дарий сделался Великим Царем. Потом он женился на Атоссе, дочери Кира, сестре и жене Камбиза, жене и сестре так называемого лже-Бардьи, и в итоге сделал своего сына, меня, законным Ахеменидом.

Ксеркс хлопнул в ладоши. Появился виночерпий. Если он и подслушивал, то не подал вида. Да он бы не посмел.

Когда виночерпий ушел, я задал очевидный вопрос:

— Кого же убил Дарий?

— Великого Царя Бардью, брата Камбиза, сына Кира, убил мой отец.

— Но, конечно, Дарий думал, что убивает мага Гаумату, лже-Бардью.

Ксеркс покачал головой:

— Никакого мага не было. Был только Великий Царь, и Дарий убил его.

Мы в молчании пили вино.

— Кто же, — спросил я, зная ответ, — был тот человек, что отравил меч Камбиза?

— Оруженосец Великого Царя, — сказал Ксеркс без всяких эмоций. — Дарий, сын Гистаспа. — Он отодвинулся от стола. — Теперь ты знаешь.

— Я не хотел этого знать, владыка.

— Но теперь знаешь. — И снова меня поразила печаль в голосе Ксеркса. — Теперь ты знаешь, что я стал тем, чем стал, потому что мой отец убил одного моего дядю, а затем — другого.

— Как же еще получают трон, владыка? — пробормотал я. — В конце концов, Кир тоже убил своего тестя, и…

— Тогда была война. А тут — кощунственное преступление. Предательство с единственной целью — захватить власть. Перс убил вождя своего клана. — Ксеркс улыбнулся, не разжимая губ. — Когда ты рассказал мне о тех двух индийских царях, убитых своими сыновьями, я подумал об отце. Я подумал: что ж, меж нами нет разницы. Мы тоже арии. Но мы знаем, как должны знать и индийцы, что преступивший священный закон навеки проклят сам, как и его потомки.

Ксеркс твердо верил, что будет наказан судьбой за преступление своего отца. Я не согласился. Я сказал ему, что если сам он будет следовать Истине, то Мудрый Господь не придаст значения тому, что отец его следовал Лжи. Но Ксеркса преследовали все те демоны, которых мой дед пытался изгнать из этого мира. Ксеркс верил, что все кровавые долги отца будет вынужден заплатить сын. Рано или поздно, считал он, старые боги отомстят за убийство Великих Царей, и только священной кровью можно смыть пятна священной крови.

— Гистасп знал? — спросил я.

— Да. Знал. Он был в ужасе. Он верил, что, посвятив себя Зороастру, сможет искупить вину Дария. Но ведь это невозможно, правда?

— Да, — сказал я. — Это мог сделать только Дарий с помощью Мудрого Господа.

Я был слишком потрясен для утешений.

— Я так и думал.

Ксеркс поставил на стол свой кубок и перевернул его вверх дном. Вино он допил, но оставался трезвым.

— Да, мой трон запятнан кровью. Атосса считает это естественным. Но она наполовину мидийка, а мидийцы в этих вопросах отличаются от нас.

— Откуда ты все это узнал?

— Еще ребенком. В гареме. Старые евнухи не раз шептались об этом. А я слушал. В конце концов спросил Атоссу. Сначала она солгала. Но я настаивал. «Если я не узнаю правды, — говорил я, — как я замечу, когда и на меня снизойдет грозное величие владыки?» Тогда она рассказала. Она жестокая женщина. Но я не должен говорить так: она спасла тебе жизнь. И спасла жизнь мне, и посадила сюда.

— Но как ей удалось спасти свою жизнь?

— Хитростью, — ответил Ксеркс. — Убив Бардью, Дарий вызвал Атоссу. Он собирался казнить ее, потому что она одна точно знала, что убитый был в самом деле ее мужем и братом, истинным Бардьей.