– Ну что, приехали? А я-то думала, что мы еще прокатимся на Черной Бестии с ветерком: фью-и-ть!.. Да, а за чем мы должны следить?
Я показал.
– За этим домом с садиком? Да это развалина какая-то!
– Именно. Знаешь, сколько можно заработать, построив на этом участке многоквартирный дом? А ты прикинь: шесть этажей по две квартиры на площадке, по сорок миллионов каждая. Двенадцать на сорок?… Четыреста восемьдесят лимонов.
– Ну, а мне больше нравится так: садик, деревца.
– Разве не ты сказала, что это развалина?
– Да-а… но тут можно было бы немного прибраться, привести в божеский вид… Ладно, выпьем по рюмашке? Тебе чего?
– Дай-ка мне бутылку водки.
– Из горла? Не-е-т, я буду пить свой виски как полагается, из высокого стакана, со льдом…
Она бросила в стакан три кубика льда и налила виски так, что он покрыл их почти с верхом. Двойной, по всем правилам. Я попробовал пить прямо из бутылки, но, поскольку дозатор выдавал жидкость по капелькам, а очень низкая крыша Бестии мешала до упора задрать локоть, мне пришлось тоже воспользоваться стаканом с парой кубиков льда. По радио зазвучала «Can you see her?» в исполнении Майка Хаммера. Слушая эту песню, я всегда пребываю в растроганных чувствах, а когда под боком Дюймовочка, это опасно, поэтому я на всякий случай одним глотком допил водку. Водка смягчает сердце, но она же смягчает и письку, которую в данный момент более всего надлежало расслабить, так что я снова налил себе приличную дозу антиафродизиазисного напитка и стал прихлебывать его мелкими глоточками.
– Слушай, Пабло, а хорошо нам вдвоем, правда?
Боже правый. Воздушная атака.
– Что ты хочешь сказать этим «хорошо»?
– Ну, что мы смеемся… и хорошо проводим время… не знаю. Вот, например: разве можно с моим мужем пить виски в машине в два часа ночи?
– Потому что твой муж – нормальный человек.
– Нормальный? Тебе кажется нормальным, что он оставляет меня одну, и я должна звонить тебе, чтобы ты меня развлекал?
– Ну вот, сама видишь: теперь мы вместе не потому, что нам хорошо, а потому, что он бросил тебя одну.
– Не убалтывай меня, я совсем не то хотела сказать. Эй, послушай, это же песня из «Grease». [21]
Действительно, радио без всякого перехода переключилось с Майка Хаммера на «Summer Love» Оливии и Траволты. Но так просто Дюймовочку было с толку не сбить.
– Знаешь что? Мне кажется, что если бы мы с тобой поженились, то теперь были бы нормальной семьей со своим гнездышком и двумя детишками… Уверена, мы были бы счастливы.
– Не глупи, Дюймовочка. Это в тебе виски говорит. Вспомни лучше, какие фортели мы выкидывали.
– И какие же?
– Какие? Не знаю, помнишь ли ты или нет, но однажды мы прожили две недели под одной крышей и только и делали, что ссорились. Поженись мы тогда, мы бы друг друга возненавидели. Ты хоть наголо побрейся, хоть вымажься с ног до головы, все равно в душе ты старомодная домохозяйка. А я пью по-черному, мне нравятся шлюхи, я целыми днями сплю, и меня в дрожь бросает от одной только мысли о восьмичасовом рабочем дне. Вместе мы не прожили бы и года.
– А вот и нет. Поженись мы сейчас, ты вел бы другую жизнь.
– Видишь? Ты принимаешь меня за кого-то абсолютно другого, выдаешь желаемое за действительное, подменяешь меня настоящего своими фантазиями.
– Опять несешь какую-то чушь и усложняешь себе жизнь. Ты всегда-а несешь какую-то чушь и усложняешь себе жизнь.
– Усложняю себе жизнь? Потому, что избегаю всякой ответственности? Я думаю, это, наоборот, способ упростить ее.
– Так кажется, но избегать ответственности – это всего лишь более заумная манера усложнять себе жизнь.
– Да? Так вот, я сказал бы, что теперь это ты несешь чушь.
– Сам виноват, ты вечно передергиваешь мои слова. Если бы ты обращал поменьше внимания на разную ерунду…
– Это кто это обращает внимание на разную ерунду? Ты ведь не вышла за меня. Нет, ты вышла за Хосе Марию, и тут уж ничего не попишешь. И если у тебя с ним проблемы, то это не потому, что он не похож на меня; тебе как раз нужен человек такого типа: серьезный, трудолюбивый, всегда в рамках. Дело в том, что Хосе Мария настолько в рамках и такой трудолюбивый, что не может попусту терять время с тобой, и этому не поможешь, связавшись с первым попавшимся пустозвоном. И потом, я тоже не могу терять время попусту – ни с тобой, ни с кем еще.
– Ты не просто «первый попавшийся пустозвон». И потом: как это у тебя кет времени, чтобы терять его попусту? Сколько этого самого времени мы провели вместе?
– Но только сверхурочные часы.
– Это еще что значит?
– А то, что провести вместе несколько часов – это ладно, но я видеть тебя не смогу завтра утром, когда проснусь с диким похмельем и у меня будет одно-единственное желание: тихо выкурить косячок. Начнем с того, что ты даже не позволила бы мне со спокойной душой поблевать сегодня ночью в спальне. И ты все соки из меня выжмешь ради того только, чтобы я клал грязное белье в корзину, задолбаешь меня потому, что я, видите ли, гублю в себе талантливую личность и не поддерживаю контактов с родственниками, заставить меня отпустить усики под Эррола Флинна, каждый год поздравлять тебя с днем рождения и заботиться о твоих оргазмах. Такова супружеская жизнь. Тебе, может, это и нравится, а мне – нет. Я сторонник того, чтобы каждый сам носился со своими оргазмами и днями рождения и не донимал ими ближних.
– Вот почему ты никого по-настоящему не любишь.
– Возможно. Мне стоило такого труда полюбить себя самого, что у меня совершенно нет никакой охоты дергаться ради кого-нибудь еще.
– В этом вся твоя проблема.
– Слушай, Дюймовочка, если тебе хочется поиграть в психоаналитика, то предупреждаю, что я тоже знаю правила. И потом, если уж ты решила выступать в роли истца, то сначала подрочи мне хорошенько или дай погладить твои грудки. Если уж я вынужден терпеть неудобства сожительства с женщиной, то хотелось бы воспользоваться кое-какими преимуществами.
– Свинья.
Самая страшная моя ошибка была в том, что я заговорил с ней всерьез. Ведь мне же надо было в первую очередь думать о безопасности своего Неподражаемого Брата, здоровье своего папеньки и о душевном равновесии своей маменьки, следя за домом, достойным рассказа Эдгара По, сидя в нелепой машине, словно взятой из фильма-экшн. А Дюймовочка между тем накачивалась виски, стараясь убедить меня, что я патологический эгоист только потому, что гипотетическая мысль жениться на ней не казалась мне такой уж блестящей.
Я снова был сама непроницаемость. Наклонившись к ней, я погладил ее по плечу.
– Ладно, Дюймовочка, будет тебе, давай, подрочи мне немного.
– Оставь меня в покое, я на тебя сердита.
Я провел рукой по ее ляжкам.
– Хорошо, я сам подрочу, только дай мне потрогать у тебя между ног, чтобы настроиться. Ты в трусиках?
– Пабло, успокойся! Я сейчас закричу…
Она пихнула меня и постаралась напустить на себя серьезный вид, но по всему было заметно, что она вот-вот сдастся. Я принялся шептать ей на ухо с аргентинским акцентом:
– Эй, малышка, похоже, у тебя там уже хлюпает… Чуешь, где теперь бьется твое сердечко?
– Пабло-о!
– Ну иди ко мне, голубка, я твой доктор, хочу проверить у тебя давление, дай-ка мне сунуть туда пальчик, и я скажу, какое у тебя верхнее и какое нижнее.
Тут она не выдержала. Наклонилась, сжала ноги, чтобы не дать разыграться моим шаловливым ручонкам, и стала сдавленно покрикивать, как бы похохатывая. Торжествуя, я взял у нее стакан и хорошенько плеснул в него виски. Освежив заодно и свою водку, я снова уселся в позу пилота гоночной машины. Атака получилась затяжная: достаточно было сохранять выражение лица профессионального соблазнителя, короля танго, вздернув бровь и осклабившись, чтобы Дюймовочка снова стала сдавленно всхлипывать.
– Ах ты моя рыбонька!
Теперь уже Стиви Уандер озарял саншайнами наши лайфы, меж тем как я сменил маску Родольфо Лангостино, изобразив слепого певца с всклокоченными волосами, завороженно прислушивающегося к звукам своего синтезатора. Дюймовочка была уже в полном отпаде и смеялась всем моим штукам. Вот и хорошо. Затем прозвучал «With or without you» в исполнении «Ю-Ту», под которую я изобразил глубокомысленного и самовлюбленного профессора, а сразу вслед за ней – «Ламбада» (диджей, должно быть, был пьян не меньше Дюймовочки). Я сделал радио погромче и открыл дверцу, чтобы всласть подрыгать хотя бы одной ногой. Дюймовочка последовала моему примеру, и начались танцульки. Разворот на Молинс не заставил Бестию потерять равновесие, но создатели «лотуса» вряд ли рассчитывали на разгул танцевальной стихии, поэтому исполняемая на пару ламбада угрожала системе амортизации. Кончилось тем, что Дюймовочка выскочила из кабины и стала потрясать бедрами прямо посреди улицы, причем все более яростно, словно хотела порастрясти все свои лобковые кости. Думаю, что больше жидкости оказалось на кожаной обивке сидений, чем в наших желудках, так что мы закончили танец, одолеваемые гладиаторской жаждой, и тут же снова схватились за бутылки. «Bad moon rising» «Криденс» заставила нас сбавить обороты, a «Knocking on the Heaven's Door» окончательно нас успокоил. Я прикинул, что Дюймовочка заглотила шесть или семь нормальных порций виски: еще несколько минут, и ее должен был сморить сон. Я способен выпить литр водки за два-три часа, не теряя присутствия духа, так что мне хватило завода не уснуть до утра. Включив кондиционер, я выключил приемник. Дюймовочка запротестовала. Тогда я попробовал поставить компакт-диск симфонии «Из Нового Света», который нашел в передвижной дискотеке The First. Медленное развитие основной темы и успокоительное дуновение искусственного ветерка подействовали на Дюймовочку усыпляюще. Я сказал, чтобы она сняла туфли – так удобнее, – и она меня послушалась. Я тоже скинул ботинки.
