Рейнло снисходительно рассмеялся:

— Да что мне Касси?

— Рейнло…

— Николас.

К чему притворяться? Они давно переступили черту, за которой осталась формальная вежливость.

— Николас.

— А теперь скажи: «Да, Николас».

Рейнло провел пальцем по горлу Антонии, там, где испуганно билась голубая жилка. От его прикосновения Антонию обдало волной жара.

— Нет, Николас.

Приподнявшись на руках, Рейнло заглянул ей в лицо. Никогда еще он не был так красив, как в эту минуту. Его золотистые волосы спутались, одна непослушная прядь легла на высокий лоб, смягчив строгие черты. Темные глаза сверкали из-под тяжелых век, ноздри жадно раздувались. Казалось, запах Антонии был для него драгоценным воздухом, без которого невозможна сама жизнь.

Антония вгляделась в Рейнло, ища в нем сходство с тем мужчиной, что совсем недавно так нежно целовал ее. Но трепетный незнакомец исчез. Нежность сменилась вожделением.

В глазах Рейнло плескалось желание и гнев. В прикосновениях его рук и губ, в страстных ласках, даже в обольстительных словах сквозила ярость.

Рейнло желал Антонию. Но к желанию примешивалось и иное чувство — стремление унизить, взять верх любой ценой. И еще отчуждение.

Возможно, за этим великолепным фасадом скрывалась израненная душа? Не заблуждалась ли Антония, вообразив, что беспутный повеса Рейнло благороднее, чем кажется? Возможно, она наделила его выдуманными качествами и, подобно Касси, думала о нем лучше, чем он того заслуживал? Быть может, она ошиблась в Рейнло, так же как когда-то ошиблась в малодушном Джонни Бентоне?

И все же, глядя в сверкающие черные глаза маркиза, Антония ощутила, как по телу разливается огонь желания. Она видела: Рейнло движет не одно неприкрытое вожделение. Сам того не ведая, он жаждет чувства более искреннего и глубокого.

«Довольно, Антония. Тебе известны все коварные мужские уловки. И все же ты поддаешься на обман, как десять лет назад».

— Признай, Антония, ты проиграла битву.

— В самом деле?

Не в силах устоять перед искушением, она отвела со лба Рейнло непокорный локон.

— Да, — резко бросил маркиз.

В одно мгновение чары развеялись. Обезоруживающая искренность, обещавшая нечто большее, нежели удовлетворение похоти, исчезла.

Рейнло отдернул голову, будто легкое прикосновение пальцев Антонии обожгло, его. Губы Рейнло жадно завладели ее ртом, и в этом поцелуе не было нежности. Распахнув жакет Антонии, маркиз грубо обхватил ладонью ее грудь, прикрытую лишь тонкой сорочкой.

— Подождите, — выдохнула Антония, пытаясь оттолкнуть его.

К ее удивлению, Рейнло послушался. Вскинув голову, он уставился на Антонию невидящим взглядом. Но прежде чем он вновь замкнулся в скорлупе невозмутимости, она заметила в его глазах боль. Быть может, то была горечь стыда.

— Я не желаю ждать.

Он прижался бедрами к бедрам Антонии, давая ей почувствовать силу своего желания. У нее тотчас пересохло во рту. Она жаждала близости с Рейнло, несмотря на бушевавший в нем гнев.

— Пустите меня. — Антония мучительно подбирала слова, пытаясь заставить маркиза остановиться. — Это неправильно. Так не должно быть.

Рейнло яростно оскалился, и Антония впервые поняла, что его гнев отнюдь не минутное нетерпение или досада. Эта ярость поднималась из самых глубин его существа.

— А как должно быть, черт побери?

«С любовью…»

Боже милостивый, как ей могло прийти такое в голову? Нет, это невозможно. Все происходящее между ней и лордом Рейнло не более чем животная страсть. Воображать иное — полнейшая глупость.

— Встаньте, Рейнло, — решительно приказала она. — Этого не случится.

Маркиз помедлил, продолжая прижимать Антонию к земле своим телом. Она не могла разгадать выражение его лица, но в неподвижной напряженной позе его таилась угроза. Антония испуганно сжалась, ожидая новой атаки. «На этот раз Рейнло одержал бы победу», — с горечью признала она.

Издав яростное рычание, Рейнло откатился в сторону.

Изумленная и смущенная тем, что маркиз услышал ее мольбу, Антония попыталась унять бешеный стук сердца.

— Рейнло, взгляните на меня, — прошептала она.

Безмолвным жестом, полным сочувствия, она положила руку ему на плечо. Что-то подсказывало ей, что Рейнло отчаянно одинок.

Маркиз вздрогнул и отшатнулся, как в тот раз, когда Антония коснулась его волос.

«Что ж, пусть будет так». Возможно, она не сразу усвоила урок, но теперь, наконец, поняла. От пережитого унижения рот ее наполнился горечью. Антония отдернула руку. Рейнло нужна была от нее лишь грубая страсть, ничего больше.

Возможно, теперь он не захочет и этого.

Закусив губу, Антония сказала себе, что не стоит огорчаться из-за выходки беспутного повесы. Было бы нелепо принимать всерьез его игру. Ей следует благодарить судьбу за то, что, испытав на ней силу своих чар, он счел ее слишком ничтожной и отказался от преследования.

Но сердце ее мучительно сжалось, не желая прислушаться к доводам рассудка.

— Уходите, — тихо произнес Рейнло.

— Рейнло…

Антония прислонилась спиной к дереву.

Голос ее дрожал, к глазам подступили слезы.

Казалось, плечи Рейнло окаменели. Он так и не повернулся.

— Ради всего святого, воспользуйтесь счастливым случаем и бегите.

В голосе маркиза слышалась ярость: казалось, он на пределе сил и вот-вот сорвется.

Смущенная, испуганная, обессиленная от неутоленного 5желания, Антония с трудом поднялась на ноги. Колени у нее подгибались. Голова кружилась. Спутанные волосы рассыпались по плечам. Оглядев себя, она в ужасе закусила губу. Ее шейный платок исчез, жакет распахнулся. Половины пуговиц не хватало. Измятая юбка висела мешком.

Увидев ее, любой поймет, чем она занималась. Да еще вообразит то, чего не было. Антония сама не могла поверить, что Рейнло не зашел дальше. Боже, как глупо, как безрассудно она себя вела! Ее спасло лишь чудо.

Прерывисто вздохнув, Антония подобрала с земли шляпу пошатываясь направилась к лошади. Потом с трудом взобралась в седло. Рейнло не повернулся, не удостоил ее даже взглядом.

Невнятным возгласом она послала лошадь в галоп и скрылась среди деревьев.

Рейнло все сидел в мрачном оцепенении. Лишь когда гулкий стук лошадиных копыт затих вдали, он уронил голову на руки и хрипло застонал.

«Чертов глупец, проклятый недоумок!»

Его переполняло отвращение к себе.

Да что с ним такое, черт возьми?

Он задумал соблазнить Антонию Смит и приложил к тому немало усилий. Подкупил слуг. Взобрался на проклятое вишневое дерево, чтобы захватить компаньонку врасплох. Мужественно выдержал удар кочергой. Отправился за своей добычей в Суррей.

При помощи хитрости и коварства он заманил мисс Смит в уединенное место. Страстные поцелуи сделали свое дело — Антония стала мягкой как воск в его руках. Победа была уже близка. Обладание компаньонкой — мимолетное, но незабываемое удовольствие — помогло бы ему добиться заветной цели — уничтожить девчонку Демарест.

Нехитрый план, ничего сложного.

А потом мисс Смит посмотрела на него своими ясными голубыми глазами и попросила ее отпустить.

И вот дьявольщина. Он вдруг вообразил себя чертовым сэром Галахадом, рыцарем Круглого стола.

Рейнло не испытывал жалости к женщинам. Те, что ложились в его постель, страстно желали принадлежать ему, хоть потом и раскаивались в своем безрассудстве.

И все же Рейнло пожалел Антонию Смит. Впрочем, «жалость» не совсем подходящее слово, чтобы описать чувство, от которого горло его сдавило спазмом. Отъявленному повесе и распутнику захотелось вдруг поступить благородно. Его страшила мысль, что Антония разочаруется в нем. Он боялся причинить ей боль.

Он, погубивший и растоптавший немало женщин.

Их поцелуй был непростительной ошибкой.

Нет, не те жадные поцелуи, что разожгли в Антонии желание. Другой поцелуй. Губительный, разящий как клинок.