— Но… я давно не живу дома.

Хит снова занял место напротив нее и положил ногу на ногу.

— А что вас привело сюда? Так далеко от Арканзаса?

— Захотелось перемен.

— От чего?

Мередит вонзила ногти в хлопчатобумажную ткань своих джинсов.

— Шериф, у меня такое впечатление, что вы ведете допрос с пристрастием.

— Просто стараюсь поддержать разговор. — Ленивая улыбка должна была скрыть его интерес. — Хочу знать о вас немного больше, вот и все.

Мередит решила, что настала пора сыграть в его ворота. Она еще не встречала мужчину, который не любил говорить о себе.

— Я вела на редкость скучную жизнь. Лучше поговорим о вас. Я читала в газетах о вашей работе с детьми. — Она пыталась припомнить, о чем говорилось в статьях. — Вы на много процентов сократили число погибших в авариях пьяных подростков.

— Только на тридцать семь.

— Тридцать семь! Вы считаете, это мало?

— Если вы тот самый человек, который обязан сообщить матери, что его подчиненные на триста сорок восьмой миле никак не могут собрать по кусочкам ее сына, такой процент вам не покажется высоким.

— Все равно впечатляет. Я слышала, вас приглашали дать интервью по национальному телевидению и вы отказались.

Хит пожал плечами.

— Значит, правда. Почему же не захотели, чтобы о ваших программах узнали в других округах?

— Журналисты гоняются не за сведениями.

— А за чем же?

— За моей задницей.

— За чем?

— Я играю не по правилам, и многим это не нравится. Что же до победных реляций, то я никогда не ставил цель делать себе имя.

Хит взглянул на часы и, вскочив, подошел к плите. А растерянная Мередит уставилась в его широкую спину. Не везет — не сумела расшевелить, он не захотел о себе рассказывать. Мне, мое, я было выжжено у Хита на лбу. Но не только это пробудило в Мередит интерес. Что двигало этим человеком? Его работа была на виду, но, несмотря ни на какие споры, он отказывался действовать по правилам. Шериф был либо слишком упрям, либо очень любил свое дело. У Мередит сложилось впечатление, что присутствовало и то и другое, но последнее было сильнее.

Перевернув гамбургеры, Хит посмотрел на нее:

— Могу я попросить об одолжении?

Мередит приструнила разыгравшееся воображение.

— О каком?

— Если я не буду спускать Голиафа с привязи, можно приводить его сюда, когда я здесь работаю и пока не построят псарню? Сидеть и днем, и по вечерам взаперти для него слишком тяжело.

Мередит вспомнила, как рычал на нее ротвейлер накануне вечером, и первым побуждением было ответить «нет». Но если по совести, как она могла отказать? Хит хотел помочь ей. И позволить приводить собаку — самое малое, чем бы стоило его отблагодарить.

— Только не спускайте пса с поводка, привязывайте на улице и не давайте забегать туда, где играет Сэмми.

— Никаких проблем. Вот познакомитесь с Голиафом поближе и больше не будете бояться.

Мередит в этом сильно сомневалась и, уж во всяком случае, никак не горела желанием дружить с этой замечательной собакой.

— И еще одно. — Хит по-прежнему стоял спиной. — Если на этой неделе мне предстоит готовить вам еду, будет проще ужинать с вами. Иначе дома придется заниматься готовкой второй раз. Согласны?

Мередит почувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. Но нельзя же разрешать ему готовить, но не пускать за стол. Южное гостеприимство, которое она впитала с молоком матери, не позволяло проявлять грубость.

— Шериф Мастерс, — выдавила она из себя, — вы желанный гость за нашим столом. Но прежде чем строить планы, давайте подождем и посмотрим, как пойдут дела. Я считаю, что сумею справиться сама.

Он оглянулся, и его лицо озарила улыбка.

— Я должен вам помогать. Мне не следовало кричать в окно.

— Не казнитесь. Вашей вины нет. Просто застали меня врасплох, и от неожиданности я испугалась.

Хит больше не стал спорить.

— Завтра по дороге на работу завезу вам из дома кое-какой еды. У меня хороший аппетит, и я не хотел бы подъесть у вас все подчистую.

— Еды у нас много, и если…

— Вижу, но это не значит, что вы должны ставить здоровенного плотника на довольствие. Мне будет неловко садиться за стол, если не внесу свою долю.

У Мередит появилось ощущение: что бы она ни говорила, от Хита ей не избавиться — по крайней мере еще неделю. Можно сопротивляться до одури, но можно сдаться с почетом.

Весело, ничего не скажешь! Миленькое положение! Сосед — офицер полиции и, судя по всему, относится к своей работе с большим рвением. Стоит ей на секунду забыться — и она горько пожалеет.

А главное — пострадает ее маленькая дочка.

Хит размахнулся и ударил молотком с такой силой, что сразу вогнат в доску гвоздь и крыльцо заходило ходуном. Рукавом рубашки он смахнул со лба пот и разогнулся, чтобы дать отдых спине и посмотреть, как получилось. Половина новых досок были пригнаны к переднему крыльцу, осталось только прихватить их гвоздями к балкам. По крайней мерс после его четырехчасовой работы человек выйдет из двери и не сиганет с крыльца рыбкой.

Хит отошел назад, и то, что он увидел, ему не понравилось. Уж если делать из крыльца конфетку, то надо было разобрать его до основания и начать сначала. Но что еще хуже: после того как Хит выверил по отвесу каждую линию, ровное крыльцо смотрелось очень странно на фоне скособоченного дома. Это означало, что ремонт займет раза в три больше времени, чем планировалось.

Мередит не обрадуется, когда узнает эту новость. У Хита было ощущение, что ей не терпится от него избавиться.

Он бросил взгляд на зашторенное окно гостиной. С тех пор как он пришел сюда в три часа, она так и пряталась в этой комнате. По крайней мере не показывала носа на улицу. Как с такой женщиной общаться, если при его приближении она тут же забивается в норку?

Боже, как его мучила жажда! Стакан воды уж могла бы ему предложить. Нет, шанс нулевой. А то еще сдобрит воду стрихнином.

Недовольно ворча, Хит отшвырнул молоток, стянул кожаные перчатки и обогнул дом, направляясь к наружному крану. В тени раскидистого дуба заскулил Голиаф, требуя к себе внимания. Бедная собака! Целый день взаперти, а вечером привязана к дереву.

— Извини, приятель. — Шериф остановился, чтобы почесать пса за ушами. — Таков уж уговор. Иначе придется оставлять тебя дома.

Голиаф снова заскулил, его глаза по-человечьи молили о свободе. В кустах, за забором, отделявшим дворик от пастбища, Хит увидел розовое пятно. Сэмми!

Его не удивило, что девочка вышла на улицу. Несколько раз он замечал, как малышка подсматривала за ним из окна гостиной, и чувствовал себя тогда клоуном на представлении.

По тому, как она нырнула в кусты, Хит понял, что чуть не застукал ее на свидании с Голиафом. Знала бы об этом Мередит — не миновать ей сердечного приступа. Хит посмотрел на оборванную им вчера проволоку и улыбнулся. Значит, Сэмми удирала из заключения.

— Эй, привет! Как ты сегодня? — крикнул он ей.

Розовое пятно в кустах неподвижно застыло; из-за веера листьев выглядывали голубые глаза. Воздух словно пронзило электрическим током, и Хит почувствовал во рту металлический привкус.

После вчерашнего происшествия в больнице Мастерс думал, что Сэмми не будет его бояться. Видимо, в прошлом с ребенком действительно случилось нечто ужасное. Это единственное, что он знал наверняка, хотя Мередит могла все отрицать хоть до посинения.

От этой мысли к горлу поднялся ком и стало душно. Если он настолько пугал девочку, зачем она вышла из дома? Чтобы встретиться с Голиафом? Наверное, так и есть. Но Хит надеялся, что у Сэмми были и другие, более серьезные мотивы. Пусть хрупкая, но между ними вчера зародилась дружба. Может быть, малышка помнила об этом и ее тянуло к нему? По-детски хотела восстановить их связь, но не хватало смелости подойти?

Хиту потребовалась вся его выдержка, чтобы не нырнуть за Сэмми в кусты. Да и что бы это дало? Ведь не стал бы он вытаскивать ее оттуда за шиворот. Конечно, нет. Надо запастись терпением и ждать. Девочка сама сделает первый шаг, когда почувствует себя готовой.