Сэмми. Глаза Мередит затуманили слезы. Что с дочерью? Только бы с ней ничего не случилось. Нет, все хорошо, иначе не может быть. Благодаря Хиту и Голиафу Мередит пережила вторую попытку Глена убить ее. Прежде чем он успеет предпринять третью, она с Сэмми окажется далеко и на этот раз не оставит никакого следа.

Пока все кончилось удачно. Впереди жизнь, впереди надежда — надо думать только об этом.

Шериф встал, и теперь фары «бронко» целиком осветили его потемневшее лицо: черты обострились, губы сжались в тонкую линию, на скуле подрагивал мускул. Хит осторожно шел к ней, и в отблесках фар его блестящие, как ртуть, глаза, казалось, изучали каждый дюйм ее тела.

Нет, еще не кончилось, поняла Мередит. Хит не сказал ни единого слова, но она знала: ему известна правда.

Мередит вспомнила свое первое впечатление об этом человеке и как решила, что с шерифом лучше дела не иметь, когда он в ярости. И даже узнав получше, старалась его не раздражать.

А сейчас она рассердила его не на шутку. Этот брызжущий огнем взгляд мог бы разметать в пыль скалу.

Никогда еще Хит не был так разъярен. Оставить лежащего на полу человека в живых оказалось задачей не из легких. Но потом он увидел кровь на рукаве белой рубашки Мередит, и его ярость разрослась от еле сдерживаемой до звериной и волной жара бросилась в лицо.

Она ранена. Эти негодяи ее ранили! Хит сжал кулаки, еле превозмогая желание голыми руками задушить еще живого преступника.

Мередит отпрянула, когда Хит опустился перед ней на колени, а когда дотронулся до плеча, вздрогнула. В ее глазах был страх: решила, что Хит на нее сердится. Мгновение он не мог понять, откуда у Мередит эта мысль. Но тут же вспомнил, в каком был гневе, когда узнал, что на ее арест выдан ордер. Ему еще предстоял неизбежный выбор, но над этим ломать голову предстоит позже. А пока есть нечто поважнее.

— С вами все в порядке? — Его голос прозвучал напряженно и хрипло. — У вас течет кровь.

Мередит посмотрела на испачканный рукав рубашки.

— Пустяки, царапина.

Опасаясь, что она может быть в шоке, Хит кончиками пальцев потрогал на шее пульс. Сердце билось учащенно, но в пределах допустимого. Кожа на ощупь показалась сухой, а не холодной и липкой, что тоже было добрым знаком.

— Где Сэмми? — нежно спросил он.

При упоминании о дочери Мередит забилась, тщетно стараясь освободить руки.

— Надо бежать! Надо ее найти! Скорее! — Ее лицо исказилось. — Этот человек… тащил Сэмми за волосы к столу. — Голос задрожал. — А она… она убежала.

— Мерри, успокойтесь. — Хит начал ее развязывать. — Вы знаете, куда Сэмми убежала?

— На улицу. За ней гонялись… привели обратно. И она его укусила. — Мередит разразилась истерическим смехом. — Вот здорово! Укусила и была такова! Мне надо ее искать! Я должна! Ну пожалуйста, Хит!

Мередит так сильно дергала руками, что шериф начал опасаться, как бы она не повредила себе запястья.

— Мерри, прекратите! — приказал он. — Сидите тихо, тогда я развяжу узлы. И успокойтесь. Мы найдем Сэмми. Я уверен, с ней все в порядке. Девочка — крепкий орешек.

Конечно, это была ложь. Сэмми оставалась всего лишь хрупким ребенком с огромными голубыми глазами. И пока Хит возился со шнурком, его беспокойство за девочку становилось все сильнее.

— Вы думаете, они причинили ей вред?

— Таскали за волосы…

Хит решил, что не могло быть большего гнева, чем тот, который он испытал, когда увидел на рубашке Мередит кровь. И ошибся. Теперь ему очень захотелось что-нибудь расшибить кулаком — лучше всего лицо коммивояжера. Наконец он справился со шнурком на руках Мередит, потом развязал лодыжки.

И как только Мередит ощутила свободу, она сразу выскочила из комнаты. Шериф устремился за ней, находя в темноте дорогу по памяти и надеясь, что ни обо что не запнется и не свернет себе шею. Он натолкнулся на Мередит в ванной. Лунный луч просачивался сквозь окно и окрашивал серебром небольшое помещение.

Сэмми скорчилась в ванне вместе с Голиафом, обхватив тоненькими ручонками его шею и уткнувшись лицом в шерсть. Она не подняла головы, когда услышала шаги. Даже не пошевелилась. Застыла, приникнув к псу, как к единственной надежде на спасение.

— О Боже! — судорожно прошептала Мередит и рухнула на колени у ванны, потом перегнулась через край, чтобы дотронуться до волос дочери. — Сладкая, мамочка с тобой. Ты в порядке?

Девочка не ответила, и мать откинулась назад и, сидя на корточках, от отчаяния зажала ладонью рот. Хит заметил, как в полумраке подрагивали ее плечи, и понял, что она борется с подступающими рыданиями. Обеспокоенный, шериф опустился на одно колено и тоже потянулся к Сэмми. Но как только девочка увидела его руку, она вскрикнула и теснее прижалась к собаке. Пес зарычал и обнажил клыки.

— Эй, Сэмми, — ласково позвал Хит, не обращая внимания на угрозу ротвейлера. — С тобой все в порядке, малышка?

При звуке его голоса Сэмми подняла голову, быстро огляделась и радостно вскрикнула. И прежде чем шериф успел пошевелиться, прыгнула на него. Хит вздрогнул — его избитую грудь пронзила острая боль, но он прижал девочку к себе и с ужасом ощутил, как сильно она дрожит.

— Хит! — пропищала она. — Это ты?

Шериф понял: Сэмми услышала, как за матерью кто-то вошел, и решила, что это один из бандитов. Глаза обожгло огнем, и он еще крепче прижал ее к груди. Острая коленка уперлась в больное место на животе, но Хит не обращал на это внимания.

— Конечно, малышка, это я. Разве Голиаф позволил бы кому-нибудь другому к тебе приблизиться?

Сэмми так крепко обняла его шею, что Хит чуть не задохнулся.

— Я подумала, вас всех усыпили. Там бахнул пистолет — я думала, это в вас.

Представив, что ей пришлось испытать, когда раздался выстрел, Хит пришел в ужас.

— Нет, милая, я жив. Мы все целы.

Он гладил Сэмми по спине и смотрел на Мередит. Та по-прежнему сидела на корточках, зажав рукой рот. В лунном свете ее глаза блестели, как темные лужицы.

— А теперь обними маму, — прошептал Хит.

Но прежде чем повернуться к матери, девочка еще раз сдавила его шею. Мередит вскочила и со сдерживаемым рыданием подхватила дочь на руки, стала ее качать и беспрестанно твердила:

— Слава Богу, все будет хорошо, крошка. Слава Богу, все будет хорошо…

Хит не знал, кого больше утешала женщина — ребенка или себя.

Скулящий, как щенок, Голиаф оперся передними лапами о край ванны и тыкался носом девочке в спину, а та крутилась и выворачивалась, стараясь снова обнять собаку за шею. Ротвейлер лизал ей лицо и издавал такие звуки, будто в самом деле разговаривал со своей любимицей.

— Ты пришел, Голиаф. Я знала, что ты придешь. — Девочка беспрестанно целовала собаку в нос. — Я позвала, и ты услышал, да? Я знала, я точно знала, что ты нас спасешь. И приведешь на помощь Хита.

Мередит рассмеялась, и в ее дрожащем голосе слышались слезы. Она выпустила из рук дочь, которая все тянулась к ротвейлеру.

— Я слышала, как ты его звала.

— Звала. — Сэмми согласно кивнула. — Очень громко звала, и он меня услышал, мамочка.

По коже Хита побежали мурашки. Неужели пес в самом деле услышал? Невозможно! Этому нет разумного объяснения. Но какая-то часть его существа соглашалась: все произошло именно так. Самым странным в этой истории было то, что Сэмми искренне верила в свою телепатическую связь с собакой и считала вполне естественным делом, будто та ее «слышит».

Но, наблюдая, как общаются ребенок и пес, Хит заключил, что, пожалуй, ничего невозможного в этом нет: таким преданным было их чувство друг к другу — любовь, чистая, не осложненная никакими условностями.

Не сводя глаз с дочери и собаки, Мередит поднялась. Шериф тоже встал. Ее лицо было настолько бледным, что в свете луны отливало белизной, точно тончайший фарфор. Она выдержала его взгляд.

— Итак? — Голос Мередит дрогнул.

В одном-единственном слове таился глубокий смысл: вопрос, на который ответы дать нелегко. Что бы с ней ни произошло, она разыскивалась по обвинению в уголовном преступлении. К шерифу спешила помощь. Скоро сюда прибудут его помощники. И тогда ему придется се арестовать — зачитать права и защелкнуть на запястьях наручники.