— Люди пожимают друг другу руки, когда хотят скрепить какое-нибудь дело. Или обещание.

Сэмми вложила ручонку в его огромную ладонь.

— Обещаю.

Хит с нарочитой торжественностью пожал ей руку.

— Теперь все законно. Ты стала неофициальным почетным опекуном…

— Навсегда?

— Во всяком случае, пока здесь живешь.

— А если мы уедем?

Шериф взмолился, чтобы этого не случилось. Подхватил Сэмми и поставил на ноги.

— Будет день — и будет пища. А теперь, малышка, поедем домой. Мама, наверное, вся извелась. — Уходя из псарни, свистнул собаку. — Пошли, шелудивая дворняга. Если уж нарушать законы, то до конца. Выпущу-ка я тебя из тюрьмы на несколько часов.

Они сели в машину, и слова девочки вдруг поразили его, как разрывная пуля. Мой папа умер, и его засыпали землей. Это означало, что муж Мередит мертв.

Ладони Хита моментально вспотели, пальцы судорожно сомкнулись на руле. Мертв? Если это так, тогда от кого же она прячется? Внутри разлился отвратительный, мерзкий холод, словно он живьем проглотил змею. Боже! Шериф вспомнил их первую встречу и свое впечатление от Мередит. И как посмеялся над собой, когда на короткий миг ему показалось, что с подобными женщинами ему приходилось сталкиваться на работе в управлении.

Что, если Мередит в розыске? А он жил рядом и ни разу ее не заподозрил. Глядя на Сэмми, Хит не хотел этому верить, не хотел даже рассматривать такую возможность.

Но он был окружным шерифом…

Мередит была настолько счастлива видеть свою дочь, что пронеслась мимо Хита, словно того и не существовало. Рухнула на колени и обняла малышку, одновременно и плача, и смеясь. А выскочивший из машины Голиаф лаял, в унисон подвывал, весело подпрыгивал, облизывал заплаканное лицо Мередит и бил ее по плечу лапой до тех пор, пока женщина не обняла за шею и его.

Взглянув на это трио, Хит почувствовал, будто в его горле застрял бейсбольный мяч, и отвернулся. Может быть, Мередит ни в чем и не виновата. Шериф очень надеялся, что так оно и было. Но пока он не узнает наверняка, нельзя позволять чувствам овладевать собой. Неизвестно, как все обернется; может быть, придется ее арестовывать.

Наконец Мередит выпустила дочь и, в последний раз потрепав собаку по холке, поднялась на ноги.

— Вы собираетесь возвращаться на работу?

— Я и так потерял почти целый день, — ответил шериф. — Надо узнать, что там и как. Время сумасшедшее — на носу День поминовения. — Он покосился на девочку, которая только что запечатлела на собачьей морде очередной поцелуй. — Кстати, Сэмми устроила мне выволочку. В результате я внял своим чувствам, а не разуму и решил не подчиняться постановлению округа.

— Значит, комиссия предписала уничтожить Голиафа?

— На сегодня — да. Но из этого еще не следует, что я собираюсь его выполнять. Наоборот, собираюсь хорошенько подраться.

Мередит метнула на него быстрый взгляд, и Хит понял, что она уловила подтекст и теперь раздумывает. На ее щеках заалел румянец.

— В последние сутки вам досталось. Должно быть, у вас плохое настроение.

— Чертовски плохое.

Краска внезапно сошла с ее лица, и в глазах забилась тревога. А чего она ожидала? Хит не заметит того, что было прямо под носом? Или притворится, что не видел ни парика, ни голубого глаза, и все пойдет как прежде? «Благодарю покорно. Я не желаю выставлять себя дураком».

Или он все-таки ошибается по поводу контактных линз и парика? Если бы она была в розыске, то могла бы просто убежать. Хиту захотелось, чтобы так оно и было, — тогда честь арестовать ее выпадет другому сукину сыну.

— Мне надо ехать, — пробормотал он.

Мередит так и стояла, с мольбой схватившись рукой за горло. С мольбой притвориться, что он не понял. Но Хит не внял ее молчаливой просьбе и заглянул в глаза. Глаза, в которых столько раз утопал. Лживые глаза. Голубые, а не карие. Фальшивые, как ее парик.

— Тогда прощайте, — тихо проговорила она.

И Хиту показалось, что в этих словах он услышал намек на вечную разлуку. Теперь ему даже хотелось, чтобы она убежала. Куда-нибудь подальше. Куда довезет, пока не сломается, ее «форд»-развалюха.

Боже праведный, помоги! Шериф вовсе не был уверен, что ему хватит сил арестовать эту женщину, если поступит ордер.

Забрав собаку, Хит сразу направился в управление. Его компьютер был связан с национальной полицейской сетью и давал возможность регулярно передавать и получать информацию о преступниках, поддерживать постоянную связь с ФБР, людьми из администрации штата и с тысячами как крупных, так и местных полицейских управлений. Если Мередит находилась в розыске, он мог это выяснить. Видимо, на это потребуется несколько часов — вопрос в том, как глубоко придется копать. Но ничего, он человек терпеливый.

Затворившись в кабинете, Хит никак не мог сосредоточиться: в тесной комнате Голиаф не находил себе места — скулил, бросался на дверь.

— Прекрати сейчас же! — прикрикнул на него шериф. — Не видишь, я работаю? — И снова склонился над клавиатурой.

Но минуты шли, а пес становился все нервознее, метался туда-сюда, и Хит подумал, что,

наверное, где-то вблизи находилась сука. Кроме того вечера, когда Голиаф впервые увидел Сэмми, он никогда себя так не вел.

Шериф решил выгулять пса и вышел с ним на улицу. Оказавшись на свободе, Голиаф напрямик кинулся к машине. Хит позвал его обратно.

— Лежать! Спокойно! — приказал он и вернулся к столу. Но дисциплины Голиафа хватило минут на пять. Пес поднялся и снова заметался по кабинету. Хит оторвал глаза от экрана, чувствуя, что сам начинает нервничать. Но по какому поводу, совершенно не мог понять. Взгляд упал на телефон, и захотелось узнать, все ли в порядке у Мередит и Сэмми.

Сумасшествие! Как бы Голиаф ни любил девочку, пес не мог иметь с ней телепатической связи. Об этом не могло быть и речи. Все-таки, наверное, где-то поблизости находилась сука. А собственная нервозность? Расстроился из-за того, что Мередит могла оказаться преступницей, и накрутил себя.

Хит снова вернулся к компьютерным файлам. Через час глаза стало жечь огнем, но он продолжал искать.

Если женщина, которую считает любимой, в розыске, он должен об этом узнать — и чем быстрее, тем лучше. С правдой он справится, а с неизвестностью и ложью — нет.

Мередит стояла у плиты и помешивала в кастрюле суп. Голову сверлила нелепая мысль: последний ужин. Сразу после еды они с Сэмми уедут. После того, что сегодня случилось, выбора не оставалось: Хит заметил потерянную контактную линзу и съехавший парик. Она поняла это по его глазам, по тому, как сказал «до свидания». Теперь шериф непременно выяснит правду — дело только во времени. И тогда он ее арестует. Такая уж работа у Хита Мастерса.

На глаза наворачивались жгучие слезы. Мередит их сморгнула: нельзя показывать, как она расстроена. От этого их отъезд дастся Сэмми еще тяжелее.

— Мамочка, мы вернемся обратно? — спросила сидящая за столом девочка, и ее голос дрогнул.

Мередит улыбнулась.

— Может быть, малышка. Наверное. А сейчас, пока разогревается суп, сбегай в свою комнату и выбери одну большую-большую игрушку, которую ты хочешь взять с собой. Ладно? Я оставила место на заднем сиденье.

Сэмми нахмурилась.

— Я не хочу игрушку.

— Дорогая, я тебе много раз объясняла, почему нам надо ехать. Хит видел меня без контактной линзы.

— Ему что, не нравятся голубые глаза?

— Послушай, Сэмми, если мы не уедем, шериф рано или поздно узнает, кто мы такие. И тогда полиция отправит нас обратно в Нью-Йорк. Ты этого хочешь?

— Нет. — Глаза девочки округлились. — Я хочу остаться здесь.

— Нельзя, малышка. Я тоже предпочла бы остаться. Но чтобы тебя спасти, необходимо уехать. Порой жизнь не оставляет выбора. — Мередит заставила себя улыбнуться. — Мы вместе, это не так уж плохо. Ну беги, выбери игрушку. Только смотри, самую любимую.