Он делает вид, что между нами ничего нет и мы – чужие люди. Но я-то знаю: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И жду своего часа. Мне спешить некуда. Незачем торопить то, что должно произойти.

У меня появился поклонник. Проходу не дает, говорит, что ему от меня ничего не нужно, только встретиться. Я выкручиваюсь, отвечаю, дескать, не могу, мол, в следующий раз, а он твердит свое. Другой бы понял и успокоился, а этот лезет, куда его не просят. Если бы я не была такой деликатной, было бы легче. Но я добрая, никому не могу отказать. Из-за этого начинаются недоразумения. А мне так и хочется его послать: дорогой, шел бы ты отсюда подальше, я уже выбрала себе мужчину и буду ему принадлежать до конца дней своих. А если бы я призналась, что это – Стефан, то назойливый ухажер, наверное, подумал бы, что шучу. А это не шутка, это – правда».

Сегодня мы со Стефаном провели день на речке. Шофер нас привез и получил указание вернуться за нами вечером. Все прекрасно, вокруг ни души, плещется вода, мы загораем. Я открываю глаза и вижу рядом свое длинное и худое счастье. Только на небесах мне могло бы быть лучше. Я поднимаю голову, он тоже, и мы улыбаемся друг другу. А все потому, что я была терпелива и дождалась своего.

После того случая он ходил опустив глаза. Пани, будьте добры, сделайте это и то. А меня смех разбирал, ведь я обо всем догадывалась. Однажды он сказал мне, что будет такой-то ужин в ресторане и что коменданту Петерце, который у нас охраной руководит, хочется, чтобы я тоже пришла, естественно если у меня будет такая возможность. А я ему отвечаю: „Нет проблем“.

Я была единственной женщиной в зале. Меня посадили рядом с комендантом, а Стефан так забился в угол, что даже его лица не было видно. Я украдкой смотрела, сколько он пьет.

Комендант меня постоянно танцевать приглашает, а его рука, лежащая на моей спине, каждый раз опускается все ниже и ниже. Я в конце концов говорю, что мне жарко, может, не надо так близко прижиматься? А он бормочет, что ему холодно, что мамочка его недоношенным родила. И с той поры его все время к женской груди тянет, особенно к такой пышной, как у меня. Тогда я спрашиваю, когда его жена из отпуска возвращается, потому что я ее встретила в магазине и она, кажется, говорила, что уедет только на неделю. Он резко от меня отодвинулся, и мы вернулись к столу. Я расстроилась из-за Стефана: он уже много выпил, вылез из своего угла, сидел на видном месте и о чем-то громко говорил. При виде меня его лицо растянулось в улыбке. Вандик, говорит, куда это ты подевалась? А я отвечаю, что все время была тут. Ну, иди сюда, выпьем. Я сразу соглашаюсь. Ну, отчего же, дескать, не выпить? Выпьем. Комендант нахмурился. Может быть, его рассердило, что мой шеф – не он, а Стефан?

Но Стефану наплевать на это. Он обнял меня и прижал к себе. Мы просидели так до конца вечера.

В раздевалке не обошлось без скандала. Гардеробщик не мог найти шапку коменданта, а тот вытащил пистолет и говорит: ищи, или я тебя застрелю, как пса паршивого. Старичок ищет, руки у него трясутся. Комендант для острастки пулю в висящее на вешалке пальто запустил. Мы испугались. Гардеробщик упал на колени, начал молитву за упокой читать. Я не выдержала, подошла к коменданту, ноги еле держат. Это ведь не шутка, он пьяный, а оружие заряжено. Успокойтесь, говорю, пан Влад, найдется ваша шапка. У него все лицо от злости перекосило, но пистолет спрятал и сказал старику: скажи спасибо, развалина, что за тебя дама просит. В следующий раз убью.

Мы вышли на улицу, шофер подогнал машину, но Стефан сказал ему: езжай домой, мы, мол, пройдемся. Прошлись немного, и он мне говорит, что забыл какие-то бумаги на работе, надо бы пойти забрать. Конечно, отвечаю, а внутри у меня от радости все поет. Вошли мы в кабинет, свет зажигать не стали – на улице фонарь горит, и так все видно. Начальник делает вид, будто свои бумаги ищет, а я поняла, в чем дело. Он боится признаться, что у него никогда не было женщин и он не знает, как к ним подойти. Я через голову стянула платье, поставила туфли в угол. Осталась в бюстгальтере и трусах. Он ко мне приблизился, руками груди нашел, ухватился за них, тяжело задышал. Я тихонько говорю: может, пойдем на кушетку? Попятилась спиной и упала на эту чудо-кожу. Он за мной. На четвереньках ко мне подполз, голову положил мне на живот и говорит: Вандик, я боюсь. А я отвечаю ему, чтобы ничего не боялся, что я помогу. Тогда Стефан спросил, были ли у меня мужчины. Нет, отвечаю, ты будешь первым. Он испугался, отскочил в сторону. А я на себя разозлилась. Могла бы соврать что-нибудь, чтобы он стал посмелее. Я слезла с кушетки на ковер и прижала его к себе, стала ласкать, гладить, чтобы он перестал бояться. В конце концов, то, что до сих пор оставалось несмелым и мягким, вошло в меня с такой силой, что я даже вскрикнула. На внутренней стороне бедер появилась струйка крови. Пришлось вытереть ее рукой, чтобы ковер не испачкать. Мне подумалось, что после этого вечера мы уже не будем опускать глаза в пол при встрече, но я ошибалась. Стефан робел при виде меня еще сильнее. Прошло несколько дней. Оставалось дождаться какого-нибудь подходящего случая. И он произошел совсем скоро.

Однажды он вернулся с какого-то собрания очень веселым. Сразу подошел ко мне сзади и за грудь схватил. Ну и что с нами дальше будет? – спрашивает. А что должно быть, отвечаю я, прильнув к нему, как кошка. Закрой дверь на ключ, говорит. Я выполнила его просьбу, а он посадил меня на письменный стол, задрал юбку и так резко сдернул с меня трусы, что резинка лопнула. Но разве стоит обращать внимание на подобные мелочи, когда речь идет о таких важных вещах? О нашем будущем, можно сказать, обо всей нашей жизни. Я почти не почувствовала удовольствия – на столе было неудобно. Его лицо покраснело, вены на висках вздулись. Я попросила Стефана быть осторожным, поэтому он кончил прямо на бумаги. На следующий день пришлось все перепечатывать заново. Потом я осмелилась спросить у него: что он теперь, только когда напьется, ко мне приставать будет? Или мы можем просто побыть вместе, как нормальные люди? Похоже, после этих слов ему стало стыдно. В воскресенье поедем на речку, проговорил он, помолчав минуту…»

В этот день он еще раз вышел из дома, что было явным нарушением дневного распорядка. Встал возле остановки. Сейчас уже было не так холодно, но все равно неприятно, начал накрапывать надоедливый дождь. Он поднял воротник старой осенней куртки. Теперь материал будто стал тоньше, и холод без помех сковывал тело.

Старость похожа на болезнь, от которой невозможно излечиться. Даже Весю не обошел этот ужасный процесс увядания. Эта женщина, на пару лет старше, была его первой любовью. Он волочился за ней, сторожил ее у дома до того момента, пока она не вышла замуж и не исчезла с его глаз. Однажды, уже после развода с Вандой, он встретил Весю на улице. Они улыбнулись друг другу, зашли выпить кофе. Она жила с мужем и сыном-подростком. Эта женщина до сих пор была хороша, хотя черты лица уже стали заостряться. Ему казалось, что он никогда не перестанет ее любить. В конце концов дошло до того, что она разошлась с мужем. Они поженились. Через год родилась дочка. Потом что-то начало портиться, у нее не складывались отношения со свекровью. Мамаша не умела его делить ни с кем. Даже в таком деликатном, казалось бы, лишенном всякого изъяна человеке, как Веся, она находила недостатки. Он старался все сгладить, примирить их, но это еще больше распаляло ситуацию. Остальное довершили его частые отъезды из дома и любовь к алкоголю. Их дочке не было еще и трех лет, когда Веся решила вернуться к бывшему мужу. Тот принял ее вместе с ребенком.

Подъехал автобус. За минуту до этого он еще раздумывал, не вернуться ли домой, однако поехал. Михал жил через пару остановок. Он застал его дома, но договориться с ним было невозможно.

Домой в этот раз вернулся пешком. Снял с облегчением ботинки и сунул ноги в домашние тапочки.