Значит, все закончилось. Постановление будет объявлено 22 мая.

До свидания, мэтр… Огромное спасибо. Руанский адвокат известит меня. Конечно, он мне позвонит… Я остаюсь в провинции, возвращаюсь к матери. Мне надо прожить четыре недели в неизвестности, в молчании и ночных страхах, в четырех стенах с телефоном.

28 июня 1978 года мне исполнится тридцать три года. Это будет день рождения Мод или Жана Паскаля Анри? День рождения или день смерти? Слишком театральный вопрос? Да. Театральный и драматический, потому что жизнь — огромный театр. Особенно моя.

22 мая 1978 года. Одиннадцать часов утра. Я не могу больше ждать. Звоню сама. В ту минуту, когда руанский адвокат как раз собирался это сделать.

Победа! ПОБЕДА!

Я танцую. Как единственный болельщик на матче моей жизни, я танцую от радости. Я выиграла, выиграла… все выиграла. Я женщина. Меня зовут Мод. Теперь надо ждать, когда постановление войдет в силу.

Существует срок подачи апелляции. Опять повод для волнений. Если прокуратура обжалует решение, придется ждать еще год.

7 июня 1978 года. Обжалования не было. Постановление суда вступает в силу. Я читаю и перечитываю четыре странички текста, в котором собрано все мое прошлое и объявляется о рождении Мод.

28 июня 1978 года. Я поджидаю почтальона. Он не успевает позвонить, как я ему уже открываю. Мне сегодня исполняется тридцать три года, и он вручает мне подарок. В коричневом конверте письмо от руанского адвоката и моя новенькая метрика. Мама спрашивает:

— Это то, что нужно?

— Да!

Я стою, освещенная июньским солнцем, и читаю:

Республика Франция, город Руан. Акт гражданского состояния. Выписка из свидетельства о рождении № 8.ХХ.

Двадцать восьмого июня тысяча девятьсот сорок пятого года в 18 час. 14 мин. в нашей коммуне родился (родилась) МОД МАРЕН, пола женского, особые отметки: нет.

Заведующий отделом записи актов гражданского состояния и мэр города Руана заверяют этот документ.

Я выпила с соседкой шампанского. Она следила за моей историей, как за романом, часто со слезами на глазах. И, тоже со слезами на глазах, я сказала ей:

— Ну все, конец «переодеваниям в женское платье в периоды вне карнавалов».

Оказалось, что не совсем.

Со своим новым свидетельством о рождении я должна еще сменить в префектуре другие документы. Удостоверение личности, паспорт, водительские права. На меня посматривают косо, с улыбочкой. Я прошу помощи у одной из тех, кто обращал меня к Богу и к хлопчатобумажным трусам.

Я начинаю все с нуля. Агентство по найму на работу. Для меня ничего нет».

— Анкета?

— Нет ее у меня.

Остается факультет. Сдать экзамен на адвоката, почти после десяти лет перерыва вновь приняться за учебу.

Я записываюсь в университет, нахожу комнату в Тулузе у пенсионеров. Я получаю стипендию — такую же жалкую, как и обеды в студенческой столовой. Покупаю учебники, как в двадцать лет, стараюсь быть незаметной, хожу по стеночке, боюсь привлечь внимание. Великовозрастная студентка среди отпрысков из хороших семей. Я избегаю нескромных вопросов. Ты замужем? У тебя нет детей? Почему ты здесь? Ты болела? Чем ты раньше занималась?

Я не хочу больше рассказывать о себе. Я знаю, что у меня в лице есть что-то беспокоящее, одна студентка мне это сказана. Я знаю также, что они расспрашивают друг друга обо мне. Но они никогда не узнают. Никто не узнает. Это мое право.

Но память не изменишь. Можно лгать другим. Что я и пытаюсь делать. Как только я сдам экзамен, я сейчас же сбегу из этой душной провинции, от этой реадаптации. Я уже не в том возрасте, я хочу жить.

Письменный экзамен я сдала. Остался устный.

По наивности я считала, что всякие разборки бывают только в уголовном мире и среди сутенеров. Я еще не знала местных буржуа.

Октябрь 1979 года. Прямо перед устным экзаменом профессор Н. читает лекцию своим коллегам. Тема лекции: «Транссексуальность».

— Транссексуалы обречены вести жизнь маргиналов. Но они хотят жить как все. Мы знаем одну из них, она недавно сдала письменный экзамен на звание адвоката.

Далее следует реплика бывшего председателя коллегии адвокатов:

— Надо еще устный сдать…

Что со мной? У меня мания преследования или эти люди действительно негодяи?

Теперь по всему факультету и по всему городу шепчутся: «Есть мужчина, переодетый женщиной, который хочет стать адвокатом…» «Знаете, травести — они всегда проститутки». А проституция — это порок.

Мне хочется кого-нибудь убить. Но кого? В результате я заболеваю. Требуется медицинская справка и вмешательство моего «куратора по реадаптации», для того чтобы мне разрешили сдавать экзамен последней.

И вот я отвечаю перед комиссией. Председатель — почти глухой старик. Все смотрят на меня, как на какую-то зверюшку из цирка. Только что не хлопают.

Но я сдала. Я адвокат. Впервые транссексуалка и проститутка совершила такой чудесный прыжок: из Булонского леса в коллегию адвокатов. Я могу вернуться в Париж, найти место стажера, посвятить себя этой работе, защищать проституток, моих сестер, от которых я не отрекаюсь, зарабатывать себе на жизнь, жить… но быть настороже.

Так говорила я себе, когда в первый раз надела адвокатскую мантию и, взволнованная, как во время первого причастия, позировала с Уголовным кодексом под мышкой перед фотографом.

Так говорила я себе, смущенно улыбаясь в объектив. Но я уже потеряла бдительность и расслабилась.

Моей новой надеждой, захватившей меня целиком, меня, так долго жившую от надежды к надежде, от борьбы до борьбы, от войны до сепаратного мира, стала любовь. О любви пишут книги. О ней снимают фильмы. Любовь все любят, но о ней мечтают втайне, а занимаются ею многие, хотя об этом не принято говорить. И всегда это касалось других, но не меня, потому что с самого рождения я отличалась от остальных. Мой опыт проститутки также сыграл свою роль. Пытаясь всеми средствами стать женщиной среди женщин, я тем не менее всегда стремилась быть личностью, но больше всего на свете я хотела, чтобы меня любили.

Я готова полюбить каждого, кто ответит мне тем же. Мне не важно, будут ли у него мускулы, красивые глаза или какое-нибудь особенное лицо. Не надо меня спрашивать, как это делают в брачных агентствах, какой тип мужчины я предпочитаю. Я хочу любить и быть любимой. Дружбы, нежности, привязанности мне было бы достаточно.

Тогда я, может быть, могла бы изменить свою память или, во всяком случае, похоронить те воспоминания, которые мне так ненавистны, превратить их в пыль забвения и явиться из этого пепла совсем другой, воскресшей. Да, я становлюсь мистиком. Не всем приходится в течение многих лет вести двойную жизнь, и это не проходит бесследно, но сегодня я обладаю самым

ценным даром — свободой. Эта свобода пришла ко мне в виде проштампованных документов, признающих мое право на женское происхождение. Я словно вышла из концентрационного лагеря, окруженного невидимой колючей проволокой. Пленница своего уродства, обреченная на самый жалкий вид проституции, страдавшая от побоев и унижений, я наконец вырвалась из всего этого, и теперь я Мод Марен, получившая право жить под солнцем.

Я ищу работу, у меня есть диплом адвоката.

В перезвоне пасхальных колоколов 1980 года я уже слышу свое счастье и свою радость, как вдруг раздается угрожающий голос:

— Вы обязаны уплатить налоги за 1973,1974 и 1975 год.

Это обычный налог на доходы.

— Какие доходы?

— Но вы занимались определенной деятельностью…

Налоговый инспектор закрыл свой письменный стол на ключ. Для своей безопасности он держит огромного пса с белыми зубами, чистопородного. Он следит за каждым моим жестом.

Боже, где я? В гестапо? Этот тип, похожий на злого хорька, он что, инквизитор?

— Мадам, вы изменили пол в июне 1978 года; у меня есть ваше полное досье.

— Вы не имеете права! Это прямо сказано в судебном постановлении.