— Да ты меня дразнишь! Вот мерзавец!

Потом мы снова болтаем, и я даже признаюсь, что сперва принял за нее вдребезги пьяную женщину у автомата, на что она отвечает:

— О, за десять лет я постараюсь сделать все, чтобы соответствовать твоим представлениям.

Теперь моя очередь смеяться. Потом наша беседа возобновляется. Мы превосходно ладим. Настолько превосходно, что, стоя в туалете перед зеркалом, я готов поздравить себя вслух (этот порыв я успешно сдержал). И все-таки мне о-о-очень здорово. Не знаю уж, в чем дело: в вине, в Сюзанне или в том, что я безнадежный оптимист, когда дело доходит до романтических отношений. В этой девочке определенно есть что-то трогательное и сексуальное. И она так мило смущается. Застенчивость и ямочка на подбородке — обалденное сочетание.

Короче, я решился. Обязательно ее поцелую. Да, это только первое свидание, но она мне нравится, и я ей нравлюсь, поэтому мы должны поцеловаться.

Первый поцелуй — дело тонкое. Не знаю, могут ли девушки оценить наши старания, ведь им ничего не приходится делать — сидят себе и мило улыбаются. Помню, однажды я поцеловал дамочку в ее машине, потому что мне показалось, будто она сама подставила губы. Как выяснилось, она просто полезла в коробку передач и от неожиданности так дернула головой, что расквасила мне нос. Наши отношения на этом закончились.

С тех пор перед первым поцелуем я несколько раз пытался произнести шутливую фразу: «Ты будешь очень-очень против, если я тебя поцелую?» в эдакой наигранной аристократической манере. У этой нелепицы есть два преимущества: во-первых, нам обоим ясно, что я придуриваюсь. И если она не согласна на поцелуй, то я могу запросто сделать вид, будто неудачно пошутил. В таких случаях я ухожу домой, посмеиваясь, а потом всю неделю угрюмо пялюсь в окно.

Ну почему любовь требует стольких усилий? Почему у девушек не предусмотрены большие неоновые вывески на лбу: «Все о’кей, теперь меня можно поцеловать»?!

Наверно, я круглый идиот. Эта красотка тоже думает, что я круглый идиот, и весь вечер просто прикидывается, будто смеется над моими шутками. Может, она даже пыталась сбежать от меня, все это время делая знаки бармену: «Спасите, мистер Джемпер решил, что у него смешные шутки!»

Черт. Меня покидает уверенность. По спине уже ползут мурашки. Надо срочно выпить.

Да уж, алкоголь — не лучший способ набраться храбрости и поцеловать девушку. Но что я могу поделать? Выпивка действительно помогает. По правде говоря, помогает не во всем. На каждом свидании я пытаюсь угадать необходимое количество алкоголя — так, чтобы спокойно болтать, при этом не выглядя хамом.

Думаю, двух бокалов вина будет достаточно. Я иду в бар, а когда возвращаюсь за столик, мы выпиваем и несколько минут говорим о японской кухне. Потом наступает тишина. Вполне предсказуемая тишина. Многозначительная. Сигнал к действию? Или Сюзанна просто пытается не рыгнуть? Как бы то ни было, на меня находит внезапная решительность. Почему-то я представляю себя бравым летчиком на войне. «О’кей, ребята, я готов. Я правда готов ее поцеловать. Пожелайте мне удачи и сделайте ручкой на прощанье».

Склоняюсь к Сюзанне. На какую-то миллисекунду успеваю заметить легкую панику на ее лице и воображаю, что вот сейчас она начнет отбиваться, и пятеро барменов вышвырнут меня за дверь. Однако потом ее плечи опадают. Итак, мы целуемся. Ну и что тут было сложного? Судьба благоприятствует храбрым. И слегка пьяным. А целуется Сюзанна хорошо.

Остаток вечера мы оба уже не так напряжены. Моя храбрость вознаграждена. После первого поцелуя можно и расслабиться.

Час спустя бар закрывается. Мы смотрим друг на друга, счастливо вздыхаем, и она говорит:

— Ну так что, мы…

— Да, и как можно скорее, — отвечаю я.

Смеемся. Нам предстоит второе свидание. Все очень просто. Обожаюинтернет-знакомства!!!

Только когда мы встаем из-за столика, я замечаю: она всего на два дюйма ниже меня.

Черт, черт, черт! Она слишком высокая. Как я мог не заметить? Почему не увидел этого раньше? Каким местом читал ее профиль? Там ведь сказано: пять футов девять дюймов! А в конце Бонго-Бонго отмечает, что мужчина должен быть выше ее, даже если она на каблуках.

Проводив Сюзанну до метро, где мы снова целуемся и мне даже удается скрыть свое разочарование, я возвращаюсь домой. Поверженный. Почти взбешенный. Я злюсь на себя. Ну почему мне нравятся только те девушки, которые ниже меня на пять дюймов? Почему во мне так основательно укрепился предрассудок? Ведь она очень милая. И веселая. Какая разница, сколько в ней дюймов?!!

Однако разница есть. Я люблю низеньких. Просто люблю и все. Миниатюрных женственных девочек, которые легко помещаются мне на колени. Их можно защищать, обнимать за плечо, быть с ними настоящим мужчиной. Знаю, многие парни без ума от высоких, элегантных женщин, с породистыми длинными ногами и кошачьей фацией. Но не я. Мне подавай малышек. Физически маленьких. Тех, кому нужна мужская опека. Тех, кто в магазине говорит: «Простите, вы не достанете пачку „Ариэля“ с верхней полки?» Наверное, во мне осталось что-то звериное, или…

В общем, я раздавлен.

Слоняясь по квартире, я пытаюсь все обдумать. Почему мне нравятся такие девушки? Откуда во мне эта прихоть? И если я приобрел ее с опытом, то можно ли от нее избавиться? Можно ли навсегда отделаться от этой глупой тяги и счастливо жить с Бонго-Бонго? Или вообще с кем-нибудь выше пяти футов ростом?

Голова трещит. Я вспоминаю теорию одного моего приятеля. Он считает, что сексуальные пристрастия любого мужчины формируются так же, как у гусят — любовь к родителям. Это называется «отпечатком». Птенцы продирают глаза, и первое живое существо, которое они видят, становится горячо любимым родителем. То же самое с мужчинами. Та женщина, с которой они впервые испытали оргазм, становится их манией на всю жизнь.

Беда в том, что я испытал своей первый оргазм с… уборщицей.

Дело было так. Мне тогда исполнилось двенадцать лет. Вот уже шесть месяцев у меня в паху происходили какие-то странные «шевеления». Однажды я притворился, что заболел, и не пошел в школу. Папа читал лекции в университете, мама, убедившись, что я не при смерти, тоже ушла на работу. И я остался один на один… с уборщицей. Не стану сообщать вам все интимные подробности того дня, но когда она зашла ко мне в комнату, чтобы проверить мое самочувствие, я вроде как уронил пижамные штаны. И предстал перед ней совершенно голым. Она немного смутилась и быстренько ушла пылесосить. Как только за ней закрылась дверь, у меня в паху появилось смешное чувство, как будто там растопили миллион мороженых, а потом вся жидкость брызнула наружу. И я вытер ее носком.

Двадцать пять лет спустя я вспоминаю о том случае и задаюсь вопросом: я что, правда ненормальный? Конечно нет. А разве это нормально — кончить, оголившись перед уборщицей?! Уборщицей!!!

Нет, но… Я уже боюсь своих странностей, честное слово. Начинаю звонить друзьям и среди ночи спрашивать, когда и при каких обстоятельствах они испытали первый оргазм. Один друг сначала смеется, а потом рассказывает, что это произошло в школьном туалете. В четырнадцать лет. Друзья сказали ему, что надо «взять его и крутить, как будто разжигаешь палочкой костер». Битый час он катал свой пенис в ладонях. «А потом решил: да черт с ним, с костром! И начал тереть его сверху вниз. Через десять секунд из меня выстрелил поток спермы, и я подумал, что умираю».

Откровения первого друга мне не помогли. Я позвонил второму. Он рассказал, что кончил, прижавшись к конвейерной ленте, когда они с классом поехали на фабрику. Прежде он никогда не бывал на фабрике, и уж точно не с амурными целями. Третий приятель испытал оргазм в восемь лет. Он катал на качелях соседскую девочку. Качели ударили его по яйцам, но вместо того, чтобы закричать от боли, он эякулировал.

Наконец звоню Джо. Джо — транссексуал и скоро станет Джозефиной. Понимаете, с грудями. Мне, конечно, странно видеть это — мы дружим со студенческих лет, вместе ходили на футбол и играли в бильярд. Но если на свете и есть кто-то, способный пролить свет на сексуальные причуды, то только Джо. Уж он-то в этом хорошо разбирается.