И только массивный медный крест, по прежнему украшавший грудь того, кто только что был мне ближе всех на белом свете, выдавал своего хозяина с головой. Носить на себе «символ веры» таких размеров модно среди бандитов и сделавших удачную карьеру попов. Советская профессура, если и уверовала в Господа Иисуса, то выражает свои чувства более скромно.

   Убедившись в том, что перемена в его внешности дошла до моего сознания, дед протянул мне ладонь и, дождавшись пока я ее пожму, представился:  - Блаженный Василий Иакович, доктор исторических наук, профессиональный экскурсовод по золотому кольцу Москвы. А это мой старинный приятель и коллега, Колпакович Иван Христофорович.

   «Коллега Колпакович» сменил свой облик не столь радикально, как его благообразный приятель. Разве что джутовый мешок, служивший ему рубашкой, теперь прикрывал драный овчинный полушубок, а на голове нелепой глыбой возвышалась столь же потасканная пыжиковая шапка-ушанка, размеров на 5-6  превосходившая необходимый для  головы своего хозяина объем.

    Я не смог сдержать своего удивления и произнес вслух: - Этот клоун, - он тоже профессор?! – Дедок, по-прежнему обутый в железную обувь вполне смог бы сойти за московского бомжа, - настолько нелепой и несообразной летней погоде выглядела его одежда. – Вы, юноша, не смотрите на внешний вид, смотрите за и увидите:–  Перед вами высококультурный человек. – Слово «увидите»Василий Иакович выделил интонацией так, что я невольно начал расфокусировать зрение, пытаясь отстраниться от своего изумления и собрать внимание сновидения.

    Надо признать, Василий Иаковович не соврал: - внешность «пенсионеров» удивляла заметно меньше, чем то, что открыло мне видение.Я  видел,– передо мной люди, изменившие свою природу не меньше, чем пан Яцек. Вот только изменения эти были привнесены не Тьмой, а Светом такой запредельной интенсивности, что даже в человеческой форме видениедля меня было почти невыносимо.

    Не удивительно, что Реальгар так и не смог до конца понять, с кем так опрометчиво вступил в схватку. Высший Демон физически не мог постичь истинную природу «безумных пенсионеров», ибо прямое видение Света недоступно тому, кто от Света отрекся.

    Понять не смог, но это не помешало дракону ненавидеть святых со всей возможной для Ангела Тьмы ненавистью. Битва на небесах не является чем то, давно ушедшим в прошлое. Она происходит здесь и сейчас, преломляясь в каждом из нас тысячами отражений . - Об этом мне неоднократно напоминал Толя Головин.

    Только сейчас, когда я сам был повержен «С Небес» ударом сандалии святого «профессора Колпаковича», до меня дошел смысл этой избитой метафоры. Я опустился на ступени паперти, придавленный тяжестью открывшегося мне знания. Деды будто дожидались этого момента.

    Клетчатый Василий, старательно изображая немощного старца, с натужным кряхтением опустился по правую руку от меня. А «железный сандаль», как я про себя решил называть Колпаковича, в мгновение ока преодолев разделяющее нас расстояние, оказался сидящим справа.

    Оба приятеля начали говорить одновременно, причем каждый о своем, но в то же время одно и то же. Спустя некоторое время я не поленился изучить нейрофизиологию такого воздействия. Из-за того, что разнонаправленные потоки информации поступали в мой мозг с разных слуховых нервов, в коре создались так называемые «зоны сенсорной интерференции», что автоматически привело к подавлению альфа-ритма электрической активности мозга и усилению тета-ритма.

    Сказать по простому, – я почти мгновенно погрузился в глубокий транс, не прибегая к ставшей уже рутиной процедуре «вызова драконьей ярости». Свет и покой, - вот основная характеристика вызванного старцами состояния.

    То, что происходило дальше, слабо отпечаталось в моей памяти. Но кой чего запомнить удалось. Во-первых, мир сразу размылся, и через мгновение предстал преображенным. Мы находились в месте, отдаленно напоминающем описания христианского Рая.

    На мой безмолвный вопрос: - Так ли это? – Мне ответили, что, в силу отягощенности «демоническим братом близнецом», путь в обитель света нам заказан, но сияние, заливающее изумрудно зеленые холмы, от горизонта до горизонта простирающиеся перед нами, - есть дальний отсвет того самого места, где Аватар Иисус собирает преданных.

    Тут же Василий Иаковович Блаженный, который виделся мне столбом яростно белого огня, добавил, что именно сейчас я волен принять решение разделиться со своим демоном и отправиться в Свет навсегда. А Колпакович,  представший в виде горящего жарким, но каким-то добрым, необжигающим пламенем, куста, пояснил: - Ты всегда старался совершить невозможное для человека, - спасти своего демона. И людей от его произвола спасал исправно, пока в силах был одержателя контролировать. А сил не стало,  – все одно скорбишь по содеянному.

   Не тужи так, все, что человек может, - ты сделал. Шансов спастись своими силами у тебя не было изначально. На подвиг спасения способен только Бог, - житие Иисуса Христа тому доказательство. Но сама попытка подражания Спасителю делает тебя христианином.

    Кроме того, ты читал Его Молитву. А тот, кто вспоминает «Отче Наш» перед лицом смерти, всегда будет услышан. И сейчас мы пришли не только для того, чтобы остановить Демона Реальгара. Мы посланы Высшей Волей, предложить тебе, Человеку Платону, спасение.

   Я знал, что медлить нельзя. Вопросы вечности решаются здесь и сейчас. Но все-таки колебался. Было что-то в этом предложении, что не давало покоя моей совести. И, набравшись смелости, я произнес вопрос, который совсем не следовало задавать стремившейся в рай душе. - А Реальгар, что будет с ним? Меня в Свет заберете, а дракон в конец озвереет и начнет  всех без разбора в капусту крошить. Так или не так?!

   Столб огня по имени Василий вспыхнул ярче тысячи солнц, а пылающий куст Колпакович взорвался жаром такой силы, что мое тело, сотканное из мириадов тончайших изумрудных световых волосков, сгорело в один миг. Дымный вихрь закружил меня и выплюнул на  паперти перед входом в ненавистный собор.

    Я опять сидел на холодном граните ступеней и в досаде крошил его пальцами рук. Совсем не человеческих рук. Сквозь бледную человеческую кожу, явственно просвечивала зелень чешуи, тонкие ногти в любой момент готовы были преобразиться в иссиня-черный обсидиан когтей, а на пороге сознания опять клубилась багровая тьма, уже готовая принять очертания древнего ящера.

    Я с надеждой взглянул в глаза Василия, потом, уже все понимая, обратился к его товарищу. Железный сандаль вообще отвел взор в сторону,  и опять демонстративно разулся. Вообще Христофорыч, в отличие от интеллигентного Василия, меня явно недолюбливал и всячески старался свою нелюбовь продемонстрировать.

   И что, что я демон. Ивану то, какое дело? Как там, у христиан сказано: - «Возлюби врага своего?!» Его Иисус, поди, всех любит. А смиренный служитель Иван Колпакович так и норовит чугунной сандалетой прибить. Да, от Христофорыча помощи ждать не приходится. Ну, может, профессор Блаженный поможет бедному студенту приструнить поганого ящера?

    Я вновь обратился Василию. Василий Икович продолжал всматриваться в меня своими бездонными василько-синими глазами и что-то тихо, почти на грани слышимости, нашептывать. Я придвинулся поближе, так что мое ухо оказалось у самых его губ, и прислушался.

   - Поздно, милой…Ты себя сам с драконом связал, тебе этот узел и развязывать. Моя была бы воля, я б тебя ослобонил, или Христофорыча попросил упокоить, да нет в том нашей власти, прости милой…

    То, что ласково напевал мне Блаженный в клетчатом пиджаке, совсем не вязалось с интонацией его голоса. Не вязалось настолько, что я против своей воли впал в грех гневливости. Совсем чуть-чуть впал, но Реальгару этого чуть-чуть хватило с лихвой. Одним рывком он выпрыгнул из тьмы, буквально натянув меня на себя, как хирург натягивает резиновую перчатку.