Он остановился под яблоней и поднял глаза. Наверняка яблоки уже созрели. Джеймс протянул руку к ближнему плоду и без труда оторвал его вместе со стебельком. Размером с крикетный мяч, ровное и тяжелое. Джеймс не разбирался в сортах, но выглядело яблоко весьма аппетитно: золотисто-зеленое с красными прожилками, не слишком блестящая и не слишком твердая кожица. От сильного и резкого запаха рот наполнился слюной. Джеймс огляделся — возможно, рвать яблоки запрещено контрактом? — но вокруг никого не было, да и в контракте про яблоки вроде бы не упоминалось.

Джеймс с хрустом надкусил сочный плод. Горько-сладкий. Внезапно его захлестнуло забытое чувство. Оно не имело названия, но очень походило на те переживания, которые он испытывал, слушая «The Go-Betweens», только гораздо мощнее. Словно эмоции, которые рождала музыка, были дальним эхом истинного ощущения.

Откуда пришло это чувство? Джеймс понимал, что оно напрямую связано со вкусом яблока, но содержит в себе и нечто большее. Джеймс опустил глаза и заметил на белой мякоти розовое пятнышко, крошечный кровавый след. Он закрыл глаза, и сад завертелся дождями и солнцем, знакомыми силуэтами, закатными лучами, дальней музыкой, сладкими и тяжелыми духами. Губы темноволосой девушки приблизились к его губам, и снова все поглотила тьма. Джеймс перевел дух и открыл глаза. Что происходит? Неужели так возвращаются воспоминания?

Да и настоящие ли это воспоминания? Пытаясь осмыслить образы, мелькнувшие перед его мысленным взором, Джеймс спрашивал себя: неужели все это было на самом деле? Худенькая темноволосая девушка тянется к нему губами. А что, если он лишь выдает желаемое за действительное? Захватившие Джеймса ощущения были непрошеными и неконтролируемыми. Никакими уловками воображения ему не удалось бы вызвать эти образы, а значит, они правдивы! Джеймс хотел надкусить яблоко еще раз, но обнаружил, что не может двинуть ни рукой ни ногой. Как и в тот вечер, когда он сидел, прислонившись спиной к стволу яблони, память возвращала звук чужих голосов, потеплевший воздух, молчание и мерцающие тени в траве. Но если образ девушки вызывал надежду, то молчание и тени рождали иное чувство. Память услужливо подсказала название. Страх.

Надежда и страх. Белое и черное, доброе и злое. Джеймс привык думать, что это разные ощущения, но сегодня они казались ему двумя сторонами одного чувства. Что есть страх, как не надежда во тьме? Что есть надежда, как не страх, омытый светом? Внутри надежды скрывается страх, что ей не суждено сбыться. Внутри страха всегда таится надежда, что в этот раз пронесет. Надежда и страх. Словно луна, которую мы видим то полной, то растущей; то яркой, то туманной; то кроваво-красной, то золотой; но это всегда одна и та же серая сфера.

Откуда пришли эти мысли? Джеймс моргнул. Что заставило его размышлять о надеждах и страхах? Что произошло, когда он надкусил яблоко? Неповторимое мгновение ускользнуло. Его разум снова был чист.

Джеймс доел яблоко и понял, что проголодался. Он отправился на кухню, размышляя, что приготовить на ланч. Яйца с беконом или спагетти по-болонски? Нечаянно Джеймс наступил на могильный камень, и его пронзила дрожь. Джеймс опустил глаза — на него смотрели две буквы: ИД.

Так вот она, разгадка!

Джеймс сел за кухонный стол и снова разложил перед собой буквы, напечатанные на бумажных квадратиках. МТ, ЛС, АВ. Конечно же, это инициалы! Вот только знать бы чьи. Где он видел эти комбинации? Джеймс начал резать лук, и глаза тут же наполнились слезами. Затем вскипятил воду для спагетти, обжарил лук и фарш, разогрел баночку томатной пасты. Начался дождь. Тяжелые капли, словно булыжники, замолотили по пластиковой крыше. Джеймс открыл бутылку красного вина и налил стакан.

И внезапно вспомнил.

Он бросился в спальню и подхватил картонную коробку, где хранил документы, касающиеся расследования. На крышке Джеймс написал черным фломастером: «УЛИКИ». На кухне он открыл коробку и без труда обнаружил то, что искал, — копию газетной статьи под названием «Трагическая правда об ужасном пикнике» и имена в четвертом абзаце. Лиза Сильвертон и Анна Вэлери. ЛС и АВ. Прочтя имя Анна, Джеймс вспомнил темноволосую девушку из своего видения. Случайность?

Сосредоточься, приказал он себе. Нужно найти еще одно имя. МТ. Джеймс перевел взгляд на конверт. Неужели Малькольм Трюви? Джеймс расхохотался и замолотил кулаками по столу. Ну конечно, все так очевидно! Как можно было не заметить этого раньше?

Малькольм Трюви, Лиза Сильвертон, Анна Вэлери. Эта троица жила в доме, когда Иен Дейтон выпал из окна. Джеймс снова перечитал статью. Малькольм Трюви нигде не упоминался, но в статье писалось о некоем друге, пожелавшем остаться неназванным. Джеймс ухмыльнулся. Банальная уловка! Желание скрыть свое имя говорило само за себя.

Весь обед с лица Джеймса не сходила улыбка. Правда, он еще не понял, что означает таинственное ЭГО, да и до раскрытия мрачной тайны его врага было далеко, но это частности, они могут подождать. Он все теснее сжимал кольцо. Все ближе к правде. Ближе к центру лабиринта.

Вечером Джеймс принял ванну, побрился, почистил зубы, переоделся и отправился в студенческий бар. Ему хотелось отпраздновать свое открытие. Он брел не спеша, безошибочно находя дорогу в темноте. Чем ближе он подходил к бару, тем сильнее сжималось в груди. Сердце билось словно птаха. Должно быть, в юности я сотни раз ходил этой дорогой, думал Джеймс.

Вечером кампус неуловимо менялся: в прохладном воздухе звучал смех, массивные здания таинственно маячили во тьме, больше похожие на черные дыры, чем на объекты в пространстве. У входа в бар Джеймс вытащил старое удостоверение личности студенческих времен, и его беспрепятственно впустили внутрь. Он толкнул дверь. В темном помещении пульсировала танцевальная музыка.

В воздухе пахло сыростью и кислятиной, пол был заляпан какой-то черной грязью. В очереди у бара девица наступила ему на ногу высоким каблуком, а какой-то малый плеснул пиво на рубашку. Джеймс заказал две пинты и осушил их прямо у танцпола, разглядывая дергающиеся в стробоскопическом свете тела. Все вокруг было чуждо ему: кожа казалась слишком гладкой, глаза слишком яркими, голоса громкими, а движения резкими. Все вокруг были так возмутительно молоды! Неужели и он когда-то так же двигался и орал?

Джеймс повторил заказ, но легкость не приходила. Он по-прежнему ощущал себя чужим. Джеймс уже решил отправиться домой, когда заметил у стены копию себя самого. Этот парень был старше прочих и тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке. Подойдя к нему, Джеймс с удивлением узнал Грэма — соседа по дому на Ньюленд-роуд.

— Привет, Грэм! Помнишь меня? — поздоровался он.

Грэм всмотрелся в Джеймса, затем отвел глаза.

— Чего тебе надо?

Грубость бывшего соседа застала Джеймса врасплох.

— Просто хотел поболтать.

— О чем? — угрюмо поинтересовался Грэм.

— Чего ты взъелся? Не злись, я угощаю.

Грэм не ответил. Тем не менее Джеймс купил Грэму пиво и поставил бокал перед ним на стойку. Грэм молча поднял бокал и пригубил.

— А кстати, что ты здесь делаешь? Кругом же одни малолетки!

— Дежурю. Приглядываю за первокурсниками.

Только сейчас Джеймс заметил его значок. «Грэм Оливер, Ньюленд-роуд, 14». Имя показалось смутно знакомым. Джеймс честно пытался завязать разговор, но Грэм продолжал его игнорировать. Внезапно в затуманенном пивом мозгу наступила ясность: Грэм Оливер! Имя из статьи о самоубийстве Иена Дейтона! Грэм Оливер делил комнату с Иеном! Не давая себе времени опомниться, Джеймс выпалил:

— Так ты жил на Лаф-стрит?

— И что с того?

— В доме номер двадцать один?

— Чего пристал?

Как ни странно, но грубость Грэма еще больше завела Джеймса. Он снова почувствовал себя частным детективом. Грэм был свидетелем той давней трагедии. И пусть пока он держится враждебно, кто, если не Грэм, поможет ему вывести Малькольма Трюви на чистую воду!