— Что, не расслабиться? — спросил он. — Позвольте принести вам подушку.

— Вот еще! Простите за этот смех. Со мной все в порядке — только немного устала сегодня.

— Неудивительно. Посмотрите, какое небо. Сразу чувствуется, что мы на Востоке.

— И какая музыка!

Она напела без слов несколько тактов «Мое сердце замерло», умолкла, снова запела, а потом воскликнула:

— Если так будет продолжаться, я заведусь с пол-оборота!

— А пока этого не случилось, — рассмеялся он, — позвольте мне поблагодарить вас за то, что выбрали такие прекрасные часы.

— Я знаю, что мне нравится. Часы мне понравились и, честно говоря, вы тоже. Ничего?

— Конечно ничего. Мне приятно, и я благодарен.

Они помолчали с минуту.

— Чувствуете, какой воздух? Словно купаешься в теплом молоке. Не подумайте, я никогда этого не делала, хотя мысль неплохая. Впрочем, в такой ванне все время терялось бы мыло. Жаль, нельзя сейчас поплавать. Не в мерзком маленьком бассейне. На пустынном пляже, где мы были бы предоставлены самим себе и могли бы не беспокоиться насчет купальников. — Она расхохоталась. — Да не смотрите же так удивленно, глупец. Неужели вам никогда не случалось чувствовать себя как заведенная пружина, взволнованным и счастливым, словно на вершине мира? — Постучав ногой по палубе, она пропела: — «Я на седьмом небе, пою песню, плыву в облаках…» Какое чудесное ощущение… Берегитесь. Я теперь готова на все. Сегодня у меня как раз такое настроение, если вам интересно. — Она потянулась, снова замурлыкала песню, потом села. — Надо же, привязалась проклятая мелодия, никак от нее не отделаться. Какой вы нескладный! Уверена, вам тоже хочется танцевать. Давайте пройдемся разок.

Наступила неловкая пауза, после которой он заметил:

— Боюсь, толку от меня вам будет мало.

— Отчего же?

— Вас это, наверное, удивит, но я не танцую.

— Что?! Не может быть. Вы хотите меня надуть.

— Нет. — Он невольно улыбнулся ее выражению. — Учеба в колледже отнимала столько времени, что его не оставалось на салонные штучки.

— Что ж, теперь вам выпал шанс. Все очень просто, если у вас хороший учитель. А я как раз из таких.

— Нет, в самом деле. Я лишь оттопчу вам ноги и буду выглядеть полным ослом.

— Да кто вас тут увидит? Старик ушел в бар, а мама задремала. У нас есть музыка, у нас есть луна. Идеальная возможность. И все, заметьте, даром, бесплатно, за просто так. — Она встала и протянула руку. — Идемте же, я настрою вас на нужный лад.

Он поднялся и осторожно обнял ее за талию. Они начали танцевать.

— Это фокстрот, — сообщила она. — Просто не сбивайтесь с ритма. Шаги короткие. Теперь поворот. В обратную сторону. Держите меня крепче, я не сломаюсь. Крепче, я сказала. Так лучше. Как это ни покажется странным, но мы должны это делать вместе.

Все оказалось на удивление просто. Мелодия была такой заразительной, а Дорис так хорошо танцевала, так чутко улавливала малейшее движение и держалась свободно, что он неожиданно для себя обнаружил, как подчиняется ритму, импровизирует шаги — в общем, отпустил тормоза.

Когда оркестр внизу закончил играть, она снисходительно кивнула.

— Разве я не говорила?

— Замечательно, — признался он. — Я даже понятия не имел. К тому же хорошая физическая нагрузка.

— Можно и так сказать, — как-то странно рассмеялась она.

— Вы, разумеется, эксперт… В общем, чудесно.

— Это одно из тех занятий, которое я по-настоящему люблю. В последний год учебы в школе я частенько удирала по субботним вечерам со своей подружкой, и мы отправлялись с ней на танцы. Там мы прикидывались профессионалками, вы понимаете, по шесть пенсов за танец. Здорово мы тогда веселились, это точно, смеху было… Но однажды случился настоящий скандал…

— Потому вам и пришлось уйти из школы?

Неожиданно она вскинула голову с оскорбленным видом.

— Вы задали очень личный вопрос. Мне не хочется это обсуждать. Я ни в чем не провинилась. И если уж на то пошло, я почти все время танцевала с Бертом, родным братом. А он вполне благонадежен. — Внезапно она рассмеялась. — Или нет? Неважно, я вас прощаю. А теперь принесите мне сигарету и зажигалку. Они в моей сумочке около шезлонгов.

Когда он щелкнул золотой зажигалкой, она придвинулась к нему.

— А сами не курите?

Он отказался от предложенной сигареты, покачав головой.

— Как много на свете вещей, без которых вы обходитесь, — заметила она.

— Однажды я все их получу.

— Только не откладывайте этот день надолго. Я всегда иду коротким путем к намеченной цели.

Они стояли, прислонившись спинами к перилам, но тут оркестр снова заиграл, и тогда она отбросила недокуренную сигарету и повернулась к нему.

— Давайте еще раз. Только теперь постарайтесь делать это с чувством. Представьте, будто вы только что подцепили меня на променаде в Блэкпуле и мы с ходу понравились друг другу.

— Боже правый, — усмехнулся он. — Это не по моей части.

— Вот почему вы такой милый, — пробормотала она, прижимаясь к нему чуть сильнее. — Но все равно попытайтесь.

Они протанцевали следующие три танца, и с каждым разом он чувствовал свой прогресс. Для него это было внове, и он радовался, что способен так быстро освоить ритмичные па. Но правила приличия требовали не впадать в крайность. Поэтому, когда они направились к ее матери, он притормозил.

— Большое спасибо, Дорис. Все было просто великолепно, а теперь… — он взглянул на свои новые часы, — я должен сказать «спокойной ночи».

— Ерунда, еще совсем рано, и мы только-только начали веселиться.

— Нет, в самом деле, Дорис, я должен спуститься к себе.

Она уставилась на него синевато-серыми глазами, затуманенными гневом и разочарованием.

— Ну что за глупость? Нельзя же вот так взять и отказаться от всего, от этой луны, от этого настроения. Если устали — мы посидим немного.

— Я не устал. Но я действительно полагаю, что нам пора разойтись по каютам.

Миссис Холбрук, которая давно очнулась от дремоты и благодушно наблюдала за молодыми, придерживалась, видимо, того же мнения. Она поднялась и подошла к ним.

— Пора спать, — объявила она. — У всех нас выдался трудный день.

— Благодаря вам мой закончился приятно, — любезно отозвался Мори.

— Вы еще пожалеете, что так подвели меня, — сказала Дорис ему на ухо, не шевеля губами, когда он проходил мимо. — Вот увидите!

«Шутит, — подумал он. — Не может быть, чтобы она говорила это серьезно». Все пожелали друг другу спокойной ночи, Дорис попрощалась с угрюмым видом; она действительно выглядела расстроенной. В его ушах все еще звучали последние аккорды «Дезире», когда он спустился к себе в каюту, включил свет и сразу увидел письма из дома: они так и лежали на рундуке, словно упрек.

От прежнего настроения не осталось и следа. Ужаснувшись собственной забывчивости, он быстро разделся, забрался в койку и, терзаемый угрызениями совести, начал читать. Во всех трех письмах насчитывалось с полдюжины листков, заполненных аккуратным почерком Мэри — большими округлыми буквами. Она начала с благодарности за письмо из Марселя и выразила радость, что здоровье у него улучшилось. Тем не менее она умоляла его все равно соблюдать осторожность, особенно прохладными вечерами, и выражала надежду, что ему не приходится изнурять себя работой. Что касается ее самой, то она здорова, хотя очень по нему скучает и вычеркивает в календаре дни, подсчитывая, когда он вернется. И без дела она не сидит, у нее полно шитья и вязания. Она уже купила материал на занавески в их дом, а также несколько остатков тканей, из которых начала шить лоскутное покрывало. В мебельном магазине «Грант», что недалеко от городской площади, выставили симпатичный гостиный гарнитур, бывший в употреблении, но очень хорошего качества. Жаль, он не может его посмотреть, но обязательно посмотрит, уже недолго осталось, а в магазине пообещали попридержать мебель. К сожалению, у отца в последнее время неважно со здоровьем, но она смогла его заменить, помогая Дональдсону управляться в пекарне. Письма она подписала просто: «Твоя Мэри».