— Это она? — спросил Томаш с благоговением взирая на старинную книгу, безмятежно покоившуюся на темно-красном бархате.
— Да, — заверила библиотекарша. — «О Новом Свете». Вам придется надеть перчатки. Книга очень старая, и отпечатки пальцев…
— Я все понимаю, — кивнул Томаш. — Не волнуйтесь, я читатель опытный.
— Можно пользоваться только карандашом.
— А вот его у меня нет, — признался португалец, похлопав себя по карманам.
— Возьмите этот, — милостиво разрешила библиотекарша, отыскав на своем столе короткий простой карандаш.
Томаш натянул перчатки, уселся за стол и не без внутренней дрожи раскрыл маленький коричневый том в переплете из мягкой кожи. На первой странице значились имя автора и название, место публикации, город Виченца, и дата, 1507; карандашная пометка на современном португальском гласила, что в книге содержится первое описание открытия Бразилии Педру Алварешем Кабралом. Норонья бережно переворачивал страницы. От желтой с разводами бумаги исходил теплый, сладковатый запах; Томашу хотелось ощутить ее текстуру кончиками пальцев; эти перчатки были все равно что анестезия. Страницы покрывал крупный итальянский текст, по двадцать пять строк на каждой, главы открывали маленькие виньетки.
Норонья просидел над «Землями…» два часа, время от времени делая в блокноте пометки. Закончив, он закрыл книгу и отнес библиотекарше, разбиравшей груду заполненных требований.
— Прошу прощения, — деликатно кашлянул Томаш. — Я все.
— Ах, да, — встрепенулась сеньора. — Будете брать еще что-нибудь?
— Нет, пожалуй, на сегодня хватит. Если не возражаете, вернусь завтра, чтобы поработать с Вальдзеемюллером.
Селия проводила гостя до лифта. Вдвоем они спустились на первый этаж и прошли по мраморной лестнице в центральный атриум, чтобы вернуть пропуск и формуляры. Заместитель директора дремал за столом, положив голову на руки. Услышав шаги, он встрепенулся и мигом принял подобающую позу.
— Знаете, профессор, я вспомнил одну вещь, — сообщил он. — Мы предоставляем читателям сейфы, и профессор Тошкану арендовал у нас ячейку. Если вам угодно, мы могли бы ее открыть.
Томаш проследовал за Селией в помещение службы безопасности. Пройдя сквозь рамку металлоискателя, точно такую, как в аэропортах, они оказались в довольно тесной комнатушке, почти все пространство которой занимали два здоровенных черных шкафа со множеством ячеек. Отыскав ячейку номер шестьдесят семь, Селия достала из кармана мастер-ключ и отперла дверцу; Томаш с любопытством наблюдал за происходящим. Внутри лежала тонкая стопка бумаг.
— Вот бумаги профессора Тошкану. Если хотите, можете их забрать.
Большая часть бумаг оказалась копиями микрофильмов с пометками на полях. И только последний лист отличался от других; на нем каллиграфическим почерком были выведены два столбика букв, а под ними — первые буквы алфавита, соединенные змейкой.
ANA
ASSA
ARARA
SONOS
МАТАМ
OTTO
Томаш закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь уловить в последовательности букв хотя бы тень смысла. Около минуты он думал, сопоставлял варианты, изобретал и отметал версии и наконец с торжествующим видом повернулся к Селии.
— Что вы об этом скажете?
Девушка, наморщив лоб, изучала таинственный листок.
— Какая-то бессмыслица, набор букв… — Склонив голову набок, она прочла вслух: — Ана асса арара сонос матам отто.
Томаш приподнял бровь.
— Вы не видите здесь ничего странного?
— Нет, — сдалась она. — А что я должна увидеть?
Португалец указал на верхние столбики.
— Вы не обратили внимания, что слова в них симметричны? Если прочесть слева направо и справа налево, получится то же самое. Смотрите. Первое слово ANA. Второе ASSA. Третье ARARA. Везде одно и то же.
— Но к чему все это?
— Профессор любил ребусы; это надежный способ спрятать что-то у всех на виду… — Внезапно Томаш замолчал; его глаза в буквальном смысле полезли на лоб. — Он хотел, чтобы их сопоставили… сопоставили, — бормотал Норонья себе под нос, ловя губами воздух, словно выброшенная на берег рыба. В крайнем возбуждении он принялся шарить по карманам и, не найдя того, что искал, принялся лихорадочно трясти свой блокнот, пока из него не выпал сложенный вдвое лист. — Слава богу! Вот оно!
Удивленная Селия подняла упавший листок.
Томаш словно впервые читал слова, которые помнил наизусть, по привычке шевеля губами. И наконец издал торжествующий вопль, совершенно немыслимый в стенах библиотеки. Высокие своды атриума откликнулись гулким эхом.
Селия глядела на него с неподдельным интересом.
— Что вы нашли, профессор?
— Все оказалось на удивление просто. — Он постучал себя по лбу указательным пальцем. — Я ломал голову над этой задачкой, а надо было всего лишь прочесть первую строку наоборот. — Норонья снова развернул сложенный лист. — Давайте посмотрим.
Вооружившись авторучкой, он записал полученный результат в нижней части листа. На белой бумаге возникло слово
Чтобы расшифровать остальные слова, Томаш воспользовался предложенной Тошкану алфавитной змейкой:
Прочитав полученную фразу, он подписал в самом низу:
— А это что? — спросила Селия.
— М-м-м, — Томаш покопался в памяти и без труда определил: — Овидий.
— Овидий? Но что все это значит?
— Это значит, моя дорогая, что мне придется начать все сначала, — ответил Томаш, решительно направляясь к лифту. — Мы на пороге величайшего открытия.
IV
Облака неспешно ползли с линии горизонта, чтобы укутать солнце толстым серым одеялом; они походили на могучие крылья, ровные и темные по краям, курчавые и блестящие ближе к центру. Зимнее солнце лило свой чистый, холодный, прозрачный свет на серебристую ленту Тежу и разноцветные крыши Лиссабона, волнами поднимавшиеся по крутому, женственному бедру холма Лапа.
Томаш кружил по запутанным, полупустым улочкам, поворачивая то вправо, то влево и не зная, какого направления держаться в городском лабиринте, пока случайно не оказался на тихой Руа-ду-Пау-да-Бандейра. Скатившись по сбегающей по склону улочке, Норонья притормозил у элегантного густо-розового здания и припарковал свой маленький «пежо» между двумя новенькими черными «мерседесами». Откуда ни возьмись, появился осанистый швейцар в светло-серой форменной куртке поверх темно-серого жилета и при галстуке с узлом, изяществу которого позавидовал бы любой денди; Томаш опустил стекло.
— «Отель-да-Лапа» здесь?
— Здесь, сеньор.
— Нельзя ли оставить машину на вашей парковке? Дело в том, что на улице…
— Не беспокойтесь. Давайте ваши ключи.
Томаш вошел в лобби отеля, сжимая в руках портфель. Светло-бежевый мраморный пол, такой гладкий, что в него можно было смотреться, словно в зеркало, украшал геометрический орнамент; в центре композиции, на круглом стеклянном столе стояла ваза с алыми мальвами, чьи тугие бутоны напоминали раструбы фонографов; Томаш сразу узнал эти цветы, их часто находили в захоронениях первобытных людей и гробницах фараонов. «Констанса могла бы объяснить, что они означают», — подумал он. Обстановка в лобби была выше всяких похвал: Людовик XV или искусная стилизация под него, кремовые диваны и кресла, обитые белой кожей.