— Очень серьезно.

Подошел официант с маленьким блокнотиком в руках.

— Вы чего-нибудь желаете?

— У вас есть зеленый чай?

— Разумеется.

— Принесите, пожалуйста. Любой.

— Могу порекомендовать китайский Тингу Тачань. Он легкий и очень ароматный.

— Пойдет.

Томаш и Молиарти переместились за столик под белым зонтиком. Их разговор ненадолго прервало появление длинноногой красавицы с волнистыми волосами и золотистой кожей, в крошечном бикини и огромных солнечных очках. С надменным видом продефилировав мимо мужчин, гостья из страны, в которой нет печалей и забот, сбросила с плеча полотенце, сняла очки, уселась в шезлонг и безмятежно подставила лицо солнечным лучам.

— Мне нужны деньги, — прервал молчание Томаш.

Молиарти отпил сока.

— Сколько?

— Много.

— Когда?

— Как можно скорее. Моя дочь очень больна. Ей срочно требуется операция. Очень дорогая операция.

Молиарти вздохнул.

— Пятьсот тысяч по-прежнему вас ждут. При одном условии.

— Я знаю.

— Вы готовы подписать договор о неразглашении?

— Да, готов.

Молиарти наклонился за небольшой аккуратной папкой, положил ее на стол и раскрыл.

— Как только вы позвонили, я понял, что вы готовы подписать его, — сказал американец. — Вот он, наш контракт.

— Сначала прочтите.

Договор был составлен по-английски. Молиарти прочел его вслух пункт за пунктом. Согласно условиям контракта, Фонд американской истории готов был выплатить Томашу Норонье пятьсот тысяч долларов при условии, что тот берет на себя обязательства хранить в тайне результаты проведенных по заказу фонда научных исследований. Запрет налагался на любые формы публикации: статьи, монографии, интервью, выступления на конференциях. Кроме того, историк не имел права предавать огласке имена нанявших его сотрудников фонда и условия, на которых он был нанят. Нарушение договора влекло за собой выплату штрафа в двойном размере. Другими словами, нарушитель был обязан вернуть организации гонорар и заплатить такую же сумму в качестве штрафа. В общей сложности миллион долларов.

— Где я должен поставить подпись?

— Тут, — Молиарти указал свободное пространство под текстом договора.

Американец вручил Томашу ручку, и тот молча подписал оба экземпляра. Один вернул Молиарти, второй забрал себе.

— А теперь давайте чек.

Молиарти достал чековую книжку и начал выводить в ней число с большим количеством нулей.

— Надо же, полмиллиона баксов. Вы теперь богач, — он заговорщически улыбнулся. — Хватит и дочку вылечить, и жену вернуть…

Томаш бросил на американца быстрый вопросительный взгляд.

— При чем тут моя жена?

— Я хотел сказать, что теперь вам будет проще с ней помириться. При таких-то деньжищах…

— С чего вы взяли, что мы с женой расстались?

Молиарти замер, держа ручку на весу.

— Откуда… Да вы же сами мне и сказали.

— Я вам ничего не говорил, — в голосе Томаша появились резкие нотки. — Откуда вы узнали?

— Мне кто-то сказал…

— Кто? Кто мог вам это сказать?

— Я… я не помню. Ради бога, Том, не стоит из-за этого сейчас…

— Не юлите, Нельсон. Откуда вам известно, что я расстался с женой?

— Где-то слышал…

— Не врите, Нельсон. Я не уйду, пока не узнаю правду. Откуда вы узнали о моем разрыве с женой?

— Понятия не имею. Разве это так уж важно?

— Нельсон, вы за мной шпионили?

— Да будет вам, Том. «Шпионили» слишком громкое слово. Скажем, мы старались быть в курсе.

— Каким образом?!

На них уже оглядывались. Молиарти поспешил успокоить португальца.

— Не надо так нервничать.

— Я не нервничаю, мать вашу! Я хочу знать.

Американец вздохнул. Норонью надо было нейтрализовать, пока не разгорелся настоящий скандал.

— Окей, я все расскажу, если вы мне кое-что пообещаете.

— Что я должен пообещать?

— Что не станете сходить с ума.

— Это зависит от того, что вы скажете.

— Не пойдет. Я все расскажу лишь затем, чтобы вы успокоились. Сорветесь — слова из меня не вытянете. Ясно?

— Говорите.

Молиарти сделал глоток сока и набрал в легкие воздуха. Как раз в этот момент подошел официант с зеленым чаем. Он поставил на столик фарфоровый чайник, над которым витал ароматный дымок.

— Чай Тингу Тачань, — объявил он прежде чем исчезнуть.

Томаш пригубил напиток. У чая оказался на удивление приятный вкус, терпкий и чуть сладковатый.

— Операция имела для Фонда первостепенное значение. Было ясно, что, пойдя по следу профессора, вы сами все поймете, а рисковать было нельзя. Тогда Джону пришла в голову блестящая мысль. Он попросил своих друзей из американской нефтяной компании, что работает в Анголе, подыскать дорогую проститутку, хорошо говорящую по-португальски. Они быстро нашли подходящую девушку, и Джон заключил с ней контракт.

Томаш задохнулся от гнева. Он ожидал услышать что угодно, но только не это.

— Лена…

— На самом деле ее зовут Эмма.

— Сукины дети!

— Вы обещали не злиться! — Молиарти строго посмотрел на своего пылающего яростью собеседника.

Томаш справился с приступом бешенства. Он стал дышать ровнее и постарался взять себя в руки.

— Нет. Продолжайте.

— Мы не могли пустить дело на самотек. Кто мог гарантировать, что все пойдет как надо? Она несколько лет жила в Анголе, вращалась среди иностранных big shots в Луанде и Кабинде. Эмма hooker, ну, то есть проститутка высочайшего класса, тонкая штучка, она сама выбирает себе клиентов. Она работала под псевдонимом Ребекка и выдавала себя за американку, хотя на самом деле родилась в Швеции. Мы показали ей вашу фотографию, вы ей понравились, и она согласилась. Эта девица настоящая нимфоманка и занимается этим по призванию, не из-за денег. Неделя подготовки, и в Лиссабоне объявилась новая иностранная студентка. Ей предстояло следить за ходом вашего расследования и давать нам еженедельные отчеты.

— Но я с ней порвал.

— И здорово осложнили нам жизнь, — Молиарти покачал головой. — Чтоб меня черти взяли! Надо иметь по-настоящему big balls, стальные яйца, чтобы дать отставку кошечке вроде этой. Сколько парней облизывается на такую bombshell, секс-бомбу, а вы ушли и даже не обернулись. — Он повертел пальцем у виска. — Рехнуться можно! — И широко развел руками. — Это все, конечно, здорово, но мы остались без важного источника информации. Тогда Джон решил все рассказать вашей жене. Подумал, что, если она вас выгонит, вы вернетесь к Эмме. Кстати, крошка поначалу была против, но кто ее спрашивал! Джон как следует вправил нашей шведке мозги, и она наконец согласилась. Супруга ваша, как мы и предполагали, от вас ушла, но к Эмме вы отчего-то не вернулись, и ее отправили восвояси.

Томаш был слишком злым и усталым, чтобы бурно реагировать на услышанное.

— Отличная комбинация, ничего не скажешь. И весьма подлая.

Молиарти вернулся к чековой книжке.

— Да, — согласился он. — Эта история характеризует нас не лучшим образом. Но что делать? Такова жизнь.

Он протянул Томашу заполненный чек. Сумма, старательно выведенная синей ручкой, была с пятью нулями. Пятьсот тысяч долларов.

Они разошлись не прощаясь.

Слева проплывал неоклассический фасад нарядного, осанистого, самого имперского из всех музеев — Британского. Громадное черное такси наконец миновало узкую, забитую машинами Грейт-Рассел-стрит и свернуло на угол Монтегю. Маргарита прижалась носом к окну, оставляя на стекле влажные следы. На девочке был смешной синий берет, чтобы скрыть лысую голову, но ее это не смущало; она была поглощена грандиозным спектаклем, разыгравшимся прямо на улицах. Пришельцам с юга этот странный, выдержанный в серо-белых тонах город казался экзотическим. В его ровных автострадах, элегантных зданиях, аккуратно подстриженных деревьях и прохожих в одинаковых плащах, под унылыми зонтами было что-то от больничного порядка.