Томаш вздохнул.
Норонья знал, что это необычная библиотека. В ее фондах хранились десять миллионов томов, самое большое собрание на португальском языке и восьмое по величине во всем мире; но ученые и простые читатели ценили не размеры, а уникальное устройство библиотеки, коренившееся в ее удивительной истории. Собрание в Рио-де-Жанейро наследовало Королевскому книгохранилищу, погибшему во время страшного лиссабонского землетрясения 1755 года; тогда его отстроили по приказу короля Иосифа. В начале девятнадцатого века, когда в Португалию вторглись войска Наполеона, монарх с семьей бежал в Бразилию, назначил Рио-де-Жанейро новой столицей империи и повелел построить в городе библиотеку; семьдесят тысяч книг, рукописей, гравюр и карт, в том числе две сотни бесценных инкунабул, пересекли Атлантику в специальных ящиках и были выгружены на берег в бухте Гуанабара, чтобы занять место в катакомбах монастыря кармелиток. Там, во тьме, ждали своего часа подлинные сокровища книжного мира: «Майнцская Библия» 1462 года, второй печатный экземпляр Писания после знаменитой Библии Гуттенберга, первое издание «Лузиад» Камоэнса, датированное 1572 годом, и главное, «Registrum huius operis libri cronicarum cu(m) figuris et imagibus ab inicio mu(n)di», также известный под именем «Нюренбергской хроники», прославленное сочинение Хартмана Шеделя, возвестившего миру о наступлении новой эпохи в 1493 году, драгоценный фолиант, иллюстрированный гравюрами Альбрехта Дюрера. После обретения независимости Португалия потребовала вернуть коллекцию, однако бразильцы наотрез отказались. Дело удалось решить миром: Бразилия заплатила Лиссабону восемьсот реалов отступных.
В три часа по полудни, полный радужных надежд, Томаш вышел из ресторана и направился к зданию Национальной библиотеки на другой стороне площади. Поднявшись по высокой лестнице и войдя в подъезд, он наткнулся на сурового охранника, безмолвно указавшего на стойку для приема посетителей. За стойкой трудились четверо симпатичных и расторопных девушек.
— Добрый день, — поздоровался Томаш. Ему пришлось свериться с блокнотом, чтобы припомнить названное консулом имя. — Мне бы хотелось поговорить с Паулу Феррейрой де Лагоа.
— Вам назначено? — спросила одна из девушек, смуглянка с ясными зелеными глазами.
— Да, меня ждут.
— Ваше имя?
Португалец назвал себя, и секретарша сняла телефонную трубку. Через пару минут она вручила Томашу пропуск и велела подниматься на четвертый этаж. Посетитель послушно направился к лифтам. Там его вновь остановила охрана, на этот раз в лице крупной женщины в униформе, которая проверила пропуск и уже хотела отпустить посетителя с миром, но вдруг заметила у него в кармане блокнот.
— В читальном зале можно писать только карандашом, — сообщила женщина.
— Но у меня нет с собой карандаша…
— Ничего страшного. Карандаш можно попросить у библиотекаря в зале или купить в кафетерии, они там всегда есть.
Лифта долго не было; прошло несколько минут, прежде чем металлические двери раскрылись, и Томаш сумел втиснуться в забитую людьми кабину. Четвертый этаж оказался последним. Выйдя из лифта, Томаш оказался в просторном атриуме; вверх вели широкие мраморные ступени с надежными бронзовыми перилами, потемневшими от времени и прохладными на ощупь; за ними начинался сводчатый коридор. Оглядевшись, Норонья нашел дверь с табличкой «Дирекция» и решительно направился к ней; едва Томаш переступил порог, его охватил поток прохладного сухого воздуха от мощного кондиционера; за прохладой пришло бесконечное изумление. Томаш рассчитывал увидеть обычный кабинет, а оказался в большом зале. Вдоль стен по периметру помещения тянулся широкий балкон, на котором размещались шкафы и столы сотрудников; украшенный витражами стеклянный потолок свободно пропускал дневной свет.
— Добрый день, — обратился к Томашу молодой человек, сидевший за ближайшим столом. — Я могу вам помочь?
— Мне бы хотелось поговорить с директором.
Услужливый сотрудник направил Томаша к менеджеру по работе с читателями, стройной черноглазой мулатке, говорившей по телефону. Увидев посетителя, она тотчас прекратила разговор и положила трубку.
— Извините, сеньор, вы профессор Норонья?
— Так и есть.
— Я позову доктора Паулу, уверена, он будет рад вас видеть.
Мулатка направилась к длинному столу для совещаний, за которым сидели несколько человек, и вскоре вернулась в сопровождении высокого господина лет сорока пяти, с волнистыми светло-каштановыми волосами, изрядно поредевшими на макушке.
— Профессор Норонья, рад познакомиться, — прогудел он с улыбкой, протягивая руку. — Я Паулу Феррейра де Лагоа. Консул рассказал мне о вашей миссии. Я приказал поднять все заказы, которые делал профессор Тошкану. — Он кивнул ассистентке. — Селия, досье готово?
— Конечно, доктор, — ответила девушка, протягивая ему бежевую папку.
Директор библиотеки раскрыл папку, пробежал глазами содержимое и передал гостю.
— Прошу, профессор.
В папке были копии библиотечных формуляров, заполненных Тошкану несколько недель назад. Список книг вышел весьма примечательным: «Cosmographiae introductio cum quibusdam geometriae ac astronomiae priricipiis as earn rem necessariis, Insuper quatuor Americi Vespucii navigations», [16]напечатанная Мартином Вальдзеемюллером в 1507 году, «Narratio regionum indicarum per Hispanos quosdam devastatarum verissima», [17]изданное в 1598 году Бартоломе де Лас Касасом, «Epistola de Insulis nuper inventis», [18]которую в 1493 году представил королям Испании сам Христофор Колумб, «Об океанах и Новом Свете, в трех декадах» Петра Ангиерского; предпоследним в списке шел «Psalterium» Бернардо Джустиниани, изданный в 1516 году, одновременно с книгой Ангиерского, и «Новый Свет» Монтальбоддо 1507 года.
— То, что нужно?
— Да, — ответил Томаш задумчиво.
Сомнения португальца не укрылись от директора Национальной библиотеки.
— М-м-м… Да… Правда, кое-что кажется мне немного странным.
— Вот как?
Томаш передал Лагоа сложенные веером формуляры.
— Скажите, доктор, хоть одна из этих книг имеет отношение к Педро Алварешу Кабралу и открытию Бразилии?
Бразилец вчитался в указанные на бланках названия.
— Ну вот, — проговорил он. — В «Космографии» Вальдзеемюллера приводится одна из первых карт нового континента. — Он взял следующий формуляр. — О «Новом Свете» Монтальбоддо — первая книга, которая подробно повествует об открытии Америки. В 1507 году, когда ни один португалец еще не успел откликнуться на это событие. О «Новом Свете» — бесценный источник.
— Угу… — хмыкнул Томаш, довольный оборотом, который приняло дело. — А другие книги тоже связаны с Бразилией?
— Насколько мне известно, нет…
— Странно…
Повисло молчание.
— Не хотите посмотреть какие-то из этих книг?
— Да, — решил Томаш. — О «Новом Свете».
— Я попрошу, чтобы вас проводили в зал микрофильмов.
— Профессор Тошкану брал микрофильм?
Лагоа сверился с формуляром.
— Нет, оригинал.
— Тогда, если это возможно, я тоже предпочел бы оригинал. Для меня очень важно увидеть именно те документы, что побывали в его руках. Здесь все имеет значение, и пометки на полях, и даже сорт бумаги.
Я хочу попытаться взглянуть на эти книги глазами профессора и ничего не упустить. Бразилец кивнул своей помощнице.
— Селия, вели отыскать оригинал. — Он бросил взгляд на формуляр. — Сейф 1,3. Потом проводи господина профессора в секцию редких книг и проследи, чтобы все прошло, как полагается. — На прощание доктор сердечно пожал Томашу руку. — Господин профессор, я очень рад с вами познакомиться. Если вам понадобится что-нибудь еще, не стесняйтесь, обратитесь к Селии.
Лагоа вернулся к столу для совещаний, а мулатка, торопливо переговорив с кем-то по телефону, позвала Томаша за собой. Покинув атриум, они спустились по мраморной лестнице на один этаж; секция редких книг находилось в том же зале, что и дирекция, только не на балконе, а под ним. Слева от входа стоял огромный шкаф со множеством маленьких ящичков. К металлической ручке каждого ящика крепилась табличка с буквами: документы располагались в строгом алфавитном порядке. Мулатка провела Томаша к столу у противоположной стены, за стойкой персонала. На обтянутой бордовым бархатом столешнице лежали тисненный золотом коричневый томик и пара тонких белых перчаток. Селия подозвала библиотекаршу, круглую низенькую сеньору средних лет.
