– Вы лучше погуляйте немного, – сказал Популеску. – Нам придется применить более суровые меры.
Я потрясенно взглянул на Симониса, который, кивнув головой, посоветовал мне последовать совету Драгомира. Мы сели в углу. Несколько мгновений спустя послышались первые крики, за которыми последовала отрыжка Популеску. Очевидно, он собирался опрокинуть в горло следующую кружку.
– Полу-Азия, – покачав головой, сказал грек.
– Не думаю, что тут дело в этом, – заметил я. – Ты говоришь так, словно они ссыльные из Вест-Индии. Вот то настоящие дикари.
– Эти не лучше, господин мастер. Существует старая шутка из Понтеведро: стоит крестьянин у врат рая и может пожелать что-нибудь, только при условии, что его сосед, который еще жив, получит вдвое больше. «Тогда отнимите у меня один глаз», – со злой улыбкой сказал крестьянин. Видите, так относятся друг к другу эти люди из полу-Азии.
Судя по крикам Киприана, можно было предположить, что Популеску велел выколоть ему второй глаз.
– Поверьте мне, господин мастер, в тех землях человек живет! еще в естественном состоянии, – горячился грек. – Не обманывайтесь: в дикости стран, подобных Понтеведро, нет ничего райского или идиллического, это состояние глубочайшей темноты, душной, туманной, животной злобы, вечная холодная ночь, в которую не попадает ни луча образования, ни теплого дыхания человеческой любви. Там не царит ни ясный день, ни темная ночь, а только странные сумерки, которым не хватает ни нашей нравственности, ни варварства Турана, а есть только смешение того и другого: полу-Азия!
– Пока достаточно, – услышали мы слова Драгомира, обращенные к палачу. Когда мы приблизились, то увидели, что он поставил колено на живот паренька и собирался снова нанести удар.
Я был потрясен хладнокровием, с которым Драгомир Популеску, этот на вид невинный студент с двойной жизнью, натравил на бедного юношу берсерка. Было очевидно, что наш спутник не впервые приказывает избить кого-то. Только тот, кто принадлежит к миру преступности, подумал я, может так спокойно применять грубую силу. Мошенники, обманщики, сводники, шпионы и распутники. Симонис был не совсем прав: его товарищи могли называть себя студентами, но на самом деле они были не кем иным, как лишь любовниками высоких искусств и наук.
Казалось, сопротивление Киприана сломлено. Мальчик ла жал на полу, с нижней губы его стекала кровь, глаз заметно опух. Он что-то бормотал..
– Громче, – приказал Популеску и вылил пиво ему на голова Киприан молчал. По новому знаку Популеску Клаус как следует ударил его по ребрам.
Мальчик захныкал и перевернулся на бок.
– Не перегибаешь ли ты палку? – вмешался я.
– Ч-ш-ш! – зашипел на меня Популеску. – Итак, Киприан, что ты можешь сказать нам по поводу Золотого яблока? Мои друзья пришли сюда из-за тебя.
Киприан снова заговорил на своем языке, на этот раз чуть более громким голосом. Чтобы мы понимали, о чем он бормочет, Драгомир переводил. Время от времени он умолкал и требовал, чтобы мальчик повторил слова, которые из-за опухшей губы получались у него несколько нечетко.
– Все говорят о Золотом яблоке, оно является тайной любой власти. Все ищут его, но никто не знает, где оно находится. Однажды шейху Акшемседдину было видение в Константинополе: он узнал место, где похоронен Айууб, знаменосец пророка Мохаммеда, который умер во время победоносной осады города.
– Айууб! – понял Популеску и повернулся к нам, выражение лица у него было ликующим. – Это же то имя, которое упоминал Данило перед смертью! Значит, он знаменосец Мохаммеда, о котором мне рассказывала красавица брюнетка из кофейни…
Вместе с султаном Мехмедом и тремя мужчинами Акшемседдин три дня копал яму в том месте, которое явилось ему во сне. Наконец на глубине трех локтей они нашли большой зеленый камень, надпись на котором гласила: это могила Абу-Айууба аль-Ансари. Под камнем они обнаружили труп Айууба, завернутый в шафрановую плащаницу. Лицо его было так прекрасно, что казалось, он умер только что. В своей благословенной правой руке он держал мюру.
– Что? – перебил Симонис.
– Для обычных людей, – пояснил Киприан, – это всего лишь маленький круглый предмет, вроде печатей, которыми пользуются, чтобы выправить бумагу. Однако для того, кто благословен мудростью, она значит бесконечно больше: камень божественного происхождения с магическими свойствами.
– Может быть, эта печать и есть Золотое яблоко? – спросил я.
– Она образуется в голове змеи королевской крови, – продолжалось бормотание Киприана в переводе Популеску, – и на самом деле это солнечная материя. Ее защищают семь слоев кожи, которые опадают один за другим. Поэтому ее нужно хранить в темном месте и покрывать золотом. Если на нее падет хоть один луч солнца, она улетит в небесные сферы, навстречу родственной ей материи.
И это было еще не все. По рассказу несчастного мальчика, который то и дело хватался за больную голову, прежние императоры Византии, или Константинополя, как властители мира, носили в короне светящийся камень, взятый из сокровищницы Навуходоносора, основателя Вавилона. А тому этот камень передали святые Три Царя. Чтобы сохранить драгоценность с помощью магии, Навуходоносор велел нанести по всей своей империи множество знаков в форме змеи.
– Ибо космический город тоже был окружен змеей, подобием той, которая окружает весь мир, – пояснил Киприан.
Он рассказал, что Александр Великий, будучи в поисках источника жизни в стране вечного мрака, увидел на острие копья сверкающий камень. На Западе говорят, что этот камень привел его к вратам земного рая: на Востоке же мудрецы утверждают, что Александр и его визирь Сури попали в Медный город, который построил Соломон. А камень превратился потом в Золото яблоко.
– Минуточку, Драгомир, минуточку, я уже ничего не понимаю, – запротестовал я. Я чувствовал себя так, словно на меня обрушилась сильнейшая головная боль.
– Я ни слова не изменил в том, что сказал этот зеленый юнец, – принялся оправдываться Популеску, снова наливая себе кружку пива.
Мальчик, казалось, оправившийся от побоев, пояснил, что Хюма, райская птица, открыла Соломону источник драгоценного камня, именуемого мюра.
– В четвертом небе возвышается гора из золотого песка, на вершине которой расположен величавый дворец. Купол этого дворца состоит из каменных колец всех властителей, правивших миром после Адама. После того как они подчинили себе землю, они подверглись искушению завоевать и небо и захотели стать богами. И тогда пришел к ним ангел смерти и потребовал у них кольца назад. В куполе небесного дворца не хватает только последнего кольца, завершающего купол. Из него образовалась мюра.
Мы с Симонисом озадаченно смотрели на него. Рассказ Киприана был довольно запутанным, он противоречил сам себе.
– Мне кажется, что мюра – это гранат из статуи Мадонны в соборе Святой Софии, о которой рассказывал нам Коломан, – заметил Симонис.
– Но она может быть и золотым шаром, который Сулейман велел поставить на башню собора Святого Стефана, как говорил Ян Яницкий, – добавил Популеску.
– Давайте спросим его, как мюра попала к Айуубу, – предложил я.
– Она находилась в центре мира. Айууб украл ее, чтобы передать будущему султану и завоевателю, – последовал ответ Киприана.
– Центр мира – это, должно быть, Константинополь, – предположил Популеску, – поскольку речь идет о турецкой легенде.
– А где мюра теперь? – спросил я.
– Этого никто не знает.
– А сорок тысяч Касыма? Спроси его, знает ли он что-то о сорока тысячах.
Допрашиваемый неохотно пробормотал несколько слов.
– Он сказал: сорок тысяч мучеников кричат в пятницу, – перевел Драгомир.
– Но это нам и Данило говорил перед смертью, – вставил я. Киприана снова стали допрашивать.
– Точнее, они кричат в пятницу вечером. Больше он ничего не знает.
Последний ответ граничил почти что с глупостью и поверг нас в совершенное уныние.
– Спроси его, говорят ли ему что-либо слова «soli soli soli», – вдруг предложил я.