— Если только инженер не хочет сохранить свои идеи в секрете.

Карандаш Оккама завис в воздухе, пока он проверял, не упустил ли чего-нибудь в своем чертеже. Чтобы убедиться окончательно, он поднял за край верхний лист и что-то с досадой пробормотал себе под нос, заметив, что не перерисовал одну деталь оригинала. Он снова положил верхний лист на чертеж и стал поспешно исправлять ошибку.

— Готово, — объявил он.

— Пора уходить.

Оккам свернул копию и положил оригинал в ящик, в то время как я проверял, чтобы на полу не осталось тряпок. В этот момент я понял, что точно такие же грязные следы, которые я с рвением вытирал в комнате, были и на крыше. Если днем кто-нибудь выглянет из окна, то наверняка догадается о нашем визите. У нас не оставалось другого выхода, кроме как вытереть их на обратном пути. Оккам задул лампу, я распахнул ставни и, держа в руках ботинки, выбрался на крышу, которую, к моей радости, уже вымыл дождь. Переживая, как бы результаты труда Оккама не пошли насмарку, я шепотом сказал ему:

— Спрячьте чертеж получше.

Оккам последовал за мной, опустил окно и с помощью стамески поставил на место задвижку. Оказавшись на земле, мы надели ботинки и спрятали лестницу в прежнем месте. На этот раз была моя очередь выглядывать из-за угла и проверять, нет ли кого-нибудь поблизости. Наша предосторожность была не напрасной — в дверях сторожки я заметил темный силуэт. Лампа внутри дома отбрасывала длинные тени на землю перед дверью. Сторож смотрел в сторону верфи, но мы все равно вполне могли пробраться к лодке незамеченными. Однако я не хотел рисковать и решил подождать, пока он вернется в свое скромное жилище. Вскоре мое терпение было вознаграждено — сторож повернулся и зашел внутрь, на ходу застегивая ширинку. Этот неотесанный тип не захотел выходить под дождь и решил облегчиться прямо на пороге.

Начался прилив, наша лодка раскачивалась на волнах, натягивая веревку, которая была готова лопнуть в любой момент. Подтащив лодку к берегу, Оккам забрался в нее и сел на весла, а я оттолкнул лодку от берега. Шуршание дождя по воде напоминало звук отодвигаемой портьеры и прекрасно маскировало удары весел о воду. Вода текла с нас ручьями, но это неприятное ощущение с лихвой компенсировало чувство эйфории от успеха нашей операции. Возвращаясь на корабль с чертежом, я чувствовал себя как пират, плывущий в свою пещеру с сокровищами. Я вытащил из сумки грязные тряпки и бросил в реку. Комок из перепачканной ткани понесло по течению.

На корабле мы вытерлись и согрелись бренди. Последние несколько часов сделали свое дело, и теперь, после благополучного возвращения, я был рад переступить порог каюты. Здесь мне предстояло провести первую ночь на борту корабля Брюнеля «Великий Восток».

Меньше всего врач хочет оказаться пациентом в собственной больнице. Но именно это случилось со мной на следующий вечер после нашего приключения на верфи Рассела.

Все началось со жжения в горле и ощущения холода в груди, а привело к изнуряющему кашлю и сильному жару. Не нужно быть врачом, чтобы установить причину моего внезапного недуга. Я промок под дождем, пока плыл в лодке, отсутствие рубашки только усугубило ситуацию, и в результате заработал серьезный бронхит. Флоренс много раз приходилось сталкиваться с лихорадкой, поэтому она быстро распознала эти симптомы. Несмотря на мои протесты и стремление продолжить работу, меня вскоре отвели в палату. Большую часть жизни я провел среди больных, оставаясь при этом здоровым, и убедил себя в том, что выработал иммунитет против болезней, от которых обычно страдали люди. Однако самонадеянность стоила мне здоровья.

В течение восьми дней я пребывал в состоянии полузабытья. Ненадолго приходя в себя, я видел, как кто-то вытирает влажной тряпкой мой лоб и подносит к губам кружку с бульоном. В одно из таких пробуждений я открыл глаза и увидел стоявшую подле меня Флоренс.

— Я рада, что вы еще с нами, доктор Филиппс. — Она обращалась ко мне по фамилии, указывая на присутствие третьего лица. — К вам пришел посетитель. Сначала я не хотела пускать его, но, похоже, он выбрал подходящий момент. У вас кончилась лихорадка.

Я обернулся и увидел стоявшего у моей кровати Брюнеля; изо рта у него торчала сигара.

— Мне не разрешают здесь курить, — пробормотал он, — но я не понимаю почему: сигарный дым прекрасно дезинфицирует воздух.

Флоренс поправила мою подушку, пока я пытался приподняться. От напряжения я тут же почувствовал жуткую усталость.

— Рад вас видеть, Изамбард, — задыхаясь, проговорил я.

— Вы заставили нас поволноваться, но мисс Найтингейл сообщила мне, что самое худшее уже позади.

Флоренс положила прохладную руку на мой лоб и, кажется, обрадовалась, что ее выводы не оказались преждевременными.

— Теперь, когда жар спал, думаю, будет лучше перевезти вас домой.

— Полностью с вами согласен, мисс Найтингейл. Больница — слишком нездоровое место для человека в его состоянии, — со смехом поддержал ее Брюнель, а затем обратился ко мне: — Возможно, в следующий раз вы будете более тщательно выбирать одежду для ночных прогулок на лодке.

— Как Оккам?

— Держится молодцом и ждет, когда сможет разделить с вами плоды ваших трудов.

— Он оказался крепче меня, — заметил я, испытав легкий приступ жалости к себе. Я понял, что Брюнель хочет поговорить со мной наедине, и повернулся к Флоренс. — Мисс Найтингейл, не могли бы вы оставить нас на некоторое время?

— Хорошо. Но не слишком его утомляйте, мистер Брюнель, он еще болен.

Мой посетитель проводил ее взглядом, пока она выходила из палаты.

— Ваша медсестра — страшная женщина.

— Это точно.

Брюнель присел на край кровати, положив руки на шляпу, лежавшую у него на коленях.

— Мы не раз сталкивались с ней во время Крымской кампании.

— Да, конечно… вы ведь проектировали госпиталь для них, не так ли? Она привыкла отстаивать свою точку зрения.

— Можно сказать и так.

К сожалению, я был не в состоянии выслушивать воспоминания.

— Скажите, что привело вас сюда?

Брюнель слегка понизил голос.

— Оккам принес сегодня кое-что в мой офис.

— Не томите. Что это было?

Брюнель осмотрелся и нагнулся ко мне поближе, не желая, чтобы кто-нибудь услышал то, что он собирался рассказать.

— Так вот… — Но прежде чем он успел продолжить, мое тело затряслось от приступа кашля. Брюнель отложил в сторону шляпу и взял стакан с полки над моей кроватью. Вода помогла затушить бушевавший в груди огонь, и приступ стих, однако Флоренс услышала кашель и тут же оказалась рядом с моей кроватью.

— Мистер Брюнель, боюсь, вам придется уйти, — строго сказала она. — Доктору Филиппсу нужно отдыхать.

Брюнель мрачно кивнул и подобрал упавшую шляпу. Изможденное лицо выдавало, как сильно было подорвано его собственное здоровье.

— Я загляну, когда вам станет лучше, или, вероятнее всего, приду уже к вам домой. Там мы сможем спокойно обсудить наши дальнейшие действия.

Когда Брюнель ушел, я представил себе, как, покинув стены больницы, он тут же закурил очередную сигару.

— Должно пройти время, прежде чем вы окончательно поправитесь, — сказала Флоренс, поправляя сбитое одело. — А теперь спите. Я распоряжусь, чтобы завтра вас отвезли домой. — Она поцеловала свою ладонь и коснулась ею моего лба, прежде чем уйти.

На следующее утро я почувствовал себя уже немного лучше и на подгибающихся ногах добрался до ожидавшего меня экипажа. Флоренс обещала, что хотя бы раз в день будет проверять мое самочувствие или присылать ко мне медсестру. Следующие две недели я бездельничал и потихоньку поправлялся. Мне регулярно привозили продукты, и я прочищал легкие с помощью ингалятора. Через два дня я уже ненадолго мог вставать с кровати и ходить по квартире, накинув на плечи одеяло. Кашель постепенно проходил, однако время от времени приступы все же повторялись.