— О работе он и словечком не обмолвится. Не представляю, чем он занимается там, внизу.

По роду своей профессии Райан человек не суеверный — не носит при себе «счастливый» разводной ключ, не отказывается спускаться вниз в пятницу тринадцатого, но при этом никогда не теряет бдительности. Пока прочие трепались, Райан стоял в стороне и внимательно осматривал стены — нет ли где трещин. Затем он перешел в другой конец тоннеля, где еще дымился только что сваленный мусор. На глубине «кротам» попадаются порой самые разные вещи — ювелирные изделия, орудия убийства, вставные челюсти, шкатулки с монетами.

— В сточных тоннелях бегают крысы, — сказал Райан, — на такой глубине никого, кроме «кротов».

Он достал из кармана и развернул целлофановый пакет. Внутри оказался не завтрак, а пачка «Мальборо». Только Райан из всей бригады ухитряется работать в густой пылище, дымя сигаретой.

Помощники приволокли трехметровую лестницу и прислонили ее к груде мусора. Горящий кончик сигареты Райана начал перемещаться вверх — он лез по ступенькам.

— Давай сюда, — пригласил он меня и, когда я залез на верхнюю ступень, указал мне рукой на простиравшийся под нами тоннель: смотри, мол.

Десятка полтора темных человеческих фигур двигались внизу, и стоял неумолкаемый шум. Люди с грохотом крушили заступами скалу, взад-вперед двигались корзины, вспыхивали яркие, словно светлячки, искры. За пять месяцев, работая посменно по шестнадцать часов в сутки, «кроты» продвинулись всего на два городских квартала, от Двадцать девятой улицы до Тридцать первой. Присмотревшись, привыкнув к этому адскому освещению, я начал различать общий план тоннеля.

— Ну как, понравился наш собор? — усмехнулся Райан.

Позднее, уже стаскивая с себя сапоги в рабочем вагончике, он сказал мне:

— Знаешь, этим занимался еще мой дед. — Он постучал сапогами друг о друга, обивая грязь. — Он приехал сюда из Англии в 1922 году. Сначала работал на Голландском тоннеле, но, когда началось строительство тоннеля № 2, перешел туда. Второй тоннель оказался еще больше первого. Страшное дело, это я тебе говорю.

Строительство тоннеля № 2 началось в 1929 году. Расход воды со времени завершения строительства первого тоннеля увеличился на 140 миллионов литров в день, и перед городом встала необходимость создания нового проекта.

Вновь начали с акведука. Отвели воду из реки Делавэр (этот акведук с тех пор значится в Книге рекордов Гиннесса как самый длинный в мире). Опять пришлось сносить деревни, переносить с кладбищ останки и затоплять цветущие земли. Ник Райан, дед Джимми, был в ту пору высоким, широкоплечим, рыжие волосы, казалось, так и горели. Внешне Джимми похож на него, однако, по семейным воспоминаниям, дед был «дикарем» — и это еще мягко сказано. Хлестал вовсю виски — в то время спиртное еще разрешалось приносить в тоннель. Образования у него не было никакого, как, впрочем, и у большинства «кротов» того поколения. Рабочую силу составляли главным образом иммигранты, только что въехавшие в США из Ирландии, Италии и Вест-Индии. Никакой формы им не выдавали, они приходили на работу в своих единственных штанах и рубашках, бережно заматывая обувь пластиковыми пакетами.

Департамент водоснабжения пытался время от времени организовать рабочие лагеря, обучить грамоте хотя бы детей. Эти «орды чужаков» изрядно досаждали коренным жителям.

Сохранились черно-белые фотографии: Ник с приятелями позируют в тоннеле, готовую обрушиться скалу удерживают над их головами лишь две-три небрежно установленные балки. Даже каски у Ника на голове нет, скорее что-то вроде ковбойской шляпы. Сохранился протокол одного из первых собраний местного комитета, к которому принадлежал Ник. Постановили: запретить брать с собой оружие.

«Даже в пору Великой депрессии мало кто соглашался на такую работу, — вспоминал один из шахтеров, состоявший в том же профсоюзе, что и Ник. — Спуститься под землю, целый день махать там заступом, а потом еще и работать под давлением, в камерах со сжатым воздухом. Мы были крепкие ребята, очень крепкие, и начальниками у нас могли быть только такие же. Чтобы могли приказать: «Делай что сказано или убирайся к черту». Так что выживали только самые выносливые».

Ник Райан оказался из числа выносливых — он выдержал и боли в груди, и переломы конечностей, и кровотечение из носа, и кессонную болезнь — последствие декомпрессии. В 1937 году, поскольку семье требовался дополнительный заработок, Ник взял с собой вниз восемнадцатилетнего сына.

— Да, мой отец научился выживать под землей, — подытоживает Джимми Райан.

— В основном это была семейная профессия, — подтверждает другой «крот», чей отец работал вместе с Джо Райаном. — Отцы приводили сыновей, старшие братья — младших, кузенов, дальних родственников. Вообще, тут тебя никто не спрашивал, из каких ты — хоть в тюрьме сидел. Работай — и будешь наравне со всеми в этой дыре.

Джой Райан, не такой высокий и плечистый, как отец, звался среди своих Рыжиком, но темперамент у него был будь здоров. Вероятно, не так-то легко было смириться с необходимостью отказаться от спортивной стипендии в университете Уэйк-Форест и вкалывать под землей, помогая отцу.

После смерти отца в 1958 году Рыжик недолгое время поработал на бензоколонке, но вскоре вернулся в привычную среду — под землю.

К 1950-м годам потребность города в «чистой и здоровой воде» сделалась совсем уже катастрофической. На сей раз это было вызвано не ростом населения и даже не периодическими засухами — опасность пришла оттуда, откуда не ждали. Несколько инженеров в 1954 году спустились (об этом большинство жителей города и не подозревало), чтобы перекрыть на время водоток в тоннеле № 1. Они хотели проверить, не нуждается ли тоннель в ремонте после полувека эксплуатации.

— Прикиньте, в каком состоянии будут ваши краны и трубы после всего лишь десяти лет эксплуатации, — рассуждал Кристофер Уорд. — А тут — не один десяток.

На дне шахты из тоннеля торчала длинная медная ось с вращающимся колесом. С помощью этого устройства предполагалось управлять двухметровым клапаном внутри трубы, но, когда инженеры попытались повернуть маховик, он лишь дрожал и скрипел, но не поворачивался.

— Столько лет под таким давлением, — вздохнул Уорд.

— Инженеры отступились: нажми на чертову штуку посильнее, она и сломается, — подхватил Ричард Фицсиммонс-младший, бизнес-менеджер профсоюза «кротов».

Десятилетия понадобились на то, чтобы построить величайшую в мире систему водоснабжения, а теперь вдруг в ней обнаружилось слабое место, один-единственный изъян, и организм, казавшийся вечным, предстал уязвимым и хрупким.

— Народ до чертиков напугался, — вспоминал Донг Грили, инженер, отвечающий за водоснабжение. — Не было никакого способа перекрыть воду в тоннеле, а значит, не было и возможности проникнуть в него, осмотреть, заделать щели, чтобы быть уверенным, что стены завтра-послезавтра не прорвет.

К концу 1960-х власти решились: что-то надо делать.

— Одному из двух наших тоннелей сравнялось уже семьдесят лет, а мы не могли подступиться к клапанам, — рассуждал Эд Кох, бывший в ту пору конгрессменом.

Порой, как он вспоминал, «непонятно было даже, где находятся сами клапаны». Позднее Кох трижды переизбирался на должность мэра и постоянно говорил: «Можно обойтись даже без еды, но без воды обойтись невозможно».

И вот холодным январским утром 1970 года было официально положено начало строительству третьего тоннеля, которому предстояло заменить обоих своих предшественников. Строительство планировалось в четыре этапа, с тем чтобы тоннель протянулся на сто километров, от бассейна в Йонкерсе через Бронкс и далее к южной оконечности Манхэттена, а оттуда в Бруклин и Квинс.

Предусмотрено было и строительство очередного подземного акведука, но самое главное, предстояло установить тридцать четыре специально разработанных клапана — не из меди, а из нержавеющей стали и на более короткой оси, чем прежние: такие смогли бы выдерживать повышенное давление.