Но вот что было любопытно: после убийства Крис заявил: «Я продам японский кинжал на интернет-аукционе». Точно так же с аукциона был продан по Интернету мобильный телефон Янишевского. А это уж никак нельзя считать простым совпадением.

Вроблевский дошел до того места в книге, где Крис признается также в убийстве мужчины. Очередная подружка скептически отозвалась о его бесконечных «мифокреациях», на что Крис ей сказал: «В чем именно ты сомневаешься? В том, что десять лет назад я прикончил мужика, который домогался меня?» По поводу этого убийства он добавляет: «Все принимают это за вымысел. Что ж, тем лучше. Возможно, так оно и есть. Черт побери, порой я уже сам себе перестаю верить».

В литературе постмодернизма и словесных выкрутасах Вроблевский ничего не смыслил. Он верил только неопровержимым доказательствам: либо ты убил человека, либо нет. Своей задачей он считал не болтовню, а собирание улик и на их основании раскрытие истины.

Но Вроблевский тем не менее считал, что для поимки и уличения преступника не помешает разобраться и в тех социально-психологических факторах, которые его сформировали. Если Бала убил Янишевского или был как-то замешан в этом преступлении — а теперь полицейский уже полагал его главным подозреваемым, — то Вроблевский считал необходимым на время самому как бы влезть в шкуру такого постмодерниста.

Сотрудники его следственного отдела были немало озадачены, когда Вроблевский сделал с романа копии и роздал каждому по главе с приказом искать малейшие намеки, любые зашифрованные совпадения с реальностью.

Поскольку Бала жил за границей, Вроблевский попросил коллег не предпринимать никаких шагов, которые могли бы насторожить автора книги: ведь если Бала сам не приедет в Польшу повидаться с родными, у польской полиции не будет шансов поймать его.

Поэтому было решено до поры до времени не допрашивать никого из близкого окружения Балы. Вместо этого Вроблевский и его товарищи рылись в общедоступных документах и беседовали с дальними знакомыми подозреваемого, подробно изучая его биографию и психологию. Все это они затем сопоставили с его персонажем — Крисом.

Вроблевский отмечал совпадения: Бала и его альтер эго с энтузиазмом изучали философию; обоих покинули жены; оба обанкротились, занявшись бизнесом. Наконец, оба много путешествовали, а пили еще больше. Вроблевский обнаружил, что Бала был однажды задержан полицией. Он поднял отчет о задержании, и ему показалось, будто он перечитывает страницы из «Амока». Приятель Балы Павел, задержанный вместе с ним, дал в суде такие показания:

— Кристиан зашел ко мне вечером, принес бутылку. Мы начали пить. Пили до рассвета. Когда выпивка закончилась, мы пошли в магазин за новой бутылкой. На обратном пути проходили мимо церкви, тут-то и родилась эта дурацкая идея.

— Какая идея? — спросил судья.

— Мы зачем-то зашли в церковь, увидели там статую святого Антония и прихватили ее с собой.

— Зачем?

— Нам хотелось заполучить третьего для компании. Потом Кристиан сказал, что мы, должно быть, были не в себе.

В романе, когда Криса и его приятеля арестовывают прямо под статуей святого Антония, Крис говорит: «Нам грозила тюрьма. Я не чувствовал себя преступником, но стал им. А мне случалось в жизни творить дела куда хуже и без каких бы то ни было последствий».

По мнению Вроблевского, «Амок» был как бы «дорожной картой» преступления, однако начальство пока не готово было с ним согласиться.

Чтобы лучше понять Балу, привлекли психолога-криминалиста и поручили ей проанализировать характер его персонажа. В отчете она написала: «Крис — эгоцентрик с огромными интеллектуальными способностями. Он считает себя интеллектуалом, однако в его поведении обнаруживаются явственные признаки психопатии. Людей он презирает, считая всех ниже себя по умственному развитию, манипулирует ими в собственных целях и ни перед чем не отступится ради удовлетворения своих потребностей. Если бы такой человек существовал в действительности, а не был литературным персонажем, его личность определялась бы завышенным, нереалистичным представлением о собственной ценности. Возможно, эта личность сформировалась в результате психологических травм, неуверенности в себе как в мужчине… Возможно, из-за гомосексуальных наклонностей, которые при этом были для него неприемлемы». Психолог также отметила такие совпадения между персонажем и автором, как развод с женой и философские рассуждения, но предупредила: подобного рода совпадения «для писателей обычное дело. Проводить анализ личности автора, основываясь на его персонаже, было бы грубой натяжкой».

Вроблевский и сам понимал, что сюжет книги не привлечешь в качестве доказательства, понадобятся улики. Пока же у него, как и в начале расследования, имелся лишь один конкретный факт, связывавший Балу с Янишевским: тот самый сотовый телефон.

В феврале 2002 года в телепередачу «997» включили эпизод, посвященный убийству Янишевского. (В Польше передача «997» — по номеру срочного вызова полиции и «Скорой помощи» — подобно американской программе «Разыскиваются полицией» старается привлечь внимание публики к расследованию загадочных преступлений.) После передач на сайте программы появлялись очередные сведения о ходе расследования и общественность просили помочь властям.

В этот раз на сайте оставили сообщения сотни людей, некоторые из весьма отдаленных стран — из Штатов, Японии, Южной Кореи, — однако ни одной существенной зацепки полиция не получила.

Вместе с экспертами телепрограммы Вроблевский попытался установить, не продавал или не покупал ли Бала что-то на интернет-аукционе под тем же ником ChrisB[7], и тут их ждало интересное открытие: 17 октября 2000 года, за месяц до похищения Янишевского, Бала выбрал на том же аукционе полицейский учебник: «Повешение — случайность, самоубийство и убийство». В этом учебнике говорилось, в частности: «Повесить взрослого, физически здорового человека почти невозможно даже нескольким людям вместе, если этот человек находится в сознании и сопротивляется». Кроме того, там объяснялось, каким образом следует затягивать петлю.

Через аукцион Бала не смог купить учебник, и оставалось невыясненным, удалось ли ему приобрести его другим путем. Но в глазах Вроблевского сама попытка раздобыть подобную информацию была доказательством заранее обдуманного намерения. И все же, чтобы добиться судебного приговора для Балы, Вроблевскому требовалось что-то поубедительнее косвенных улик, сколько бы их ни накопилось: ему требовалось признание.

Бала все еще жил за границей, подрабатывал, публикуя заметки в журналах о путешествиях, преподавая английский и дайвинг. В январе 2005 года, во время пребывания в Меланезии, он послал другу электронное послание: «Пишу тебе из рая».

Наконец осенью стало известно, что Бала возвращается в Польшу.

«Около 2.30 дня, выйдя из аптеки на улице Легничка в Чойнове, я подвергся нападению троих мужчин, — напишет позднее Бала в своем заявлении, объясняя, что случилось с ним 5 сентября 2005 года вскоре после возвращения в родной город. — Один из них сдавил мне горло так, что я не мог вздохнуть, а другой тем временем надел наручники».

Нападавшие, по его словам, были высокими и крепкими парнями с короткой стрижкой — Бала якобы принял их за скинхедов. Не представившись, не объяснив, за что и почему они его схватили, запихали в темно-зеленый фургон и надели на голову черный пластиковый пакет. «Я ничего не видел, — продолжал Бала, — а они еще велели мне лечь лицом вниз на пол автомобиля».

Бала утверждал, что по дороге мужчины с короткой стрижкой продолжали его избивать и орали: «Дерьмо! Хрен собачий! Пся крев!» Потом он услышал, как один из них сказал в мобильник: «Да, босс, мы взяли ублюдка. Живой. Что теперь? На сборном пункте? А как насчет денег? Получим сегодня?»

По словам Балы, он решил, что эти люди принимают его за богача, поскольку он жил за границей и написал книгу, и что теперь с него потребуют выкуп. «Я пытался объяснить им, что денег у меня нет», — рассказывал Бала, но всякий раз, стоило ему открыть рот, его принимались жестоко избивать. Наконец машина остановилась, по-видимому, где-то в лесу. «Можем прямо тут выкопать могилу и зарыть придурка», — сказал кто-то из захватчиков. Бала с трудом дышал в пластиковом пакете. «Я подумал, что тут-то мне пришел конец, — рассказывал он позже, — но они вернулись в машину и поехали дальше».