Уиллингэм написал письмо родителям. Прежде чем обрушить на них эту новость, он попросил их сесть. «Я очень люблю вас обоих», — писал он.
Оставалась последняя надежда: просить о помиловании губернатора Техаса, республиканца Рика Перри. Американский Верховный суд называл эту льготу «дополнительной страховкой нашей системы исполнения наказаний».
В январе 2004 года доктор Джеральд Херст, известный ученый и следователь по делам о поджогах, получил файл со всеми уликами, собранными по делу Уиллингэма. Инициатива исходила от Элизабет Джилберт: вместе с одним из родственников Уиллингэма она, услышав о репутации Херста, обратилась к нему за помощью. Им удалось убедить Херста заняться этим делом без гонорара, и Ривз, адвокат Уиллингэма, переслал Херсту все документы в последней надежде найти какие-то зацепки для прошения о помиловании.
В подвале своего дома в Остене, который служил ему лабораторией и рабочим кабинетом и был битком забит микроскопами, схемами законченных и незаконченных экспериментов и другим, понятным лишь ему одному «барахлом», Херст открыл папку с документами и заглянул в лежавшую наверху бумагу.
Выглядел этот специалист по пожарам своеобразно: ростом он был под два метра, но сутулился так, что казался намного ниже; длинные седые волосы заслоняли худое длинное лицо. Одевался он по обыкновению в черные туфли, черные носки, черную футболку и черные штаны на черных же подтяжках. Во рту — всегда табачная жвачка.
Ребенок-вундеркинд, сын бедного арендатора, росший в пору Великой депрессии, Херст все детство провел, копаясь на пустырях с промышленными отходами: разыскивал магниты, медную проволоку и тому подобное барахло и собирал из них радио и другие приборы.
В начале 1960-х он получил в Кембридже докторскую степень по химии. В этом университете он проводил эксперименты с фтором и взрывчатыми веществами, отчего однажды его лаборатория сгорела. Позднее Херст возглавлял исследовательские группы различных американских компаний, занимавшихся изобретением и изготовлением нового оружия. Он придумывал ракеты и всякого рода бомбы — «богомерзкие штуки», как он сам их называл.
Херст стал одним из членов команды, запатентовавшей «самое мощное в мире неядерное оружие» — так называли, и в общем-то без преувеличения, астролитовую бомбу. Херст экспериментировал с самыми смертоносными токсинами, так что в лаборатории ему приходилось надевать нечто вроде лунного скафандра. И все же, очевидно, несмотря на все меры предосторожности, какому-то воздействию ядов он все же подвергался: в 1994 году печень ученого отказала, и ему понадобилась трансплантация.
Работая, как он выражался, «на стороне поджигателей», Херст добавил в напалмовые бомбы астролит и научил десантников во Вьетнаме пускать в ход подручный материал, в том числе куриный навоз и сахар, для изготовления взрывчатки. Он также усовершенствовал взрывающиеся футболки, пропитав ткань нитратами.
Однако настал момент, когда в ученом заговорила совесть. «Приходит день, когда ты задаешь себе вопрос: какого черта я все это творю?» — рассказывал Херст.
Тогда он ушел из военной индустрии и принялся за разработку более «гуманных» вещей. Он изобрел баллон из майлара, улучшенную версию жидкой бумаги и Kinepak — взрывчатое вещество с пониженным риском случайной детонации.
К уникальному опыту Херста во всем, что касается взрывов и пожаров, нередко обращались втянутые в гражданские иски компании с просьбой определить причину возгорания, и в 1990-е годы Херст стал признанным экспертом также и в этой области. Теперь он уделял значительную часть своего времени гражданским и уголовным делам о поджогах.
Ознакомившись с методами провинциальных и даже федеральных следователей, он пришел в ужас: выяснилось, что многие имели образование лишь в пределах школьного. В большинстве штатов следователи по делам о поджогах для того, чтобы получить государственный сертификат, обязаны были всего лишь пройти сорокачасовой курс по специальности и сдать письменный экзамен; большую часть своих знаний такой следователь приобретал на практике, от «старичков», которые охотно делились опытом, перечисляя всевозможные «безусловные доказательства» — доказательства, достоверность которых была опровергнута еще исследованием 1977 года.
В 1992 году Национальная ассоциация защиты от огня, которая занимается пропагандой и распространением мер по предотвращению и тушению пожаров, опубликовала первое научно обоснованное руководство по расследованию поджогов. Однако для большинства следователей работа все еще оставалась скорее искусством, чем наукой: они упорно верили исключительно в свой опыт и интуицию. А в 1997 году Национальная ассоциация следователей по делам о поджогах подала даже ходатайство с требованием не применять к своим членам решение Верховного суда от 1993 года, согласно которому эксперты, выступающие на суде, должны придерживаться научно обоснованных методов! В этом прошении утверждалось, что работа следователей по делам о поджогах «не может быть вполне научной». К 2000 году, когда все судебные инстанции отвергли это оригинальное ходатайство, следователи по делам о поджогах вынуждены были сделаться более «научными», однако на практике многие из них по-прежнему полагались на поколениями отработанные подходы и все еще применяли множество непроверенных методов.
— Для них все было просто, — рассказывал мне Херст. — Если пожар выглядит как поджог, значит, это и есть поджог.
Сам он неукоснительно придерживался принципа «опираться только на научную базу, иначе это попросту охота на ведьм, а не следствие». В 1998 году Херст расследовал дело женщины из Северной Каролины по имени Терри Хинсон: ее обвинили в умышленном поджоге, в результате которого погиб ее полуторагодовалый сын. Ей грозил смертный приговор.
Херст провел ряд экспериментов, воссоздал условия, в которых произошло возгорание, и доказал, что причиной трагедии стал не поджог, как считали следователи, а неисправная электропроводка на чердаке. Благодаря усилиям Херста Терри Хинсон оправдали.
Это был далеко не единственный его успех. Джон Лентини, тоже специалист по пожарам и поджогам и автор наиболее авторитетного учебника для следователей по такого рода делам, называл Херста «абсолютно блестящим». Государственный прокурор штата Техас в интервью для «Чикаго трибюн» высказался с присущей всем, кто занимается поджогами, наивной верой:
— Если Херст скажет, что это поджог, значит, это и есть поджог; если скажет, что поджога не было, — значит, не было.
От запатентованных изобретений Херст получал вполне достаточный доход, чтобы не думать о заработке и работать над делами о поджогах бесплатно — месяцами, порой даже годами. Но в этот раз ему пришлось поторопиться: документы по делу Уиллингэма попали ему в руки всего за несколько недель до того дня, на который была назначена казнь.
Просматривая отчет по делу, Херст сразу же обратил внимание на заявление Мануэля Васкеса, заместителя начальника пожарной охраны штата. Васкес утверждал, что ему пришлось расследовать от дюжины до пятнадцати сотен пожаров и «почти все они» оказались поджогами. Необычно большой процент: в среднем Техасское управление пожарной охраны признает поджог примерно в половине случаев.
Удивило Херста и заявление Васкеса, что дом Уиллингэма «сгорел быстро и ярким пламенем» из-за присутствия горючей жидкости. Следователи по делам о поджогах из года в год и из десятилетия в десятилетие твердили в судах, что именно присутствие горючей или взрывчатой жидкости вызывает наиболее высокую температуру горения, однако эта теория давно была опровергнута: эксперименты подтвердили, что обычный костер и костер, облитый бензином, горят практически с одинаковой температурой.
Еще одним доказательством преступления Васкес и Фогг считали тот факт, что алюминиевый порог входной двери расплавился. «Подобная реакция могла произойти только при наличии катализатора», — утверждал Васкес. Но Херст опять-таки сомневался: даже дрова в очаге могут создавать жар до двух тысяч градусов по Фаренгейту (1100 по Цельсию), что существенно превышает точку плавления алюминиевых сплавов — от тысячи до тысячи двухсот по Фаренгейту (от 550 до 700 по Цельсию).
