Ближайшая дорога заканчивалась в Хомере, в восьмистах морских милях восточнее.

— Что Иона там делает?! — воскликнул Ноа, воздевая руки к небу.

Сара пожала плечами. Они сложили карту и молча продолжили свой путь.

После Никольского они не получили от Ионы ни одной открытки. Сара все равно продолжала писать, веря, что ей просто не везет, но шли месяцы, сменялись почтовые отделения, а в эфире царила тишина.

Молчание Ионы можно было объяснить несколькими причинами. Самая правдоподобная: хрупкое волшебство, охранявшее корреспонденцию, истощилось; число писем, коими они обменялись за все эти годы, достигло несовместимости с непреложными законами теории вероятности, и эти законы просто восторжествовали.

Однако Ноа был упрямым шестилетним кочевником, и его не волновали какие-то там непреложные законы. Пока Дедушкапоглощал километр за километром, он, не сводя глаз с горизонта, пытался представить, что же Иона делает в Никольском, и настроение у него было далеко не веселым. Должно быть, Иона сильно увлечен какой-нибудь алеутской девушкой и старается начать новую жизнь, забыв обо всех своих прежних обязательствах. Ноа вообразил кучу узкоглазых сводных братьев и сестер, маленьких, грязных деревенщин, вероятно всецело завладевших вниманием его отца.

Он непрестанно предлагал Саре неожиданно навестить Иону и поймать его с поличным. Зачем возвращаться в Медисин-Хат? Почему бы не свернуть на Аляска-Хайвей, добраться до Анкориджа, а оттуда — на пароме до Никольского?

Каждый раз Сара отделывалась уклончивыми ответами. Когда Ноа требовал объяснить причину, она заявляла, что Иона уже покинул Никольское, а иногда заходила так далеко, что даже уточняла: мол, он уплыл во Владивосток или улетел в Фэрбенкс. Однако чаще всего она ничего не говорила и включала радио, притворяясь, что не слышит сына.

Проницательный Ноа подозревал, что мама просто трусит — тяжелый случай, хроническая неспособность приблизиться к океану. Он попробовал подтвердить свой диагноз с помощью искусного допроса.

Бывала ли она в Ванкувере?

Ей не интересен Ванкувер.

Случалось ли ей покидать центр страны?

Не видела для этого причин.

Не хотелось ли ей посмотреть, что скрывается за Скалистыми горами?

Сара равнодушно ответила: мол, какой смысл, если все можно узнать из дорожных карт, а впрочем, и это совершенно неинтересно. Ноа, давно исчерпавший возможности Дедушкиногобардачка, решил задать вопрос в лоб:

— Ты никогда не хотела увидеть Тихий океан?

Сара с радостью ответила: нет, ей никогда не хотелось дышать воздухом, пропитанным вонью от какашек чаек и гниющих водорослей. В ответе — ловком смешении презрения и безразличия — послышалась плохо скрытая паника.

Ноа покачал головой. И вычеркнул Никольское со своей крохотной внутренней карты.

Время неуклонно катилось вперед в океаническом ритме, задаваемом Дедушкой.Казалось, ничего не меняется, кроме, пожалуй, ржавого узора на боках «бонневиля» 1966 года. Сара сидела за рулем, Ноа подрастал, а трейлер, словно проклятый, носился по замкнутому кругу. В июле его видели около Лесного озера на границе провинции Онтарио; в канун Рождества он был нечаянно замечен в южной Альберте на пустой автостоянке у магазина «Пипл»; в марте попал в снежный буран на парковке для грузовиков на дальнем, северном краю озера Виннипегосис; в мае пересекал южный Саскачеван. В июле он снова оказался на Лесном озере, вернувшись к пункту отправления с миграционной пунктуальностью кашалота.

Ноа не завел ни одного друга — неприятный, но неизбежный выбор. Когда трейлер проносился мимо очередного школьного двора, он хмуро смотрел на толпу потенциальных приятелей. Их были сотни по другую сторону забора из проволочной сетки. Они играли в баскетбол, обсуждали учителей, сбивались в кучки, чтобы тайком выкурить сигаретку. Некоторые жадно глазели на дорогу. Старый серебристый трейлер странным образом притягивал их, как монгольская орда, галопирующая по окраине большого города. Вцепившиеся в сетчатый забор заключенные завидовали кочевникам.

Ноа подумывал, не выброситься ли из окна.

Он не верил в славную автомобильную мифологию Северной Америки. Он считал, что дорога — просто узкое ничто, пустое место, ограниченное и с правого, и с левого борта реальным миром, увлекательным, недоступным, невообразимым. И самое главное: дорога не имела никакого отношения к Приключению, Свободе или Отсутствию домашнего задания по алгебре.

Каждую осень Сара покупала соответствующие учебники. Ноа запирался в трейлере и ревностно учился, веря в то, что в алгебре и грамматике воплощена его единственная надежда когда-нибудь войти в реальный мир.

С того памятного дня, как они получили открытку из Никольского, прошло двенадцать лет. Теперь Ноа было восемнадцать — пришла пора покинуть трейлер. Он ждал только результатов экзаменов из Департамента образования Манитобы, чтобы приступить к воплощению плана побега. Получив аттестат об окончании средней школы, он отправится в университет.

Выбор области изучения волновал его гораздо меньше, чем местоположение университета. О Виннипеге или Саскатуне не могло быть и речи; Ноа хотел выбраться из бардачка и перепрыгнуть через горизонт. Только вот какой горизонт?

Юг? Соединенные Штаты его не интересовали.

Север? Неосуществимый вариант, поскольку никто не планировал открывать университет на Баффиновой Земле.

Запад? Испещренный дырами Запад был таким же просвечивающим и засаленным, как дорожные карты в бардачке. Запад был его отцом, тем далеким и загадочным человеком, который жил в алеутском племени на затерянном в Беринговом море острове, питался сырым лососем и согревал юрту овечьим кизяком — не самый лучший пример для подражания.

Итак, Ноа собрался на восток.

Тайком от матери он написал в Монреальский университет. Регистрационные бумаги прибыли через неделю в почтовое отделение Армады до востребования.

Ноа боялся делиться своим планом с матерью. Он предчувствовал обличительную речь: Монреаль — порт, ворота залива Святого Лаврентия, огромный безумный город — морское чудовище, пожирающее людей, ни больше ни меньше. На самом деле все получилось совсем иначе. Равнодушно поджав губы, Сара посмотрела, как Ноа разрывает конверт, и пробормотала одно-единственное слово:

— Остров.

Не желая тратить энергию на бесполезные возражения, Ноа удалился в трейлер изучать содержимое конверта, особенно справочник учебных программ, толстый атлас различных профессий. Ноа стал искать прикладное кочевничество или международное бродяжничество — единственные сферы, в которых, по его ощущениям, он мог проявить определенные способности, но ничего такого не нашел. Приходилось выбирать из того, что ему предлагалось.

Ноа решил проштудировать справочник от корки до корки, от серьезных наук до ценологии; и между делом понять сущность абиссометрии и механической обработки результатов опроса общественного мнения в прикладном меркантилизме. От этого занятия его очень быстро стало клонить ко сну, и он задремал, уткнувшись лицом в справочник.

Час спустя Ноа вынырнул из забытья; его подташнивало, голова кружилась. Он растерянно огляделся, пытаясь осознать, где находится. Чайник продемонстрировал его искаженное отражение. Видимо, в университете использовали для штемпелей дешевые чернила. В самом центре лба Ноа отпечаталось загадочное слово: археология.

Ноа пожал плечами и решил не спорить с судьбой.

Когда Сара в конце концов выползла из своего спального мешка, туман слегка приподнялся, а Ноа накрыл стол для завтрака. Они едят молча, окутанные гербицидными парами, поднимающимися из ирригационной канавы. Ноа без особого аппетита откусывает от своего тоста с медом и откладывает его практически нетронутым. Сара довольствуется двумя чашками обжигающего чая.

Завтрак заканчивается неожиданно. Сара, словно у нее вдруг возникли срочные дела, сгребает баночку с медом и чайник, складывает столик.