Ник покачал головой. Он хотел сказать Нухаеву, что всегда ненавидел людей, которые говорят загадками (это была одна из причин, почему он не стал христианином), но он подавил в себе это желание. Он устал, и все тело у него болело.

— Хироси Накамура, нанимая тебя, знал, что ты, возможно, сумеешь раскрыть это убийство, которое оказалось не по зубам ни американским агентствам, ни японским, ни его собственным людям, — сказал старый дон. — Почему так, Ник Боттом?

Ник задумался — всего на секунду.

— Это, видимо, как-то связано со мной, — ответил он. — С моим прошлым, я хочу сказать. Может быть, я что-то знаю. С чем-то сталкивался, будучи копом… с чем-то таким.

— Да. Это как-то связано с тобой. Но не обязательно с тем, что ты узнал, будучи детективом, Ник Боттом.

Дон некоторое время назад вытащил из ящика стола предмет, похожий на крышечку от майонезной банки, и теперь стряхивал туда пепел. Крышечка была почти полна.

«Настоящую пепельницу я мог бы использовать как оружие», — пришла Нику в голову глупая мысль.

— Значит, с моим прошлым, — сказал Ник и покачал головой. — Бессмыслица.

— С тем, кого ты подозреваешь в причастности к убийству, — подсказал Нухаев.

— Да.

— И кого же?

— Убийцы связаны с одним из японских… как их? Даймё. Другие японские феодалы-промышленники, каждый из которых хочет быть сёгуном.

— Тебе известны ведущие кланы внутри кэйрэцу? — спросил Нухаев.

— Да. Я знаю их названия.

Ник знал названия и до того, как Сато перечислил их по пути в Санта-Фе. Зачем Сато сделал это? Что замышлял этот сукин сын?

— Вот семь семейств даймё и кланов кэйрэцу, заправляющие всем в нынешней Японии: кэйрэцу Мунэтака, Морикунэ, Омура, Тоёда, Ёрицуго, Ямасита и Ёсияке, — сказал Ник.

— Нет, — жестко отрезал Нухаев, без шутливости или напускного дружелюбия.

— Нет? — переспросил Ник.

Это были общеизвестные сведения. Так обстояло дело даже в те времена, когда он занимался расследованием убийств и весь его отдел искал убийцу Кэйго Накамуры. Возможно, Сато и солгал ему, но…

— Кэйрэцу превратились в дзайбацу, — пояснил дон. — Это уже не связанные друг с другом, принадлежащие кланам промышленные конгломераты, как кэйрэцу в конце двадцатого века. Это снова дзайбацу — принадлежащие кланам, спаянные воедино конгломераты, которые помогают одержать победу в войне и руководят правительством, как в первой японской империи сто лет назад. И есть восемь ведущих даймё во главе кланов дзайбацу, вот они и руководят Японией. Не семь, Ник Боттом, а восемь. Восемь влиятельных людей, которые хотят стать сёгуном.

— Накамура, — сказал Ник, называя восьмого супердаймё. Что, дон умника из себя строит или эта поправка имеет какой-то смысл?

— И денверская полиция, и ФБР полагали, что убийство Кэйго Накамуры связано не с местными подозреваемыми, ничтожествами, которых я допрашивал, а с политикой и соперничеством группировок внутри Японии, — продолжил он. — Мы просто слишком мало знали об этой политике и об этом смертельном соперничестве, а потому не могли сделать достоверных выводов. Беседы с мистером Накамурой и другими нисколько не помогли. Эти кэйрэцу… или, как ты говоришь, опять дзайбацу… в современной Японии фактически стоят выше закона. Или, вернее сказать, в современной феодальной Японии, так что японская полиция тоже ничем не помогла.

Дон Кож-Ахмед Нухаев снова улыбнулся своей зубастой и, в общем-то, невеселой улыбкой и стряхнул пепел в крышку от майонезной баночки.

— Ты даже не знаешь, кто такой Хидэки Сато, Ник Боттом?

— Глава службы безопасности мистера Накамуры, — сказал Ник, готовый подыгрывать ему, лишь бы выудить побольше информации из этого себялюбца.

Нухаев тихонько рассмеялся.

— Он профессиональный убийца и глава собственного семейства даймё — одного из сорока главных семейств даймё в сегодняшней Японии. Возможно, он тоже стремится стать сёгуном. Ты слышал о Тайся-но Си?

— Нет, — ответил Ник.

— Это означает «Полковник Смерть». Помнишь Сун-Цзинь?

— Что-то не очень. Постой… китайская актриса, которая лет восемь назад стала полевым командиром?

— Да. — Нухаев глубоко затянулся своей укоротившейся сигарой. — Сун — это ее фамилия — была последней и самой реальной надеждой Китая на воссоединение. Когда она ушла из кино, у нее было более шести миллионов фанатичных поклонников и четыреста — пятьсот миллионов китайцев, которые поддерживали ее. А еще около шестисот телохранителей, из них человек шестьдесят — лучшие профессионалы Китая.

— И она погибла в… не помню, когда. Несчастный случай на воде.

На сей раз улыбка Нухаева казалась искренней.

— Она умерла, когда Тайся-но Си — ты знаешь его под именем Сато — отправился в Китай и убил ее. По приказу Накамуры или нет, мы не знаем.

— Полковник Смерть, — повторил Ник, растягивая слоги. — Отдает дешевкой. Но если ты хочешь сказать, что Сато действует без разрешения Накамуры и не под его руководством, то мне трудно в это поверить.

Нухаев неторопливо кивнул.

— И все же, Ник Боттом, ты должен быть польщен тем, что один из самых эффективных убийц в мире был приписан к тебе на время твоего… гммм… расследования. На твоем месте я бы отнесся к этому факту со всей серьезностью и задумался о возможных последствиях.

— Как скажешь, — сказал Ник. Его начал утомлять этот говнюк с его манией величия. — Ты скажешь мне что-нибудь полезное об убийстве Кэйго Накамуры?

Нухаев натянуто улыбнулся.

— Я только что сделал это, Ник Боттом. «Если не знаешь ни себя, ни противника, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть поражение». [103]

«Опять этот сраный Сунь-Цзы», — подумал Ник.

Он начинал понимать, что именно дон Кож-Ахмед Нухаев ведет себя, как второразрядный негодяй из фильмов про Бонда. Те всегда пытались заговорить героя до смерти, вместо того чтобы нажать на спусковой крючок, когда представлялся случай.

— Ты можешь привести вопросы Кэйго, которые показались тебе необычными? — сменил тему Ник. — Странными? Неестественными?

Дон Нухаев улыбнулся.

— Он и в самом деле спрашивал меня, не продаю ли я Эф-два так же, как флэшбэк. Судя по его тону, он считал этот галлюциноген реальностью… или реальностью в скором времени.

«Ну вот, снова Ф-2», — подумал Ник.

Он преисполнился надежды, что Кэйго Накамура знает о супернаркотике, действие которого определяется фантазиями человека, нечто такое, чего не знает никто другой. Воображение Ника рисовало ему совершенно новую жизнь с Дарой и даже с Вэлом, не шестнадцатилетним, а умненьким пятилетним Вэлом. Из разговоров о Ф-2 Ник понял, что тот гасит дурные воспоминания, оставляя только счастливые фантазии, которые воспринимаются в точности как настоящая жизнь. На всех уровнях. И те, кто верил в существование Ф-2, всегда утверждали, что, в отличие от флэшбэка (где вы всегда стоите чуть в стороне от происходящего, парите над своим прошлым «я», заново переживая события), Ф-2 обеспечивает полное погружение.

— И что ты ему сказал?

Нухаев рассмеялся.

— Сказал, что при наличии спроса стал бы продавать любой наркотик, если бы он существовал… но Эф-два не существовало.

До нас постоянно доходили слухи о нем. Но такой наркотик невозможен. Если вам нужны фантазии, берите героин или кокаин, — так сказал я ему.

— И что на это ответил Кэйго? — спросил Ник.

Какая-то часть его впала в отчаяние из-за того, что слухи об Ф-2 все еще остаются слухами. Но ведь Кэйго спрашивал у поэта Дэнни Оза, стал бы тот пользоваться Ф-2. Что было на уме у этого юнца, черт его дери?

— Кэйго сменил тему, — ответил Нухаев. — И я собираюсь сделать то же самое. Ты понимаешь, Ник Боттом, кто хочет заполучить земли, которые прежде были Нью-Мексико, Аризоной и Южной Калифорнией?

— Наугад я бы сказал, что Мексика… или Нуэво-Мексико, или как эта чертова реконкиста называет здесь себя, — сказал Ник. — Ведь это же их треклятые войска, танки и миллионы колонистов захватили большую часть этой земли и сражаются за остальное.