Смиренно проведя девять аудиенций и со вздохом облегчения услышав, что на этом всё, и вообще, наступает перерыв на обед, я стянула корону, вручила её очередному хранителю, приняла из рук хранительницы обычный обруч и радостно поспешила в свои покои. Пользу от пяти камеристок я поняла очень быстро: делай я всё сама и постепенно, ни за что не управлялась бы за указанное Ладом время. А так меня подхватывал вихрь, сметал прочь платье и мантию, надевал другое, подправлял макияж и выдавал, посвежевшую и изменившуюся соответственно протоколу, через установленные семь минут.

Если вы думаете, что обед — это приятный перерыв в королевской жизни, то вы глубоко ошибаетесь. Потому что не знаю как вам, а мне не нравится обедать под взглядами ста пятидесяти пар глаз. Вы спросите, откуда столько? А посчитайте всех придворных и гостей, которые приехали присягать законной королеве! Причём мой стол ещё и находится на возвышении, так что меня отовсюду видно. И сидеть за ним могут только члены королевской семьи, иными словами — только Иптазээ и Федька. А вокруг нас суетятся виночерпии, хлеборезы, дегустаторы и прочие. В первый раз мне кусок в горло не лез, но вскоре я поняла, что с моей нынешней активной жизнью надо заботиться о нужном количестве калорий.

Ели мы обычно молча — у Федьки такой принцип, я постоянно была ужасно голодна, а Иптазээ всё время думала о своём. Она вообще оказалась очень скрытной, я так ничего о ней и не узнала, кроме того, что имя у неё такое странное, потому что она наполовину исмерянка. Ко мне она относилась как тётушка к племяннице: благожелательно, но не более того. И вообще, мне казалось, ей действительно хотелось оказаться подальше от столицы, не входить в Чрезвычайное правительство и вообще продолжить свои изыскания в области теоретической магии. Но Лад, уж не знаю, как, уговорил её остаться и помогать. Иптазээ много помнила из законов и дворцового этикета, Лад восхищался её умом и дальновидностью. На Главном Совете она редко брала слово, но на Тайном (хотя какой он тайный? Все знают, что ночью собирается узкий круг избранных: я, Федька, Лад и Иптазээ — и обсуждает то, о чём не договорили днём) Иптазээ словно оживала и делала очень полезные замечания. Мне даже приходила в голову крамольная мысль, а не было бы лучше для королевства, если бы она была королевой, а не я? А Лад бы остался её верховным советником, и эта пара уж точно лучше бы справлялась, чем мы с Федькой. А я бы ушла на Грань к Адрею… Мечты, мечты! А впрочем, под десерт очень хорошо мечтается.

Всю вторую половину дня я провела за государственными делами. Перед сбором Тайного совета у меня выдалось сорок пять минут свободного времени — именно столько отмерил Лад.

— Сними, пожалуйста, блок, — попросила я.

— Слава, — начал Лад, но я не дала закончить:

— Хочу сходить к Гверфальфу. Устала, как собака…

Ненавижу кривить душой. И пусть всё сказанное — правда, но Лада я всё равно обманываю, и от этого мне порядком неприятно.

— Хорошо, — согласился Лад. — Только не задерживайся.

— Конечно, — кивнула я. — И с Фёдора, пожалуйста, тоже.

Лад подозрительно на меня посмотрел.

— Хочу всё же попытаться заставить его подружиться с хаклонгами, — пояснила я. — И пусть он учится сам перемещаться, не таскать же мне его за собой?

— Я ослаблю блок, — принял соломоново решение Лад и усмехнулся: — На перемещение хватит, на самозащиту в случае чего тоже, а на новый ураган «ФедОра» — уже нет.

Я ухмыльнулась: это с моей лёгкой руки сюда перешла мода называть тайфуны женскими именами. Как был этому «рад» братишка, лучше не упоминать…

— Ладно, через сорок пять минут буду здесь, — кивнула я, беря дующегося брата за руку.

— Через сорок, — уточнил Лад.

— Хорошо, — вздохнула я. — Фёдор, приготовься. Туда я тебя перенесу, обратно — сам.

Брат что-то буркнул, но ни руку вырывать, ни громко возражать не стал. Хоть бы Лад не заподозрил неладное, глядя на его покладистость!

Я закрыла глаза и пожелала оказаться рядом с Гверфальфом. Пока что — рядом с Гверфальфом, а там и… Ну не могу я бросить Тана, хоть режьте!

*Высказывание о булочках приписывается Марии-Антуанетте (1755–1793), королеве Франции, супруге Людовика XVI. Легенда гласит, что она произнесла эти слова в ответ на сообщение о голодных бунтах и погромах булочных и зернохранилищ в Париже. Достоверность этих сведений сомнительна, однако королевская чета действительно предпочитала упорно не замечать тяжёлой ситуации в стране. Это была не лучшая политика, так что ничего удивительного, что всё закончилось Революцией, а последние Бурбоны были гильотинированы. Как вы понимаете, Славку подобный опыт не очень-то вдохновляет.

«План спасения Танислава» был прост, как всё гениальное: приходим, забираем, уходим. То есть это Федька, как автор, утверждал, что план гениален. А у меня просто не было других вариантов. Не больно-то поразмышляешь, когда весь день идёт работа в режиме нон-стоп, а вечером мгновенно засыпаешь, стоит только добраться до вожделенной постели!

Визит к Гверфальфу был прикрытием, предложенным мной с коварной целью поближе познакомить брата с хаклонгами и изжить в нём комплекс: «раз я не могу превращаться, они будут смотреть на меня, как на урода». Всё, что мне удалось выбить из Федьки, это что Гверфальф говорил с ним от силы три минуты, но успел на восхищённый Федин вопрос: «А я тоже могу вот в такого огромного и крылатого превратиться?» — ответить отрицательно. Причём, если меня искренне сожалеющие интонации ничуть не обидели, Фёдор решил, что его за человека (то есть за хаклонга) не считают, и надулся. И несмотря на то, что наши дальние родственники исправно ждали его в гости, брат демонстративно заявлял, что не желает с ними иметь ничего общего. Сколько я ни заверяла его, что они чудесные, а их Острова — самое волшебное место в этом мире.

И всё же даже нечувствительного к красоте Федьку поразил открывшийся его глазам пейзаж: огромный дом из чисто-белого камня, густые зелёные заросли вокруг и цепочки островов в раскинувшемся под нами море. Брат огляделся и со свойственной ему краткостью восторженно высказался:

— Офигеть!

Я решила поработать экскурсоводом и ляпнула, не подумав:

— Это дом Гверфальфа и Гвердани. А с этой площадки они взлетают.

Федька мгновенно помрачнел и грозовой тучей двинулся ко входу в дом. Только я удивилась тому, что никто не вышел нас встречать, как увидела хаклонга, поднимающегося от морской глади. У меня захватило дыхание: с каждым взмахом огромных перепончатых крыльев множество тёмно-золотых искр пробегало по гибкому зелёному телу красавицы, летевшей в лучах солнца к выступу, на котором я застыла. Плавным движением хаклонг взмыл надо мной, показав нежно-золотистый живот и по-женски изящные лапы, и приземлился рядом, в дрогнувшем воздухе приобретя человеческий облик.

— Слава! — Гвердани в два шага оказалась рядом и крепко обняла меня, прижимая к груди, отпустила и заглянула в глаза (для этого ей пришлось наклониться). — Как я рада тебя видеть! Ты давно не заходила.

— Королевские обязанности, — похоронным голосом ответила я, думая, что никогда не перестану удивлённо таращиться на её действительно неземную красоту.

В человеческом обличье в хаклонгах, казалось бы, всего слишком: слишком яркие и густые волосы, слишком большие, опушённые невероятно длинными ресницами глаза, слишком выразительные черты лица, слишком высокий рост, слишком совершенная фигура… но всё это сливается в них в такой гармонии, что не вызывает ничего, кроме восхищения.

— Я вижу, ты не одна, — заговорщицки улыбнулась мне Дани, даже не оборачиваясь. Я выглянула из-за неё и увидела застывшего в паре десятков метров Федьку. На его лице застыла обречённая зависть вперемешку с восторгом.

— Федя! — окликнула я брата и строгим голосом приказала: — Иди сюда, поздоровайся с тётей Гвердани!